Десятидневная осада без Хмельницкого

Битва под Берестечком летом 1651 года является самым грандиозным столкновением всего периода Хмельниччины. Трёхдневное полевое сражение хотя и склонило чашу весов на сторону Речи Посполитой, но говорить об окончательной победе было рано. Бегство татар с поля боя, конечно же, осложнило положение казаков, однако они не считали себя разбитыми, а предыдущие победы над поляками давали надежду на благоприятный исход и этой битвы.

Чем заняться после боя

Спустившаяся ночь прервала битву и дала противникам кратковременный отдых. Поляки смогли наконец-то вздохнуть спокойно — похоже, фортуна после трёх дней боёв всё же повернулась к ним лицом. А вот казакам пришлось думать о том, как выбраться из сложившейся ситуации. После ухода гетмана Хмельницкого с татарами во главе казаков встал Филон Джеджалий, то ли назначенный наказным гетманом самим Хмельницким на время своего отсутствия, то ли выбранный казаками. Джеджалий велел под прикрытием табора отступить к казацкому лагерю, который находился между сёлами Остров и Пляшевка. Здесь казаки начали окапываться, укрепляя свои позиции. К утру умение обращаться с лопатой подарило им шанс на спасение своих жизней.

1 июля поляков ожидала неприятная новость: казацкий лагерь за ночь превратился в настоящую крепость. Всю ночь поляки слышали доносившийся со стороны казаков шум, но они даже не представляли, что их ожидает. М. Емйоловский сообщает, что перед жолнерами предстали «окопы и валы высотою в полкопья (…) и не откуда было начать приступ». Историк Иоахим Пасторий резонно отмечал, что соорудить такие укрепления бывшим крестьянам, привыкшим к подобному труду, было несложно. Сам лагерь, по словам шляхтича Войши, находился на выгодном для обороны месте: «впереди только немного твёрдой почвы, с боков окружён болотами, размещён в зарослях над речкою». Восточная сторона, примыкавшая к болотистой Пляшевке, позволяла беспрепятственно выйти из лагеря. Шляхтич Свежевский в письме упоминал, что с востока казацкий лагерь «имеет свободный проход аж на Украину, откуда может получать провиант».

Настроение шляхты, по словам очевидцев, упало. Поляки понимали, что такой лагерь запросто штурмом не взять — придётся либо нести громадные потери, либо приступить к правильной осаде. Весь день польское командование взвешивало все «за» и «против». Коронная артиллерия, впрочем, принялась за обстрел табора, но полевые пушки, прекрасно продемонстрировавшие свою мощь днём ранее, оказались бесполезны против земляных укреплений.

Также поляки начали собирать тела своих погибших. Знатных шляхтичей — их было около сотни — отвезли во Львов, где и похоронили при местном монастыре кармелитов. Остальных предавали земле возле поля боя. К. Свешников считает, что в этот день собирали своих погибших и казаки, но это маловероятно, поскольку табор располагался в удалении от места битвы. Возможно, они похоронили лишь умерших от ран соратников.

Таким образом, первый день осады казацкого табора ограничился лишь разведкой и безрезультатным артиллерийским огнём. Впрочем, Г. Грабянка указывает, что поляки предприняли ожесточённый штурм, длившийся целый день и обернувшийся большими потерями для обеих сторон (в частности, со стороны казаков погиб прилуцкий полковник Шкурат). Однако непосредственные участники осады об этом событии умалчивают.

Размышления продолжаются

С наступлением дня казаки принялись совещаться. Вчерашнее поражение и нынешний польский обстрел навевали нехорошие мысли. О том, чтобы победить, не было и речи. Часть старшины высказалась за переговоры. Чигиринский полковник Михаил Крыса даже обратился с письмом к Иеремие Вишневецкому, прося того замолвить перед королём словечко за казаков. Некоторые, поддавшись панике, решили, что лагерь является большой ловушкой, где рано или поздно им придётся расстаться с жизнью, и начали кто поодиночке, а кто целыми группами покидать его пределы, намереваясь бежать подальше от опасности. Даже полтавский полковник Мартын Пушкарь попытался уйти с частью казаков, но был остановлен.

Особенно сильно поддавались искушению дезертировать казаки, отправленные на противоположный берег Пляшевки для сбора фуража. Дезертиров оказалось так много, что по приказу наказного гетмана казаки начали высылать отряды для их поимки. Эти же отряды должны были не допустить подобных попыток впредь. Однако некоторые из участников «заградотрядов» также дезертировали, мотивируя свой поступок тем, что пока они находятся в лагере, крымчаки грабят их дома.

Впрочем, большинство казаков было настроено довольно решительно и выступало за продолжение боя.

