Одилон Редон: как спасал себя от депрессии французский художник и мыслитель, предтеча сюрреализма, утверждавший, что сны реальнее яви

Редон родился в 1840 году в провинции Бордо. Первые одиннадцать лет жизни он провел в семейном поместье Пейербальд, во Франции, и те дни были омрачены разлукой с родителями и почти полным одиночеством. С раннего детства его мучили загадочные припадки, и родители, испугавшись пересудов, поспешили спрятать свое «неудавшееся» дитя от глаз знакомых. Те годы Редон неизменно вспоминал с болью и до последних дней таил обиду на отца.

Затем Одилон сменил несколько школ, каждая из которых, с ее шумом и множеством требований, только усугубляла его состояние. Приступы тревоги и внезапного страха изматывали Редона всю юность, и для него реальность и страшные сны переплетались в единое полотно. Со временем, чтобы избавиться от навязчивых образов, он начал переносить их на бумагу.

Он жил по принципу «главного глазами не увидишь» - но в особом, фантасмагорическом понимании. Редон верил в существование внутреннего зрения, взора, обращенного к тайникам души. Черные рисунки, «черноты», как он их называл, выполненные углем, вытаскивали на свет самые потаенные фобии и кошмары.

Вороны, антропоморфные пауки, вырванные глаза на стебельках, болезненные метаморфозы человеческого тела и неожиданные трактовки привычных предметов заставляли вздрогнуть неподготовленного зрителя. «Я наделяю человеческой жизнью неправдоподобные существа, заставляя их жить согласно законам правдоподобия и ставя… логику видимого на службу невидимому» - писал художник в дневнике, который вел всю свою жизнь.

Впрочем, сам Редон долгое время не пытался снискать славы и рисовал «в стол». Провалившись в 1857 году на первом же экзамене в парижскую школу изящных искусств (отец вспомнил о существовании сына и решил, что тот должен стать архитектором), он потерял веру в себя и способность что-то сказать миру.

И тут на помощь пришла... семья - старший брат взял шефство над Одилоном и ввел его в круг французских интеллектуалов. Состоялось знакомство с Рудольфом Бреденом, гравером-символистом, вдохновившим Редона на работу с графикой. В 1864 году он вновь штурмовал стены школы изящных искуств в Париже и стал учеником Жан-Леона Жерома, а литографии учился у знаменитого символиста и декадента Анри Фантен-Латура. Они считали его не столько учеником, сколько другом, единомышленником, и познакомили с поэзией Бодлера.

Эстетские яды Бодлера разбередили душу Редона настолько, что он выполнил цикл иллюстраций к легендарным «Цветам зла». Ничто так не отражало его внутренний мир, как мрачные строки этой поэмы.

Правда, смелости ему новые знакомства не прибавили. Когда одна из работ Редона прошла конкурсный отбор для крупной парижской выставки, он внезапно испугался нападок критиков и забрал ее за день до открытия.

В тридцатилетнем возрасте этот нервный, утонченный, болезненно мнительный и робкий человек стал... солдатом. Он отправился добровольцем на франко-прусскую войну, вызвав крайнее удивление у всех родных и знакомых. Еще сильнее они были поражены, когда он вернулся домой - стойко пройдя все тяготы войны, с какими-то странно горящими глазами и новыми силами.

Ужасы войны стали новой темой его кошмаров, но теперь он знал, что делать. Он неожиданно сильно горевал, когда умер его отец, но почувствовал себя свободным. Благодаря наследству Редон самозабвенно отдался творчеству.

В 1879 году он наконец издал первый альбом своих «чернот». Особого успеха он не имел, но начало было положено. Вслед за альбомом «В мире грез» последовали графические посвящения Флоберу, Бодлеру, Гойе и Эдгару По. С последним связано самое известное графическое произведение Редона – черный ворон на фоне распахнутого окна.

Он выставлялся на последнем салоне импрессионистов, хотя не имел к ним ни малейшего отношения, более того – презрение импрессионистов к нему было взаимным.

В возрасте сорока лет Редон обрел счастье в семейной жизни, но брак оказался омрачен смертью первенца. Несколько лет он не мог заставить себя рисовать – прошлые кошмары померкли в сравнении с потерей долгожданного ребенка от любимой женщины. Но рождение второго сына заставило его взяться за кисть – и его стиль радикально изменился. Сначала ради заработка он начал писать букеты – почти реалистичные, мерцающие, словно сорванные в райском саду, - и ему это понравилось.

Так в его живопись вошел цвет.

Первые опыты с пастелью он начал еще во время медового месяца, чтобы запечатлеть то опьяняющее счастье, но лишь после очередного душевного кризиса распрощался со своими «чернотами».

Тот, кто рисовал чудовищные глаза и безумных пауков, обрел способность писать сияющие медитативные иконы, всадников в перламутровых лесах, тонкие оттенки рассвета.

Его позднее творчество близко буддистскому искусству и философии – недостижимый мир абсолютного покоя, потерянный рай вечной радости.

Умиротворенные лица, фантастические пейзажи, мечтательный розовый, небесный ультрамарин, образы мифологических существ и добрых духов – таким предстал миру обновленный Редон в своем «цветном периоде».

Он вдруг понял – в его мире есть место счастью. Яркая масляная живопись словно пролила свет в темную душу художника. Этот внезапный поворот и по сей день ставит искусствоведов в тупик.

Смену настроения ощутили и друзья, и критики. Редон снискал уважение Гогена и членов группы «Наби», удостоился выставок по всей Европе и получил Орден почетного легиона.

Эмиль Золя, неоднократно отзывавшийся о Редоне резко и уничижительно, однажды написал ему: «Сегодня я восхищаюсь вами больше, чем любым другим художником: ни один из них не открыл моей душе столь светозарных, дальних и мучительных горизонтов таинственного, которое и есть единственно реальная жизнь».