Как большевики из беспризорников создавали сверх-пролетариат
802
просмотров
Война гражданская, а до этого — мировая. Белый и красный террор, продразверстка и военный коммунизм. Голод. На русской улице появляются миллионы детей (7 млн к 1922 году), и в борьбу за неокрепшие души вступают большевики.

Ребенок, оставшийся без родительского попечения, — огромная проблема. Такой ребенок голодает, ворует, к 12 годам обзаводится сифилисом (а возможно, и раньше, — Россия и до революции занимала первое место по бытовому, не половым путем передающемуся сифилису, о котором в Европе уже и не слышали). По подвалам и чердакам в заброшенных домах размещались несчастные, нюхали трофейный кокаин — его в Петрограде было много после войны. Кокаин запивался дурной самогонкой.

Борьба с беспризорщиной становится одним из главных направлений социальной политики коммунистической партии. Возня с уличными детьми — лучший полигон для работы над созданием нового, советского человека.

Новые игры, костюмированные митинги, педагог Макаренко с его индивидуальным подходом к каждому ребенку — все это действительно выглядело очень новым и относительно крестьянского детства в поле, и относительно строгости классических гимназий.

В школах и детских домах чуть ли не каждый месяц — мероприятие. Дети должны твердо усвоить понятия нового коммунистического государства. Годовщина Великой Октябрьской революции, День работницы, День взятия Бастилии, День солидарности трудящихся — все отмечается с большим размахом. Детским учреждениям рекомендовалось проводить и праздники-митинги по случаю: праздник за грамотность, за здоровье, за успех китайской революции, за горняков. Школьники или детдомовцы вместе с учителями и воспитателями готовили доклады, рисовали плакаты, ставили пьесы. Подражали взрослым — и в стилистике, и в широте политического охвата. На празднике по случаю очередной годовщины Октябрьской революции ученики одной из школ несли скелет в цилиндре (разумеется, муляж), в руках у которого был плакат: «Я — Стиннес, крупнейший капиталист, непримиримый враг пролетариата; мое золото — кровь рабочих; мой путь — путь фашиста».

Важная часть революционного торжества — театрализованные представления. Ставили специально написанные пьесы, среди которых, например, «Добрый Санпросвет». Первое действие происходит во рту, второе — в желудке. Пьесы эти пишут зачастую авторы непрофессиональные: учителя, родители, старшеклассники. Лучшие выходят в театральных журналах на правах рукописей. Праздники помогают детям усвоить необходимый минимум новых, советских понятий. Впрочем, первое время дети продолжают писать «рувуляция» вместо «революция».

Детские организации

Детские организации

Для ковки характера не брезгуют и буржуазными методами — появляются организации Юных коммунистов-скаутов — юковцев. Позже на месте юковцев зарождается пионерское движение. В общем-то, те же скауты, но пионер, в отличие от скаута, должен исполнять свой долг не перед богом и государем, а перед рабочим классом. Требования, предъявляемые скаутам, — чистить зубы и стелить постель, — для большинства пионеров были чуждоклассовыми.

Галстук у пионера всегда красный. Ношение галстука вызывает у детей вопросы. Можно ли отбирать галстук у плохих пионеров? Допустимо ли носить пионерский галстук поверх обычного? Галстуки делают из любой красной материи, которая попадается под руку, чаще всего в ход идут платки старших родственниц. Появляются первые пионерские лагеря — туда отправляют детдомовцев и детей работников предприятий.

Борьба с религиозными предрассудками

Борьба с религиозными предрассудками

Детям прививают новое, попутно отучая от старого. Гонят из ребят пережитки и предрассудки. Дети выходят на митинги против елки. Взамен старого Рождества, «поповского», — новое, комсомольское, так называемые комсвятки, которые проводятся 24 декабря по старому стилю. На новом празднике поют на церковный мотив комсомольские песни, рядятся в Колчака, Деникина, Врангеля, кулака, нэпмана, рождественского гуся или поросенка. Школьная святочная игра — одни ребята переодеваются в бога и ангелов, другие задают им издевательские вопросы. В таком виде молодые участники торжества появляются на улицах городов — проводятся шествия и карнавалы.

Елка — такой же атрибут комсомольского Рождества, как и Рождества обычного. Серьезная же борьба с елочными пережитками начинается лишь с 1924 года, с началом крупной антирелигиозной кампании. К каждому празднику выпускаются огромные тиражи антирелигиозной литературы. В предпраздничные вечера дежурные ходят по домам, проверяют — не горит ли где елочка. «Милая елочка» отныне — дикарский обычай. Агитационный стишок того времени:

Скоро будет Рождество —

Гадкий праздник буржуазный,

Связан испокон веков

С ним обычай безобразный:

В лес придет капиталист,

Косный, верный предрассудку,

Елку срубит топором,

Отпустивши злую шутку.

Воспитание искусством

Воспитание искусством

Маленькие коммунисты должны были расти на новой, революционной детской литературе. Две главные детские книги рубежа 20–30-х годов — «Республика ШКИД» и «Кондуит и Швамбрания». Написанные приблизительно в одно время романы рассказывают об одном и том же: как дети придумывают себе идеальный мир и находят его в новом советском государстве.

В действительности же жизнь советского государства едва ли походила на детские грезы. Голод и война с ее последствиями, особенно голод, крысы и кошки — предмет охоты. Литераторы и художники, обеспокоенные такой ситуацией, пишут стихи и картины в поддержку голодающих. На борьбу с детским (и не только детским) голодом бросают лучшие силы русского авангарда. Строго и по делу пишет Маяковский, предлагая менять на хлеб церковное золото:

 Граждане, поймите же, наконец!

Голод дошел до ужаса. Надо дать есть.

 Пронзительно пишет Хлебников:

Дети, разведчики леса,

Бродят по рощам,

Жарят в костре белых червей,

Зайчью капусту, гусениц жирных

Или больших пауков — они слаще орехов.

Художник Сергей Чухонин на большом блюде изображает Мадонну, держащую на руках двух младенцев, умирающих от недоедания. Называется «Голод». Марки, митинги, книги — все идет в помощь «Помголу». К середине 1920-х благодаря не столько авангардному искусству, сколько завершению военного коммунизма удается наконец накормить значительную часть детей.

Поколение, детство которого пришлось на 1920-е годы, — предмет масштабного эксперимента по созданию новых людей в условиях голода и войны. Проверять этих людей на прочность будет другой голод и другая война, всего через десятилетие.

Ваша реакция?


Мы думаем Вам понравится