Иван Грозный против Девлет-Гирея: днепровский рейд Матвея Ржевского

Неудачный «Полской поход» Большого Шереметева вовсе не охладил ратного рвения молодого Ивана IV. Он и его советники вовсе не собирались отказываться от своего плана всячески «утеснить» крымского «царя», а при удобном случае, если удастся договориться с ногайским бием Исмаилом о совместных действиях, — так и вовсе заменить Девлет-Гирея «своим» «царём». Благо у Москвы всегда были в запасе несколько «казакующих» татарских «царевичей»-Чингизидов. Не удалось провести конную рать Полем поближе к крымским улусам — что ж, попробуем зайти с другой стороны. Уж чего-чего, а настырности и упорства в достижении поставленной цели — фамильная черта московских Калитичей — Ивану было не занимать.

«Звезда хвостата…»

Беспокойной и хлопотливой выдалась зима 1555–1556 годов в Москве. На северо-западе зашевелились свеи, и давно вызревавший «нарыв» наконец прорвало: «малая» война на русско-шведском пограничье переросла в «большую». Неспокойно было и в недавно завоёванной «подрайской» казанской земле, где не прекращались мятежи и бунты черемисов, и в земле астраханской, где тамошний «царь» Дервиш-Али строил ковы против своего сюзерена. Добавим к этому посольские хлопоты: один за другим в Москву приезжали послы от окрестных государств, и всех их надо было принять должным образом, разместить, накормить-напоить, выслушать и дать должный ответ. Наконец, царица Анастасия разрешилась от бремени, подарив счастливому отцу дочь, окрещённую Евдокией, что в переводе с греческого означало «Благоволение».

В довершение всего «в великой Пост бысть знамение на небеси: звезда хвостата всходила с востока, хвостом на запад, а была недели з две…». А ведь ни для кого не секрет, что приход «хвостатой звезды»-кометы предупреждает днесь живущих о всяких бедствиях — войне, море, голоде, нашествии прузей и прочих несчастьях, коими Господь карает грешников за их нечестие.

И беда не замедлила явиться. Ещё «хвостата звезда» не успела сойти с небосвода, как в начале марта 1556 года в Москву прискакали люди с Поля, от станичного атамана Михалки Грошева, со взятыми татарскими «языками». Допрошенные с пристрастием, пленные бусурманы показали, что крымский «царь» задержал у себя русского посла Фёдора Загряжского и государева гонца, учинив им «нужу», а сам «царь» снаряжался по весне со своими людьми «на царя и великого князя украину».

К подобного рода вестям в Москве относились более чем серьёзно: печальный опыт подсказывал, что лучше такими новостями не пренебрегать — слишком дорого может стоить ошибка. Само собой, по весне на «берегу» должна была развернуться большая рать, но хватит ли её сил для того, чтобы отразить приход «царя»? Значит, надо готовиться самому Ивану со своим «полком», созывать под свои знамёна двоюродного брата Владимира Старицкого с его людьми, мобилизовать служилых татарских «царевичей», а то и самих «царей». Всё это требовало и времени, и денег — причём немалых. А если пленные солгали: ведь в степной войне побеждает не сильнейший, а хитрейший? Одним словом, полученная информация должна быть проверена и перепроверена надёжным человеком, который не подведёт.

И такой человек нашёлся. Им оказался недавно прибывший в пограничный Путивль наместником Матвей Ржевский по прозванию Дьяк, опытный боец и стрелецкий голова. По царскому указу и боярскому приговору велено было Ржевскому идти из Путивля на Днепр с казаками, а оттуда двигаться дальше в низовья реки, «под улусы Крымскые и языков добывати, про царя проведати». И уже на основании этих добытых воеводой и его людьми известий в Москве и планировали действовать дальше.

