Как из оккупированной нацистами Европы дочь Марка Шагала вывозила отцовские картины

Уловку придумал Альфред Барр, тогдашний директор нью-йоркского Музея современного искусства. Он пригласил Шагала организовать персональную выставку — чтобы тот как можно скорее получил визу в США. Барра поддержали еврейско-американские организации и коллекционеры, оплатившие проезд. Художник и его жена Белла ухватились за эту возможность и покинули Францию в большой спешке. Они взяли что могли, но вынуждены были оставить две самые заветные ценности.

Одной из них была Ида — их единственный ребёнок, которая не могла получить визу по приглашению Барра. Другой стали основные картины художника.

Перед отъездом из Европы Шагал сделал попытку отправить в Соединённые Штаты свои красочные полотна с изображением коров, скрипачей и русских крестьян. «Главным капиталом художника были его картины», — поясняет Сьюзен Тумаркин Гудман, почётный куратор Еврейского музея в Нью-Йорке. Там в 2013 году прошла выставка «Шагал. Любовь, война и изгнание». Однако мастер не смог организовать безопасное путешествие через Атлантику для 25-летней Иды и её мужа Мишеля Горди.

«Всё происходило слишком быстро, чтобы строить ещё какие-то планы», — отмечает Галя Димент, профессор русской литературы, изучавшая отношения Шагала с Идой и тех хаотических обстоятельств, которые сопровождали отъезд художника из Франции. Перед этим его ненадолго арестовал в Марселе лояльный Гитлеру режим Виши. «Они определённо беспокоились о благополучии Иды, но понимали, что Шагал из-за своей известности находится под дамокловым мечом повторного ареста и отправки в лагеря», — продолжает Димент. Он был не только евреем — нацисты заклеймили его как «дегенеративного» художника.

Итак, Шагал и Белла быстро уехали, завершив два года бегства от Третьего рейха. Ещё в 1939 году супруги покинули Париж, скрываясь всё дальше на юг по мере приближения немецких войск к северным границам Франции. На каждое новое место они перевозили ящик с картинами. Однако отправлять его в США пришлось отдельным рейсом.

Сойдя на берег в Америке, пара выяснила, что ещё в Европе драгоценную коробку конфисковали испанские таможенники. Взволнованный Шагал написал Иде, которая застряла на юге Франции, и дочь предприняла героическую попытку спасти работы отца. Она в одиночку отправилась в Испанию вызволять ящик.

Всё усложнилось, когда её муж Мишель, который поехал за женой несколькими днями позже, был арестован на испанской границе. Иде пришлось приложить усилия сразу для двух освобождений — отцовского наследия со складов таможни и собственного супруга из тюрьмы. Ей гениально удалось и то, и другое. «Ида умело и настойчиво играла на бюрократической арфе, натягивая все необходимые струны», — пишет Сидней Александр, биограф Шагала.

Но вскоре возникло ещё одно непредвиденное препятствие: из Европы почти не уходили суда.

К концу лета 1941 года осталось мало таких кораблей, как «Моузинью», который доставлял в США беженцев — таких, как чета Шагалов. При толике удаче и за деньги родителей (Марк и Белла не смогли внести свою лепту) Мишель купил два дорогущих билета на борт парохода для спасающихся евреев. Эти «пропуска на волю» обошлись по 600 долларов — примерно по 11 тысяч за каждый по нынешним ценам. Молодые люди решили самоотверженно рискнуть и собственными жизнями, и драгоценными работами отца Иды.

Вывозить картины из Европы в начале Второй мировой войны было безумием даже при наличии денег. Американская галеристка еврейского происхожденияПегги Гуггенхайм перед немецкой оккупацией отчаянно скупала работы ведущих художников в Париже. В 1941 году она отправила холсты из Европы, спрятав их свёрнутыми в партии постельного белья и одеял.

Эти условия можно считать практически идеальными по сравнению с теми, в которых Иде и Мишелю пришлось вывозить картины Шагала в ящике размером 2×2×1 метр. В августе 1941 года им достались места на пароходе «Навемар», который изначально предназначался для перевозки грузов и не более пятнадцати человек. Теперь же его в спешке переоснастили под 1180 людей и четырёх живых быков, которых съели во время 40-дневного плавания (на судне не было холодильников). Условия были кошмарными, но это был последний выход для беженцев. Многие из них умерли во время перехода.

«Навемар» вышел из Лиссабона 17 августа. Марк Шагал и Белла с тревогой следили по газетным статьям за его передвижением. «Сегодня мы прочли, что „Навемар“ — это плавучий концлагерь», — в панике писал художник Моррису и Этель Тропер, европейским директорам организации «Американского еврейского объединённого комитета». В другом послании Троперу он сетует: «Они больны, температура 40, без лекарств, без воды и еды. Мы не спим ночами, не можем есть, думая, что дети живут как животные».

Ида и Мишель действительно жили как животные среди животных. Они решили взять места на палубе — там же, где находилось импровизированное стойло для быков — чтобы картины не повредила влага. Неизвестно, сколько работ Ида пронесла на корабль, каждый сантиметр которого был отведён для спасения человеческих жизней.

Тем не менее, и Ида, и Мишель, и холсты пережили путешествие. Интуитивное решение дочери Шагала путешествовать на палубе в конечном итоге оказалось мудрым, потому что весь багаж в трюме корабля сгнил и был выброшен в Нью-Йорке.

В 1945 году Ида организовала ещё одну операцию по спасению работ отца из Европы. Есть легенда, что однажды в парижском кафе она подсела к американскому разведчику Конраду Келлену и спросила, не собирается ли он на родину. Когда тот ответил утвердительно, она уговорила его прихватить с собой множество полотен Шагала, оставив себе одно в качестве платы. Келлен неохотно согласился, и более месяца вёз картины, оберегая их от всех опасностей. Свой «премиальный» холст он продал в 1950-х.

Музей современного искусства в Нью-Йорке всё же организовал персональную выставку Шагала — ту, которую Альфред Барр придумал, чтобы вытащить художника из Европы в начале войны. Она состоялась в 1946 году, и это было — назовём так — долгожданное возвращение мастера к нормальной карьере после долгих лет глобального хаоса и личной неустроенности. Преуспевающий художник еврейского происхождения был показан сразу после Холокоста — и его чарующие картины с парящими любовниками, огромными петухами и задумчивыми раввинами вряд ли смогли бы выжить, если бы не храбрость и решительность его дочери Иды.