Долгая дорога домой: репатриация японских военнопленных из СССР

Вторая мировая война завершилась. Но для сотен тысяч японских военнослужащих, оказавшихся в плену, это не означало немедленного возвращения к привычной довоенной жизни.

Сложно установить как точное количество взятых в плен военнослужащих японской армии, так и число вернувшихся на родину после войны. Исследователи, опираясь на архивные документы, приводят разные цифры. По официальным данным ГУПВИ НКВД — МВД СССР, на 1950 г. в советском плену оказалось почти 640 тысяч офицеров и солдат японской армии. Из этого числа 10% были освобождены и переправлены на родину из Маньчжурии, 2% переданы Монгольской Народной Республике, а 2,5% умерли ещё до вывоза в Советский Союз. В ведение Министерства Вооружённых сил, формировавшего из военнопленных отдельные рабочие батальоны, а также в лагеря НКВД поступило 526 637 человек — чуть более 80% попавших в плен военнослужащих Квантунской армии.

Хронология

Судьбу попавших в плен японцев определяло принятое 4 октября 1946 г. постановление «О репатриации из СССР японских военнопленных и интернированных гражданских лиц». Этот документ вводил должность уполномоченного по делам репатриации, отвечавшего за организацию учёта, размещения и содержания в лагерях лиц, ожидающих возвращения в Японию.

Совет министров СССР принимал решение о каждом акте репатриации, а уже на основании его постановлений Министерство внутренних дел издавало приказы, подтверждающие эти постановления.

Начало массовой репатриации пленных японцев было положено в 1946 году, а завершился этот процесс в 1950-м. Приказ МВД СССР от 11 октября 1946 г. гласил, что количество репатриантов должно было составить не менее 25 000 человек. Чуть позже к ним были добавлены военнопленные, вывозимые с контролируемых СССР территорий — Северной Кореи и Ляодунского полуострова. В 1947 г. на возвращение в Японию могли рассчитывать 160 тысяч военнопленных, а также 12 500 младших офицеров и гражданских лиц.

Большинство военнопленных — около 280 тысяч человек, среди которых было и 94 генерала — ступили на родную землю только после 1948 г.

22 апреля 1950 г. ТАСС выступило с официальным заявлением о завершении репатриации японских военнопленных. Отчёты ГУПВИ МВД СССР свидетельствуют, что количество репатриированных в 1946–1950 гг. военнослужащих Квантунской армии составило 510 409 человек: 488 тысяч офицеров и солдат покинули лагеря МВД и отдельные рабочие батальоны Министерства Вооружённых сил СССР, а ещё 22 409 человек выехали из Монгольской Народной Республики, Северной Кореи, а также с Ляодунского полуострова.

Но лишь в 1956 г. последний японский военнопленный покинул пределы Советского Союза: в СССР после мая 1950 г. ещё оставалось полторы тысячи человек, осуждённых за совершение военных преступлений. 19 октября 1956 г. враждующие стороны заключили соглашение о прекращении состояния войны, что послужило стимулом для завершения репатриации. 23 декабря 1956 г., когда Совместная декларация СССР и Японии о прекращении состояния войны вступила в силу, в Находке сели на корабль остававшиеся в СССР военнопленные, досрочно освобождённые от отбывания наказания. Так последние пленники вернулись на родину.

Как проходил процесс репатриации

Отбор контингента военнопленных, подлежащих репатриации, осуществляло Министерство внутренних дел СССР. Так, на начальном своём этапе решение о репатриации не распространялось на осуждённых за военные преступления и находящихся под следствием. Кроме того, репатриации не подлежали работники японской разведки, контрразведки и карательных органов; преподаватели и курсанты шпионско-диверсионных школ; члены отряда № 731 (специальный отряд японских вооружённых сил, занимавшийся исследованиями в области биологического оружия и проводивший опыты на живых людях); военные преступники офицерского звания; руководители государственных органов Маньчжоу-Го, а также нелояльные по отношению к советскому строю лица и нетранспортабельные больные. Для последних возвращение домой оставалось вопросом времени — по выздоровлении они садились на корабли и отбывали в Японию.

