Как один австриец в Испании в XVI веке боролся за чистоту расы

Немцы на испанском троне

Династия Габсбургов прославилась не только любовью к бракам с не слишком дальними родственниками и выступающими подбородками, но и тем, что при помощи ряда династических браков фактически заняла добрую половину королевских престолов Европы. Вот и первый немецкий по крови король Испании тоже не завоёвывал страну огнём и мечом, а удачно женился.

Избранницей Филиппа, известного под прозвищем Красивый, была дочь той самой Изабеллы Кастильской, которая снарядила в своё время экспедицию Колумба, чтобы тот нашёл дорогу в Азию через Атлантический океан. Звали девушку Иоанной (по испански — Хуаной). Вообще изначально наследницей испанской короны она не была: престол ожидал её брата, также Хуана. Но юноша не дожил до двадцати лет, подхватив какую-то болезнь. Так что, согласно завещанию Изабеллы, престол отошёл жене Филиппа.

К тому времени Хуана уже начала демонстрировать признаки психического расстройства. Править сама она была явно неспособна. Вопрос стоял в том, кто будет её регентом: отец, король Арагонский, или муж? Кортесы Испании выбрали мужа. Но в любом случае Хуане наследовали бы её дети, представители Габсбургов.

Как мы помним, в привычках Габсбургов были браки с родственниками. Родители поборника чистоты испанской крови Филиппа III были друг другу дядей и племянницей. Впрочем, по крайней мере очевидным образом, на его здоровье это никак не сказалось. Филипп III был красивым белокурым мальчиком с правильными чертами лица и вырос в здорового, соразмерно сложенного мужчину приятной внешности.

Сам Филипп женился, кстати, на собственной троюродной сестре Маргарите, родители которой были друг другу родными дядей и племянницей. Забегая вперёд, скажем, что их сын женился потом на дочери своей сестры, и порадуемся, что все эти Габсбурги, по крайней мере, не набрасывались на родных сестёр, а дожидались, пока те родят им жён. Внук и одновременно правнук Филиппа III стал последним Габсбургом на престоле Испании и страдал умственной отсталостью и импотенцией. Это совершенно не помешало ему жениться на своей троюродной сестре. Надо так надо. Но детей ей сделать он не смог.

Энергичный молодой лидер

Когда Филипп III после смерти отца взошёл на престол, дворяне были почти влюблены в него. После вялого старого монарха Филипп казался воплощением энергии. Он с размаху кинулся возвращать Испании величие на ниве внешней политики.

Филипп собрал и послал к берегам Ирландии гигантский флот — Армаду — чтобы помочь католическим повстанцам скинуть иго протестантской Британии. Масштабная операция, правда, потерпела провал. Войска основательно промахнулись с местом высадки и в результате опоздали к началу решающей битвы.

В то же время Филипп был полон намерений разорить давнее пиратское гнездо — Алжир. Не ради сокровищ, конечно, а так, чтобы вернуть порядок в Средиземное море. Филипп вообще был большим поклонником порядка. Всё, что только попадалось ему на глаза, он немедленно строжайшим образом регламентировал. Этикет при дворе достиг небывалой сложности. Гранд, помогающий монарху с утра надевать жилет, не посмел бы налить ему в бокал вина. Новый этикет не давал ни малейшей возможности манёвра ни в поступках, ни в разговорах. Испанцы от него изнывали.

Но и с Алжиром вышла неудача. Говоря откровенно, флот Испании так и не достиг его берегов, повернув раньше. Пираты продолжали чувствовать себя в Средиземном море непринуждённо.

Зато с Голландией сначала всё шло хорошо. Командующий войсками слал победные реляции. Военная удача была на его стороне около двух лет. Затем голландцы стали снова теснить испанцев на своих землях.

Всё это вскоре разочаровало дворянство. Кроме того, они с самого начала ожидали, что с той же энергичностью Филипп возьмётся за экономический кризис, в котором оставил страну его отец. Но все проекты молодого короля оборачивались для казны чрезмерными затратами без какого-либо эффекта, народ облагался всё большими податями и на фоне этого нищал, а жизнь во дворце устраивалась всё более и более пышной.