Следующий день особых изменений не принёс. Поляки продолжали совещаться, каким образом можно одолеть казаков. Прямой штурм был чреват значительными потерями, и эту идею отклонили. Немецкий офицер Хубальдт предложил насыпать высокую плотину и спустить все пруды-ставки в округе, чтобы поднявшаяся вода затопила казацкий лагерь. Предложение было дельное, но трудоёмкое, и потому от него тоже отказались. В конце концов поляки постановили отправить людей в ближайшие арсеналы за крупнокалиберной артиллерией, чтобы огневой мощью сокрушить казаков. Также командиры приказали рыть шанцы вокруг казацкого лагеря.

Что дело кончится победой, поляки особо не сомневались, поэтому начали решать не менее важный вопрос о дальнейшей судьбе казачества. Здесь также не было единого мнения. Освенцим сообщает:

«Одни паны советовали помиловать казаков и казнить исключительно старшину и выявленных активных бунтовщиков, другие — дать казакам обещание, а затем, отняв у них оружие и артиллерию и разделив по полкам, всех до единого вырезать, пользоваться оружием навеки запретить, веру отменить, а имя казацкое уничтожить. Однако к согласию не пришли».

Примечательно, что Ян Казимир поддержал сторонников умеренного направления, вспомнив, что казаки не преследовали пилявецких беглецов, не вторглись в Польшу, дойдя до Замостья, и не использовали достигнутую победу под Зборовом. Король заявил, что «не следует нам быть менее благородными, чем казаки». Чтобы полностью блокировать казацкое войско, Ян Казимир приказал И. Вишневецкому и Б. Радзивиллу перейти через Пляшевку, лишив тем самым казаков свободного прохода на восток и перекрыв им доступ к фуражу. Но Вишневецкий потребовал, чтобы король предоставил ему не менее 15 000 жолнеров — ведь в противном случае его отряд, отрезанный от главных сил, казаки могли легко уничтожить. Король отказался выполнить требование воеводы, и казаки по-прежнему пользовались свободным выходом из лагеря.

Казацкие вылазки

Ночью 2 июля казаки совершили неожиданную вылазку и атаковали жолнеров брестского воеводы Шимона Щавинского. Ворвавшись в польский шанец, казаки убили восемь жолнеров и нескольких ранили, однако были отбиты подоспевшими поляками.

3 июля артиллерия с обеих сторон продолжила стрельбу. На некоторых шляхтичей в казацком лагере, удручённых неудачами последних дней, это действовало угнетающе, и они решились на прямое дезертирство в стан врага, рассчитывая, в отличие от черни, на прощение. Своё нахождение в казацком войске они объясняли тем, что утратили в ходе ребелии всё имущество и не видели иного способа сохранить хотя бы свою жизнь. Перебежчики сообщили о тяжёлом положении в казацком лагере, царивших там разногласиях и дезертирстве.

Однако в большинстве своём казаки были готовы продолжать борьбу. Их решимость укрепил универсал Богдана Хмельницкого, который обещал явиться вместе с крымскими татарами уже на следующий день. Ночью отряд из не менее 2000 казаков совершил очередную вылазку. Им удалось отбросить польские сторожевые посты и прорваться до холмов, которые в день битвы занимал татарский хан. Поляки потеряли 80 человек и две пушки. С рассветом польские войска под командованием А. Конецпольского перешли в наступление и отбросили казаков назад в лагерь, вернув одно орудие, которое казаки не успели отвезти к своим позициям. Впрочем, этот успех приписывают и полку Хубальдта.

Днём 4 июля бои продолжились. Казаки совершили очередную вылазку, которую поляки вновь отбили, в ходе боя потеряв убитыми несколько панцирных товарищей. Среди множества раненых были знатные шляхтичи Пясочинский и Сокол. Потери казаков, по подсчётам противной стороны, составили несколько сотен человек. Затем противники вернулись к артиллерийской дуэли, стоившей коронному войску ещё одного убитого товарища и нескольких пахоликов. Количество погибших казаков неизвестно, но, учитывая превосходство польской артиллерии, вряд ли оно было меньшим. Наступившая ночь была лунной, и казаки решили отказаться от вылазки, чтобы не нести потери на подходе к польским позициям.

5 июля боевые действия свелись исключительно к артиллерийской перестрелке. Поляки ожидали, что ночью казаки всё же предпримут очередную вылазку — информация об этом была получена, по-видимому, от перебежчиков. Жолнеры заняли позиции в вырытых накануне шанцах и до утра не сомкнули глаз. Находившийся в королевском лагере шляхтич вспоминал:

«Ночь прошла в страхе, но никакого штурма не было. Возможно, казаки увидели нашу осторожность, так как на всех окопах и валах горели огни».