Большинство пленных японцев размещались в лагерях и отдельных рабочих батальонах, рассредоточенных по Дальнему Востоку и Сибири. Отдельные лагеря были созданы в европейской части СССР и в Средней Азии. Для отправки всех их в Японию требовалось перевезти почти полмиллиона человек в транзитные лагеря на тихоокеанском побережье СССР. Ответственными за репатриацию назначались органы ГУПВИ, а с 1948 г. эта функция перешла к руководителям местных органов внутренних дел. МВД требовало жёсткого контроля за качеством транспортировки военнопленных в транзитные лагеря. Создавались комиссии для проверки качества обеспечения эшелонов с военнопленными продуктами питания, необходимыми медикаментами и т. д. До прибытия железнодорожных составов с японцами на место начальники управлений лагерей МВД лично отвечали за жизнь и здоровье репатриантов.

Транзитные лагеря для военнопленных создавались в портах, где швартовались суда, перевозящие освобождённых японцев на родину. Таких лагерей всего было пять — в Находке (№ 380, СССР), в порту Маока (№ 379, Сахалин), в портах Конан (№ 53) и Гензан (№ 51, оба в Северной Корее), а также лагерь № 14 в порту Дальний на Ляодунском полуострове. Кроме того, специальные сборные лагеря занимались подготовкой военнопленных к отправке в транзитные лагеря. Такие лагеря действовали в Забайкало-Амурском (лагерь № 381) и в Восточно-Сибирском (№ 382) военных округах. Туда направлялись больные и ослабленные военнопленные, нуждавшиеся в восстановлении здоровья. Однако чаще всего эшелоны с репатриантами следовали непосредственно в транзитные лагеря.

19 декабря 1946 г. К. Н. Деревянко, представлявший интересы СССР в Союзном совете для Японии, и Верховный главнокомандующий союзными войсками в Японии Дуглас Макартур подписали соглашение о проведении репатриации. Этот документ устанавливал, что пассажирские суда для перевозки японцев и ледоколы предоставляются американцами, а советская сторона несёт ответственность за доставку военнопленных в транзитные лагеря. Советский Союз обязывался отправлять на родину не менее 50 тысяч военнопленных ежемесячно, включая зимние месяцы.

В транзитные лагеря репатрианты доставлялись по железной дороге, а уже по прибытии в порт размещались на кораблях. Из лагеря в порт пленные шли пешком в сопровождении солдат и офицеров Советской армии. Все пароходы загружались и выходили в рейд в тот же день, когда и прибывали в порт. Погрузка людей на борт занимала 2–3 часа. Перед посадкой на корабль проходили прощальные митинги, во время которых отправляющиеся домой японцы могли «выразить благодарность представителям советского народа за заботу и внимание».

Причины и последствия задержки репатриации

Продолжительный срок репатриации объяснялся многими причинами. Задержка в передаче пленных была обусловлена не только финансовыми расходами, ложившимися исключительно на советское правительство (МВД СССР в 1946–1949 гг. израсходовало на репатриацию японских военнопленных 167 284 323 рубля), и закрытием судоходного сезона на зимний период. Советское государство, разорённое длительной войной, для восстановления народного хозяйства отчаянно нуждалось в рабочих руках. К 1946 г. военнопленные японцы были задействованы практически во всех экономических структурах регионов, где размещались лагеря для военнопленных — в Сибири, на Дальнем Востоке и в Средней Азии. Изъятие такого количества рабочей силы из народного хозяйства повлекло бы за собой большие экономические потери. Например, отправка домой японцев, занятых в рыбной промышленности на Курильских островах и Сахалине, грозила остановкой в работе предприятий отрасли на один-два года. Поэтому освобождению и репатриации подлежали в первую очередь военнопленные, не участвовавшие в хозяйственной деятельности организаций, военнопленные, использовавшиеся на второстепенных предприятиях и предприятиях местного значения, а также больные и военнопленные, отнесённые к третьей категории труда, то есть ослабленные и неспособные к тяжёлому физическому труду.