Ветерану казанских походов собраться — только подпоясаться. Пока не сошёл снег, Ржевский со своими людьми выступил по зимнику в поход, «пришёл на Псел-реку, суды поделал и пошёл по наказу». Вряд ли с ним было много людей — времени, чтобы поделать струги на большую рать, у Ржевского было немного (Псел обычно вскрывается ото льда в конце марта), раздобыть «суды» на месте, в безлюдной степи, было нереально, равно как и доставить к месту строительства стругов всю необходимую судовую снасть. Но Ржевский успел.

В мае 1556 года он со своими людьми уже был в низовьях Днепра, на том самом Мамаевом лугу, куда не дошёл прошлым летом Иван Большой Шереметев со своей ратью. Отсюда Матвей Ржевский отправил гонца в Москву с вестью: «выбежали» к нему из Крыма русские полоняники, да сказывали, что крымский «царь» «вышел на Конские воды со всеми людми, а хочет ити на царя и великого князя украйны».

Тем временем в Москве и на «берегу»

Отправив Ржевского в дальний рейд с разведывательным целями, Иван и его советники отнюдь не собирались складывать все яйца в одну корзину. С аналогичной миссией на Дон отправились дети боярские Данила Чулков и Иван Мальцев. Бдительно наблюдали за тем, что происходит в Поле, и пограничные воеводы в городах на крымской «украине». В мае, вскоре после вести от Матвея Ржевского, в Москву пришло новое сообщение с Поля: бежавший из Крыма путивлец Дементий Иванов сказывал, что крымский «царь» вышел из Крыма и собирается идти на Тулу или Козельск.

Намерения хана как будто прояснились, и «по тем весте царь и великий князь приговорил з братиею и з бояры, что ити ему в Серпухов да туто собрався с людми да ити на Тулу и, с Тулы вышедши в Поле, дождатися царя и делати с ними прямое дело, как Бог поможет». 18 июня 1556 года государь со своим двором, князем Владимиром Андреевичем и казанским «царём» Семионом выступил в Серпухов.

Прибыв на «берег», Иван Грозный приказал устроить большой смотр всем ратным людям: «да уведает государь свое воинъство, хто ему как служит». Похоже, на этот раз смотр прошёл успешно. Летописец с удовлетворением отмечал, что «свезли к государю спискы изо всех мест (смотр проводился во всех полках «береговой» рати, разбросанных по Оке от Тарусы до места впадения Лопасни в Оку), и государь сметил множество воинства своего, еже преже всего не бысть так, многие бо крышася, от службы избываше». Иван остался доволен: если крымский «царь» придёт (а в том, что он придёт, никто не сомневался), то ему будет оказан достойный, воистину царский приём. Хан не сможет сказать, что его встретили и проводили без должной его титулу и сану «чести». Чтобы не упустить момент прихода долгожданных «гостей», по решению военного совета за реку был отправлен с передовой ратью, «ертаулом», окольничий Никита Шереметев, брат Большого Шереметева, с задачей подготовить выход в Поле государевой рати.

Смотр закончился. Шереметев ушёл на реку Шиворонь присматривать место, где могли бы стать русские полки, а от «полских» сторожей вестей всё не было и не было: «царь» как сквозь землю провалился. Напряжение в русской ставке возрастало: неужели всё напрасно, бусурманы придумали какую-то хитрую стратагему? И тут к царю доставили девятерых татаринов, что взяты были под Азовом Данилой Чулковым. Голова сумел погромить татарский отряд в двести сабель, а взятых пленников поторопился отослать к государю — уж очень ценные сведения они сообщили.

Оказывается, хан пропал не случайно. «Языки» сказывали, что Девлет-Гирей и в самом деле выступил было в поход на государеву «украину», однако его сторожи на подходе к русскому пограничью взяли «языка», некоего «мужика в Северскых вотчинах». Тот на расспросе показал, что великий князь с ратью ждёт гостей на Оке. Руководствуясь принципом «не делать того, что ожидает неприятель», да и памятуя о прошлогоднем афронте, хан отказался от намерения напасть на русскую «украину» и повернул «на Черкасы». Как-никак, но и в Крыму, и в Стамбуле, где сидел крымский сюзерен, со всё возраставшим неудовольствием наблюдали за тем, как Москва протягивает свои руки в их вотчину, на Кавказ. Наказать неверных черкесских князей за их сношения с «московским», как говорится, сам Аллах велел. А если к этому присовокупить ещё и вполне осязаемую выгоду от этого похода в лице пленников, в особенности пленниц, то и спорить было не о чем — «на Черкасы» так «на Черкасы»!

