О чем писали в письмах русские фронтовики Первой мировой войны

Начало войны русское общество в целом встретило с чувством долга. Всеобщая мобилизация в основном прошла успешно, под ружье встало 5,3 млн человек. В начале войны преобладал расчет на массовую, но скоротечную кампанию 1914 года, и при неплохом тогда моральном состоянии войск исход ее виделся успешным. Газеты пестрели боевыми заголовками и новостями о первых локальных успехах.

Но расчет всех воюющих сторон на быструю войну не оправдался, а потери русской армии в нескольких кровопролитных сражениях были тяжелыми. Настроение солдат начинало меняться, что видно в многочисленных письмах фронтовиков. Один из них, М. Сахаров, писал домой 7 декабря 1914 г.: «Нужно сознаться, что война начинает утомлять всех. Порыв воодушевления не может длиться бесконечно. Наступают военные будни, связанные с трудами, лишениями, смягчаемыми только мыслью о конечном успехе».

Товарищ Сахарова В. Маштаков (26-й пехотный Могилевский полк) писал за несколько дней до этого: «Армия наша страшно нуждается материально: сапоги у большинства рваные, белья не имеют, хлеб выдают редко, 2 раза в неделю, чаще же — один раз. Выданного хлеба бывает достаточно на два дня, не более, так что нередко приходится быть голодными. Хорошо ещё, если удаётся заменить хлеб картофелем, а то и его не достанешь никак. <…> Многие легли на поле брани, многие ещё лягут. Да и кто вернётся невредимым? Все поля, где происходили битвы, усеяны убитыми и умершими от ран нашими воинами и немцами. И сколько ещё падёт! Война… Какой это ужас! Смерть и разрушение кругом».

Боевой дух русской армии пошатнулся задолго до Февральской революции

Тяготы этой войны переносились с трудом и оттого, что, по мнению многих солдат, не разделялись в должной мере солдатами и офицерами. Плохая устроенность солдатского быта, отступление 1915 г. подорвали психологическое состояние армии. Изучавший солдатские письма историк В. А. Холодов пишет: «Длительное пребывание на фронте без видимых результатов формировало в сознании солдат ощущение бесполезности и напрасности гибели в бою. Во взаимосвязи с неумелыми действиями командиров, которые были «лишены всякого соображения и инициативы, умеют лишь разводить слово на бумаге…», формировалось пораженческое настроение среди солдат. Ощущение, что их ведут на убой, как деревенский скот, приводило порой к массовой сдаче в плен».

Откровения фронтовиков в письмах действительно производят тяжелое впечатление. Василий Кулаков писал во время так называемого «Великого отступления» 1915 года: «Мы все отступаем и отступаем, дела наши не завидные. В начальстве никакой правды нет, продают все на свете, снарядов не хватает, их, вероятно, совсем нет. Из несчастной пехоты не поспевают полки формировать, крепости все без боя отдали. Это не война, а только людей переводят. Везде все продали. Надоело до самой смерти. Скорее бы что-нибудь: мир или бы убило меня поскорей. Все измучились, как черти, не знаем день и ночь; живем как в аду. Вас. Кулаков».

Последствия неподготовленности к такой войне были серьезны. Многие уклонялись от службы в таких условиях: «Гонят нас уже пять месяцев и никакого результата. Бугульминский полк забастовал, не хочет воевать и много уходит в плен. У нас из роты 7 человек ушло» (Анатолий Колоярцев. 17 декабря 1914 г.).

Прекрасно видел это состояние русских и противник. Например, 20 августа 1915 г. Артур М. сообщал домой из Ковно: «Сегодня, например, взяли в плен 9000 русских. Я видел их, пленные шли 2 часа. Все они упитанные, сильные мужчины. Я представлял, что у русских все хуже. Но во всех было видно нежелание воевать. Многие говорят по-немецки. Некоторые пели «Германия превыше всего». У меня впечатление, что они рады оказаться у нас в плену. Развлекаются с нашими солдатами».

Немцы в 1915 г. писали, что многие русские рады оказаться в плену

Позднее, когда пораженческие настроения распространились и в армиях Германии и Австро-Венгрии, нередко на фронте солдаты враждующих сторон братались друг с другом.

Правительство империи приложило немало усилий для преодоления проблем с обеспечением армии и исправлением ее морального состояния, но кардинальных улучшений так и не удалось добиться. В 1916 г. уже и многие младшие офицеры утратили боевой дух. В известных «Письмах прапорщика-артиллериста» Федор Степун писал (12 ноября 1916): «Пехоты у нас нет. Пополнение с каждым разом все хуже и хуже. Шестинедельной выпечки прапорщики никуда не годятся. Как офицеры они безграмотны, как юнцы, у которых молоко на губах не обсохло, они не авторитетны для солдат. Они могут героически гибнуть, но они не могут разумно воевать. Продовольствие, фураж — да ведь нам, в сущности, ни того, ни другого не доставляют, все это надо промышлять, за всем надо охотиться, как за дичью, и, ей-Богу, я, батарейный командир, чувствую себя более помещиком в неурожайный год, чем строевым офицером. Нечего удивляться, что при таких условиях даже у нас, у кадровых офицеров, начинают иной раз опускаться руки и подыматься мысли: не плюнуть ли на все и не податься ли куда-нибудь поглубже в тыл».

Нехватка кадровых военных и небрежное отношение многих офицеров к работе добивали остатки чувства воинского долга русского солдата. Один из них писал о своем горьком разочаровании: «Я не желаю никому попасть в такую тюрьму, которой является эта так называемая военная жизнь, где самый плохой офицеришка имеет право над тобой издеваться, как только ему хочется. Когда я был дома, я верил, что наше офицерство на высоте своей задачи, но вот когда поближе пришлось столкнуться с этим, то наплюй тому в глаза, кто будет говорить про это, все помешаны на одних только деньгах, наградах и чинах, а заботы о том, как нижний чин живет, одет ли, обут ли, думаю, найдет не у многих».

Равнодушие офицеров к судьбе солдат подорвало силу русской армии

Изучение солдатских писем Первой мировой историками показало, что ощущение бесполезности войны и недовольства действующими властями к началу 1917 года достигло своего пика. Февральская революция была встречена с настроением, ёмко выраженном в письме одного из фронтовиков: «Теперь знаем, за что деремся. Это свое!»