В реальности же гигантский кальмар велик лишь относительно. Масса антарктической разновидности может достигать полутонны. Длина же… зависит от приложенной к кальмару силы. Ловчие щупальца растягиваются. Сам же по себе кальмар — его тело, или же если использовать корректную формулировку, мантия, — длиннее трёх метров не бывает. Существовали, однако, головоногие длина которых без щупальцев достигала 10 метров, а масса 3-4 тонн. Что, опять-таки, не рекорд и для потопления пафосных фрегатов маловато. Но во времена, когда гигантские спруты владели морями, фрегатов ещё не существовало, как не было и тварей равных кракенам по размерам и силе.
Земля начала палеозоя мало походила на современную. В эпоху ордовика и силура — 480-420 миллионов лет назад — на суше песчаные дюны чередовались со скалами и лавовыми полями. Она оставалась практически безжизненной, хотя пятная мхов и лишайников кое-где уже покрывали камень. Не так уж сильно отличался от суши и океан, который также населён был очень слабо. В наши дни основанием пищевой пирамиды являются микроскопические водоросли, обильно плодящиеся в верхнем 200 метровом слое воды повсюду, кроме акватории над большими глубинами, где им не хватает концентрирующихся в придонном слое азота и фосфора. Но тогда основными продуцентами являлись многоклеточные водоросли и бактерии, ведущие прикреплённый образ жизни. Таким образом, биомасса производилась почти исключительно на дне, причём лишь на глубинах не более 50 метров.
Обитаемая часть океана оставалась очень узкой… Но, важно другое. Обитаемым, по сути, являлось только дно на мелководье. Толща воды между ним и поверхностью именоваться «толщей» тогда едва ли заслуживала, и даже делать там было особо нечего. Как следствие, жители моря предпочитали ползать, а не плавать. Такая ситуация привела к бурному расцвету членистоногих — трилобитов и ракоскорпионов — ощущавших к ползанию призвание и практически полностью захвативших океан.
Позвоночные в эпоху ордовика уже существовали, однако напоминали пиявок или червей, жрали ил, и уважением пользовались соответствующим. Конкурировать с членистоногими пытались брюхоногие моллюски, но, располагая всего одной брюхоногой, состязаться с многоногим ракоскорпионом в скорости ползания было трудно. Раковина тоже не очень помогала. Достаточно прочная, чтобы противостоять клешням 2.5 метрового членистоногого ужаса, броня становилась неподъемной.
Моллюски нашли решение. Наполненные газом полости делали раковину невесомой, превращая её в поплавок. Временно уступив противнику бренное дно, улитки воспарили над ним и уже оттуда — пользуясь преимуществом в высоте — внезапно контратаковали. Очень успешно.
Эндоцерас — головоногий моллюск с прямой восьми- или даже десятиметровой похожей на торпеду раковиной являлся суперхищником эпохи ордовика. Равных он не имел не только по силе, но и в скорости, и в остроте зрения, и, вероятно, в совершенстве нервной системы. При этом, с современными головоногими общего он имел не так уж много. Эндоцерас не располагал ещё водомётным движителем и грёб с помощью щупальцев. Приемлемая скорость достигалась за счёт обтекаемой формы раковины и размера, позволявшего оптимизировать отношение мощности к лобовому сопротивлению. Не обзавёлся супермоллюск и рулевыми лопастями. Манёвры в горизонтальной плоскости давались ему с трудом. По вертикали он маневрировал, перекачивая балласт в цистернах. Обнаружив жертву с помощью отличного зрения и догнав её, эндоцерас затапливал ближайшие к голове полости, опрокидывался щупальцами вниз, опускался на добычу вертикально и хватал её. Сами щупальца, кстати, ещё не имели присосок или крючьев и не предназначались для сколько-то сложных движений, к которым способны "руки", например, осьминогов. Эндоцерос просто опутывал членистоногое и подтягивал его к клюву.
В силуре эндоцериды постепенно вымерли, уступив нишу высших хищников отрастившим челюсти позвоночным. Однако, другие головоногие — аммониты — использовавшие сходные, но чуть более прогрессивные технические решения, только вступили в эпоху процветания. Они тоже создавали гигантские формы, и лишь из-за закрученной в спираль раковины это не так бросалось в глаза.