Но покарать черкесских князей крымскому «царю» не довелось. Пленники дальше сказывали, что пришёл «царь» на Миус-реку, «и тут за ним прислали ис Крыму, что видели многых людей Рускых на Днепре к Ислам-Кермену, и царь по тем вестем воротился в Крым».

То, что «сказки» полонённых татар не ложь, подтвердил и бежавший из крымского плена сын боярский Моисей Дементьев — похоже, что он был из тех ратников, что попали в неволю после сражения при Судьбищах. Он сказывал, что крымский «царь» «со многим собранием» шесть недель стоял на Овечьих водах, ожидая сведений от своих разведчиков: что там надумал «московский»? А узнав о том, что его уже ждут на «берегу», поворотил «на Черкасы» — «и с того сытым быть». «И как пришол царь под Азов, — продолжал Моисей, — и тут за ним ис Перокопи прислали, что царя и великого князя люди идут Днепром под Ислам Кирменю. И по тем вестям царь в Крым воротился…». Хан вернулся в свой юрт 16 апреля, а Моисей бежал из Крыма неделей позже (выходит, что некие государевы ратные люди были в низовьях Днепра в начале второй декады апреля 1556 года).

Ивану стало ясно, что большого набега в это лето ждать не стоит, потому он приказал оставить на «берегу» на всякий случай воевод с ратными людьми, а сам 26 июня повернул на Москву. К этому времени он уже знал, что за «царя и великого князя люди» шли Днепром к Ислам-Кермену (ныне Каховка).

Ржевский на Днепре

Оказывается, спустя пару дней после того, как Моисей Дементьев сказывал Ивану свои «сказки», в ставку в Серпухове прибыли гонцы с донесением от долго молчавшего Матвея Ржевского. Воевода сообщал государю, что, действуя по его наказу, он и его люди «ходили на крымские места, а с ними черкасы и казаки, и улусы воевали, и под Ыслам Кирменем и на Белогородцком поле и на Очаковском месте были, и посады пожгли». Оказывается, по дороге в низовья Днепра к Ржевскому присоединились тамошние литовские казаки-черкасы из Канева во главе со своими атаманами Млымским и Михайлом Есковичем. Получив такое подкрепление в лице надёжных, знающих проводников — литовские «украинные» казаки давно уже жили с татарами как кошки с собаками, не упуская случая пограбить крымские улусы, — Ржевский решил выйти за рамки данных ему инструкций и проявить инициативу. Она оказалась и к месту, и вовремя.

Дьяк решил, что раз уж у него теперь людей стало по меньшей мере вдвое больше, то почему бы ему не учинить активный поиск в Поднепровье, навести шороху среди татар, а заодно и поживиться скотом и ясырем. Со своим разношёрстным воинством он попробовал было изгоном напасть на Ислам-Кермен, но был обнаружен — план не удался. Тем не менее, не сумев взять и разорить татарскую крепость, Матвей и его люди «тут кони и многую животину отгонили» и пошли дальше, на османскую крепость Очаков.

Здесь русских не ждали. Ратникам Ржевского удалось взять очаковский острог, побить многих турок и татар и взять «языков», после чего с добычей и полоном они повернули назад. Очаковский бей со своими людьми бросился в погоню, но попал в «подсаду», устроенную в днепровских плавнях казаками. Ржевский сообщал Ивану, что он «побил ис пищалей многых людей и сам отошёл здорово со всеми людми» обратно к Ислам-Кермену.