Вероятно, слова польского шляхтича недалеки от истины, поскольку казаки остались в лагере несмотря на благоприятную для вылазки погоду — луна была затянута тучами и разразился ливень.

Попытка договориться

6 июля казаки, так и не дождавшись подхода Хмельницкого с татарами, выслали парламентёров. В королевский лагерь отправились миргородский полковник Матвей Гладкий, чигиринский полковник Михаил Крыса и войсковой писарь Иван Петрашевский, известный также как Переяславец. Сперва послы выслушали грозную речь великого коронного гетмана Миколая Потоцкого, обвинявшего казаков в союзе с турками и татарами, и лишь потом были допущены пред королевские очи. Казаки передали Яну Казимиру письмо, в котором просили прощения и обязались никогда более не выступать против монарха. Король пообещал дать ответ на следующий день, и послы удалились, оставив в заложниках чигиринского полковника. Михаил Крыса больше не вернулся в казацкий лагерь. Считая, что участь казаков предрешена, он связал свою дальнейшую судьбу с Польшей, заявив, что «давно уже думал убежать из казацкого лагеря, но чернь за ним следила».

7 июля вернувшиеся в польский лагерь послы получили королевские условия, напоминавшие ультиматум. Казаки были обязаны выдать Хмельницкого и Выговского, но так как они в лагере отсутствовали, король был готов удовлетвориться выдачей всех полковников. Также следовало сдать всё оружие и клейноды. Численность казацкого реестра король планировал установить позднее на сейме, а пока он должен был соответствовать Куруковскому соглашению 1625 года — 6000 человек. На ответ казакам отводилось всего два часа, по истечении которых поляки угрожали начать штурм. Казацкие послы сумели выторговать ещё сутки на обсуждение, приведя железный аргумент: королевские требования надо тщательно обсудить, но «сегодня войско пьяное».

В казацком лагере собралась рада, на которую, по некоторым сведениям, позвали даже крестьянскую чернь. Казаки постановили не принимать королевский ультиматум и не отказываться от Зборовского 40-тысячного реестра. На следующий день Миколай Потоцкий получил письменный ответ. Когда великий гетман узнал, что казаки не приняли королевские условия, а предложили новый компромисс, он даже не стал читать письмо, а сразу же его порвал.

И снова бой

После ухода послов поляки возобновили артиллерийский обстрел казацкого лагеря. Огневая мощь заметно возросла, так как наконец-то прибыли осадные орудия. На 9 июля поляки запланировали решительный штурм, но он так и не состоялся — то ли жолнеры из-за слабой дисциплины не смогли вовремя собраться, то ли помешал сильный ливень. Впрочем, М. Крыса подсказал королю рациональное решение, как добиться победы без кровопролитной битвы. По предложению бывшего чигиринского полковника поляки начали насыпать греблю через Пляшевку, желая затопить часть вражеского лагеря, а также снести водой казацкие переправы. Годом позднее за свои заслуги перед Речью Посполитой М. Крыса получил шляхетское звание.

Также на правый берег Пляшевки направился 2-тысячный отряд С. Лянцкоронского, который должен был полностью блокировать противника в лагере. Узнав о польских действиях, казаки поняли, что дальнейшая пассивная оборона обречена на неудачу — пора было переходить к решительным действиям. Первым делом в тот же день казаки сняли с гетманской должности Джеджалия и заменили его Иваном Богуном. Новый гетман решил организовать прорыв из осаждённого лагеря и назначил его на раннее утро. Передовой отряд, который вёл в бой сам Богун, должен был овладеть противоположным берегом Пляшевки, отбросить оттуда силы Лянцкоронского и надёжно прикрыть место переправы. После этого одновременно в трёх местах на другой берег должны были перебраться главные силы.

10 июля на заре Богун с 2000 конных казаков при двух пушках переправился через Пляшевку. Для отряда С. Лянцкоронского их появление стало полной неожиданностью. Его жолнеры численно не уступали казакам, однако брацлавский воевода не знал точно, сколько войск под рукой у Богуна, и потому начал отступать. Без особых усилий казаки выполнили первую часть плана. Путь из окружения был открыт.

Этот успех казаков стал последним. Произошло то, чего никто не мог учесть при планировании битвы. Когда крестьяне узнали, что Богун с казаками переправился на другой берег реки, они приняли его действия за бегство. Решив, что старшина и казаки оставили их на растерзание шляхте, крестьяне стремительно бросились к трём переправам, сея смятение по всему лагерю. Панике поддались и казаки. Множество людей стремилось лишь к одному — перебраться на другой берег. Богун попытался вернуться, чтобы навести порядок, но с таким же успехом можно было остановить морскую волну. Поняв, что войско превратилось в неуправляемую толпу, наказной гетман решил спасаться сам.