К концу 1947 г. контингент военнопленных был основательно очищен от малопригодных к тяжёлой работе лиц, что позволило качественно улучшить условия проживания оставшихся военнопленных.

Репатриация японских военнопленных не была сугубо внутренним делом Советского Союза. Этот вопрос неоднократно рассматривался Союзным советом для Японии — созданным в декабре 1945 г. консультативным органом, чья работа была направлена на контроль за соблюдением условий капитуляции Японии. Основной акцент делался на девятую статью Потсдамской декларации 1945 г.:

«Японским вооружённым силам после того, как они будут разоружены, будет разрешено вернуться к своим очагам с возможностью вести мирную трудовую жизнь».

Создаются различные органы, занимающиеся вопросами репатриации японцев из СССР — отдел расследования проблем нерепатриированных при МИД Японии, Федерация помощи японским гражданам, Контрольный совет по репатриированным и др. Кроме того, на протяжении всего периода возвращения японских военнопленных в самой Японии насчитывалось более ста общественных организаций, которые занимались сбором информации о жизни соотечественников в советском плену.

Мировая общественность также не оставалась в стороне. Главнокомандующий оккупационными войсками союзников в Японии Дуглас Макартур в течение года получил более 80 петиций с просьбами о содействии скорейшему возвращению японцев на родину. Недовольство японского общества темпами репатриации выливалось в акции протеста. В одной из крупнейших таких акций 15 июля 1947 г. приняло участие около шести тысяч человек.

Союзный совет для Японии неоднократно предъявлял претензии советскому представителю по вопросам репатриации. Представитель США заявлял об умышленном снижении СССР количества высылаемых японцев (Советский Союз не выполнял своё обязательство по ежемесячной отправке 50 тысяч человек), об идеологической обработке репатриантов. На фоне разгоравшейся холодной войны противоречия между союзниками становились всё острее. Затянувшееся на пять лет возвращение военнопленных домой давало американским оккупационным властям возможность для формирования негативного образа Советского Союза в общественном сознании японцев, в чём им помогала и японская пресса, активно публиковавшая рассказы вернувшихся из плена о тяготах пребывания в Союзе.

Новая волна репатриации, начавшаяся весной 1948 г., была встречена с одобрением как японским обществом, так и Союзным советом. Однако вполне объективное снижение темпов репатриации осенью-зимой, связанное с окончанием судоходного сезона, породило новый всплеск недовольства. В Японии прошли очередные массовые демонстрации, 500 человек объявили голодовку, а пресса опубликовала письмо штаба генерала Макартура, в котором Советский Союз обвинялся в умышленном снижении темпов репатриации на протяжении трёх лет и удержании в плену 520 тысяч японцев, что никак не соответствовало действительности.

Негативно было встречено и свидетельство идеологической обработки японцев в плену. 27 июня 1949 г. на родину прибыли 2000 репатриантов, которые, едва ступив на землю, запели «Интернационал» и стали выкрикивать политические лозунги. Японское информационное агентство назвало это событие пощечиной встречавшим, а представители США в Союзном совете заявили о начале «активной кампании, рассчитанной на коммунизацию Японии изнутри», развёрнутой Советским Союзом. Отношения между союзниками накалились настолько, что представители СССР с января 1950 г. перестали участвовать в заседаниях Союзного совета, на которых рассматривался вопрос о японских военнопленных. Официальное сообщение ТАСС об окончании репатриации японских военнопленных 22 апреля 1950 г. не вызвало доверия у представителя США в Союзном совете, и вопрос о военнопленных Квантунской армии был передан на рассмотрение в Генеральную Ассамблею ООН.

США использовали проблему репатриации японских военнопленных для ослабления позиций СССР в Союзном совете и формирования негативного образа советского государства в глазах японского общества. В конце 1940-х — начале 1950-х гг. проблема военнопленных в Японии стала общенациональной, и неторопливое возвращение японцев на родину нанесло большой ущерб развитию советско-японских отношений в послевоенное время.