Тут Ржевского и его людей дожидался сын Девлет-Гирея и его наследник-калга Мухаммед-Гирей, «а с ним весь Крым, князи и мырзы». Укрепившись на одном из островов под Ислам-Керменом, казаки Ржевского шесть дней отбивались от татар пищальной пальбой. В ночь на седьмой день казаки совершили смелую вылазку и угнали татарские табуны. Переправив их к себе на остров, они перебрались на другой берег Днепра, «на литовскую сторону», и пошли на север, оберегаясь от татар. Впрочем, калга не преследовал Ржевского — он потерял немало людей. Да и лишившись заводных коней, татарам было сложно гоняться за казаками, у которых коней теперь было в избытке.

На обратном пути Ржевский и отправил к царю своих гонцов, казаков Гришку и Костю да тулянина Якуша Щеголева с «крымскими вестями». Помимо описания своих подвигов, он также сообщал, что хан не собирается идти на государеву «украину» не только потому, что его намерения стали известны в Москве и что на «берегу» незваных гостей уже ждут. Ещё одной немаловажной причиной отказа Девлет-Гирея от первоначального замысла было и то, что, по словам Ржевского, у «царя» многие люди «поветреем померли». Тем самым он подтвердил прежние сообщения о разразившихся в Крыму эпидемии и море.

Помимо гонцов Ржевского в Серпухов прибыли два беглых полоняника, князь Афанасий Звенигородский и сын боярский Верига Клешнин «с товарыщи» — надо полагать, ещё одна группа судьбищенских пленников. Они также сообщили, что хан на государеву «украину» не идёт, «а бережётся царь Крымской на собя приходу от царя и великого князя…».

В довершение всего к царю прислал гонца и донской атаман Мишка Черкашенин. В то время, когда Ржевский храборствовал под Ислам-Керменом и Очаковым, атаман воевал окрестности Керчи и взял тут пленников, татарина и турка. Они подтвердили слово в слово бедственное положение крымского «царя» и его страхи относительно появления русского воинства в пределах крымского юрта.

Осенний счёт

Тревожное лето 1556 года клонилось к закату. По всему выходило, что «хвостата звезда» не оправдала своей репутации. Тут и свейский король Гастаус (Густав Васа) прислал своего посла с грамотами и с предложением замириться, и астраханский кризис разрешился к вящей славе Божией — русские ратные люди побили зарвавшегося Дервиш-Али, которому не помогли и присланные от крымского «царя» 700 татаринов, 300 «янычен с пищалми» и пушками во главе с неким Атман-Думаном, и в «подрайско»-казанской «землице» мятежная черемиса была неоднократно побита государевыми ратными людьми и верными царю туземцами, и перемирие с Великим княжеством Литовским было продлено. И что самое главное — грозовая туча, которая как будто нависла и погромыхивала дальними громами над «крымской украйной», рассеялась без следа. На радостях Иван 10 сентября отправился вместе с женой, старшим сыном Иваном Ивановичем и братом Юрием в паломническую поездку в Троице-Сергиев монастырь, вернувшись обратно в столицу 29 сентября.

Здесь его поджидали очередные гонцы от Ржевского, казаки Трухан Павлов и Рослый Степанов. Они передали государю грамоту от воеводы с новыми «крымскими вестями». В ней говорилось, что на обратном пути в Путивль воевода и его люди побили в Поле несколько татарских «станиц», а в тех станицах было «человек по сту и по полтораста, а с иными двесте, а с иными по пятидесят». Те на свою голову решили попытать счастья на государевой «украине», да попали вместо овчарни на псарню и сами оказались стрижены. Взятые с бою девять татарских «языков», некий Алибаба со товарищи, были доставлены в Москву. На допросе они показали, «что пошли они ис Крыму, а царь крымской был в ту пору в Перекопи, а люди все в собранье были, и перед походом их людей всех роспустил, а самому царю и большим людем не бывать никуды».