Поляки с недоумением прислушивались к шуму, доносившемуся из казацкого лагеря. Их разведчики смогли беспрепятственно подойти к некогда грозному лагерю и даже перебраться через оборонные валы. Когда о происходящем там узнали в польском стане, все поляки разом кинулись к казацкому лагерю, ворвались в него и ударили по скопившейся у переправ толпе.

На безымянной высоте

Бой на переправе грозил превратился в резню. Поляки мстили за предыдущие поражения, за захваченных коронных гетманов под Корсунем, за позорное бегство под Пилявцами, за унижение короля под Зборовом и за весь тот страх, который испытали за годы казацкой ребелии. Они догнали убегавших в панике крестьян и казаков и с упоением стали их избивать. Однако на пути то там, то здесь попадались отдельные группы, оказывавшие сопротивление. Невозможно с точностью сказать, были ли это казаки, оставленные по приказу старшины прикрывать отход, или спонтанно возникшие отряды людей, осознавших, что уйти от смерти сегодня не удастся, так лучше подороже продать свою жизнь и, возможно, кого-нибудь спасти.

Польские очевидцы надолго запомнили один из таких отрядов, состоявший то ли из двух, то ли из трёх сотен бойцов. Казаки заняли позицию на возвышенности среди болот и отбили несколько разрозненных польских атак. Не желая тратить время на людей, готовых умереть, М. Потоцкий предложил им сдаться, обещая жизнь. В ответ казаки вынули из кошелей все имевшиеся там монеты и бросили их в воду. Полякам пришлось стянуть к островку большие силы, и только тогда они сумели прорвать казацкую оборону и смести противника в болото. Но и это был не конец. Казаки уже в одиночку продолжали бой, умирая, но выигрывая драгоценное время для отступающих через переправы. Последний человек из этого отряда взобрался на утлую лодку и, используя в качестве оружия косу, продолжал сопротивляться ещё несколько часов. За ним лично наблюдал Ян Казимир. Жолнеры, боясь приблизится к казаку, пытались застрелить его из мушкетов, но безуспешно. По словам Освенцима, либо жолнеры промахивались, либо пули казака не брали. Впрочем, Шевалье отмечает, что, когда всё закончилось, на теле казака насчитали 14 пулевых ранений. А он всё продолжал бой! Но в конце концов жолнерам удалось его одолеть. Сразу двое бросились на него: один, как и казак, взял в руки косу, а другой, немецкий наёмник, атаковал копьём. Сперва казака ранил первый, а затем пронзил насквозь второй.

Археологи исследовали человеческие останки на месте одной из переправ, и теперь мы можем представить последние мгновения жизни казаков-героев. Один из них, сражаясь лицом к лицу с противником, получил сабельное ранение в голову над левым глазом: лезвие рассекло кожу, оставив на черепе небольшую отметину. С залитым кровью лицом казак начал отступать, а противник, пытаясь добить его, нанёс ещё два рубящих удара в голову сверху вниз, нанеся раны над левым и правым ухом. Продолжая атаку, поляк ударил ещё дважды, на этот раз ниже ушей. Казак, вероятно, начал падать, и шестой удар пришёлся на правую затылочную часть. Впрочем, нельзя исключать, что это дело рук другого поляка, сидевшего верхом. Рухнувшего на правый бок казака добили седьмым ударом, который рассёк шейные позвонки и отделил голову от тела.

Ещё один казак схватился с всадником. Поляк нанёс четыре удара саблей. Первые два оказались слабыми, третий был сильнее, а четвёртый рассёк менингеальную артерию, приведя к обильному кровотечению. Казак согнулся или упал на колени, и в этот момент подбежавший пехотинец ударил топором по склонённой на бок голове. Почти сразу последовал шестой удар, нанесённый тем же топором с такой силой, что начисто срубил затылочный выступ.

Поляки никому не давали пощады. Освенцим пишет, что казаков, как уток, вылавливали из болота и без разбора убивали, не делая исключения ни для женщин, ни для детей. И всё же основная масса казаков вырвалась из окружения и устремилась в глубь украинских земель. В начавшихся сумерках поляки их не преследовали — да и о каком преследовании могла идти речь, когда в руках оказался казацкий лагерь со всем добром.

Десятидневная осада завершилась. Однако торжество поляков было преждевременным. Потеряв до 10 000 воинов, преимущественно крестьян, казаки сохранили боеспособность своей армии, наглядно продемонстрировав это полякам и литовцам несколько месяцев спустя в боях под Белой Церковью. Лучшую оценку сложившейся ситуации дал один польский шляхтич в своей корреспонденции, написав, что «мы выпустили волка из леса, который самим Господом Богом был вручен в наши руки».