Спасти Испанию от инородцев

Филипп III недолго оставался в таком отрыве от реальности. В конце концов то ли кто-то напрямую сообщил ему о бедственном положении Испании, то ли он сам, заглянув в бумаги с отчётностью, догадался. Конечно же, как монарх, Филипп должен был выяснить, в чём причины кризиса, наметить пути выхода из него и назначить ответственных.

Филипп соединил первое со вторым, назначив вместо ответственных — виновных. Ешё по восшествии на престол он издал меморандум, подчёркивающий важность чистоты испанской крови и их главенство перед знатностью рода. Вполне логично, что с такими взглядами виновных он нашёл в числе инородцев. Будь дело веке в XIV, и это были бы марраны — крещёные евреи, но к тому времени марраны уже полностью растворились в испанском населении. Пришлось поискать ещё.

Самым крупным этническим меньшинством в Испании начала XVII века были мориски, потомки арабских завоевателей, принявшие католичество. Они были полностью интегрированы в испанское общество, процветали как ремесленники и купцы. Стремясь понравиться окружающим, они так старались, что католические священники восхищались их честностью, трудолюбием, милосердием и высокой нравственностью, сокрушаясь, однако, о недостатке истинного благочестия — например, мориски не имели обыкновения идти в монахи. Последнее, кстати, вызывало возмущение поборников чистоты испанской крови, поскольку считалось средством избежать уменьшения численности. Плодятся, мол, как кролики, пока испанцы сдерживают себя, то обещая своих детей Богу, то сами уходя в монастыри.

В общем, всё ясно было с морисками. Филипп III объявил, что они пытаются монополизировать торговлю и ремёсла и вообще очень мешают Испании процветать. Морисков депортировали. За депортацию они (перевоз на кораблях) они должны были платить из своего кармана. Всё недвижимое имущество и имущество, которое не удалось с собой взять, переходило в собственность феодалов. Тем не менее, многие феодалы защищали морисков и добились примечания к указу о депортации, по которому, для сохранения инфрастуктуры, в местностях, населённых преимущественно морисками, 6 из 100 семей могли остаться.

Поскольку морские путешествия были очень опасны, король милостиво разрешил оставлять детей до четырёх лет на воспитание католическим семьям. На деле мориски предпочитали оставлять малышей тем шести семьям из ста, что оставались. Всего страну покинуло около 300 000 испанцев арабского происхождения.

Тем не менее, экономика от такой решительной меры не только не поднялась, но и даже как будто пошатнулась. В некоторых областях ремёсла сильно пришли в упадок. Феодалы, правившие деревнями морисков и получившие себе их дома и лавки, но лишившиеся их налогов, стремительно беднели.

Тогда Филипп прибег к ещё более радикальным мерам. В 1492 году испанцы приняли меры по интеграции появившихся в стране мигрантов из Византийской Империи — цыган. В принятом указе предписывалось изгонять тех из них, которые не занимаются ремёслами, а самим цыганам строго было предписано избрать себе сеньора-феодала, принять католичество и говорить только на понятном испанском, а непонятный цыганский язык не практиковать.

Хотя с отказом от языка вышла заминка, в целом в стране осталось большое количество цыган. Как и мориски, они не уходили в монастыри, и хотя, вроде бы, торговлю даже близко не монополизировали, очень даже возможно, разворовали к правлению Филиппа III всю страну. Так что через пять лет после окончания депортации испанских арабов Филипп депортировал всех цыган. Больше изгонять по признаку национальности было уже некого, так что осталось ждать, когда начнутся процветание и изобилие.

К сожалению, страна продолжала проваливаться в кризис, крестьяне нищали и голодали, феодалы разорялись, международные долги росли дальше. Возможно, король придумал бы ещё какую-нибудь эффективную меру, но через два года он умер. Смерть его, по слухам, была полна порядка и дисциплины. Выпив после охоты вина, король заснул в кресле у камина. На кресло упала искра, и оно загорелось. Придворные долго и, возможно, с удовольствием искали того единственного гранда, которому по этикету разрешалось подвинуть кресло короля. Тем временем король сгорел.