Одним словом, новый, 7065 год (на Руси тогда год начинался с 1 сентября, а летоисчисление велось от сотворения мира, отстоявшего от Рождества Христова на 5509–5508 лет), начинался более чем благоприятно. Перед Иваном открывались блестящие перспективы. Поход Ржевского, задуманный с ограниченными целями, благодаря поддержке литовских казаков и решительности и инициативности иванова «центуриона», разом изменил обстановку на крымском «фронте». Смелый рейд русских служилых людей в низовья Днепра поспособствовал тому, что черкасский и каневский староста князь Д.М. Вишневецкий перешёл на службу к Ивану Грозному. Посланный от него тот самый Михаил Еськович, что ходил с Ржевским на Ислам-Кермен и Очаков, доставил в Москву княжескую грамоту, в которой тот бил челом царю и великому князю, «чтобы его (Вишневецкого, а вместе с ним и его козаков) государь пожаловал, а велел себе служить, а от короля из Литвы отъехал и на Днепре на Кортицком (на той самой знаменитой Хортице) острову город поставил против Конскых вод у крымских кочевищ».

Само собой, царь и великий князь не пропустил возможность заполучить такого вассала, да ещё и на ближних подступах к крымскому юрту. Он отправил на Хортицу своих детей боярских А. Щепотева и Н. Ртищева «с опасною грамотою и з жалованием». Вишневецкий же ковал железо, пока оно горячо — в то время, как его гонец ездил в Москву, а оттуда дети боярские пробирались осенними дорогами на Хортицу, князь со своими людьми 1 октября 1556 года напал на Ислам-Кермен, «людей побил и пушки вывез к собе на Днепр во свой город».

В конце 1556 года в Москву прибыло из Крыма ханское посольство с купцами и отпущенными «на окуп» попавшими в плен в сражении под Судьбищами в 1555 году русскими детьми боярскими. От имени своего государя крымские послы заявили, что их правитель «всю безлепицу отставил», а потому «царь бы и великий князь с ним помирился крепко, и послов бы промеж собою добрых послати, которые бы могли промеж их любовь зделати, и было бы кому верити».

Почему хан вдруг заговорил в таком медоточивом тоне, стало ясно после того, как Иван прочёл грамоту от Фёдора Загряжского. Русский посол сообщал государю, что хан всё лето просидел безвылазно в своём улусе, ожидая нападения русских ратных людей. Вот, оказывается, какой страх нагнал на татар и их «царя» Ржевский со своим немногочисленным, явно менее тысячи казаков, отрядом! Более того, в панике Девлет-Гирей даже запросил помощи у своего господина, турецкого султана, но не получил её.

Кроме того, оказывается, не только Вишневецкий взял у него, у крымского «царя», Ислам-Кермен, но ещё и черкесский князь Сибок «со своей братьей» занял пару крепостей хана на Кубани. И наконец, татарская знать, недовольная ханом-неудачником, замыслила было заговор против него, проча на трон двоюродного брата касимовского и казанского «царя» Шах-Али Тохтамыша. Правда, хан сумел раскрыть комплот, и Тохтамыш бежал из Крыма. Но всё равно новость о том, что среди крымских «князей и мырз» есть недовольные правлением Девлет-Гирея, не могла не греть душу Ивана.

И, наконец, самое важное следствие рейда Ржевского. В январе 1557 года к ногаям отправилось большое посольство. Оно должно было добиться принесения бием Исмаилом и его мурзами шертной грамоты Ивану и заключения союза, направленного против Крыма. Послы должны были заявить Исмаилу и его мурзам, что теперь «государя нашего дорога найдена х Крыму Днепром, и та дорога добре добра. Возможно ею государю нашему всякое свое дело над Крымом делати, как хочет». Ну а раз так, то за чем дело стало? Только за прочной договорённостью о совместных действиях против «крымского»!

В ту же зиму 1556–1557 годов на Псле примерно в 250 вёрстах (267 км) к югу от Путивля был поставлен Псельский город. Он явно должен был стать тыловой базой для операций против Крымского юрта. Очевидно, в Москве решили запустить в дело «казанский» (или «астраханский») сценарий подчинения Крыма своей воле. «Война двух царей» продолжалась.

Продолжение: Иван Грозный против Девлет-Гирея: путь к морю.