Концлагеря острова Мэн

В августе 1914 года выяснилось, что десятки, а то и сотни тысяч подданных вступивших в войну держав находятся на землях противника. Военные и гражданские лица оказались заложниками тотальной войны, которая, продолжая и развивая опыт малых конфликтов начала ХХ века, ознаменовала начало эпохи концентрационных лагерей. Естественно, условия содержания разных категорий узников различались от лагеря к лагерю и от страны к стране. Точно так же, как в Германии организовывались лагеря, подобные созданному в Рулебене близ Берлина, они строились и по другую сторону Ла-Манша.

Иностранцы в Британии и начало лагерной системы

Великобритания в начале ХХ века привлекала множество иностранцев, значительное число которых было выходцами из Центральной и Восточной Европы. Немцы, австрийцы, поляки, евреи и другие жители Германии и Австро-Венгрии работали в сфере обслуживания, банках, были врачами и учителями, учились в университетах. Множество аристократических британских семейств имели родственные связи с германскими дворянами.

Так, Роберт Грейвз был родственником знаменитого историка Леопольда фон Ранке, а кое-кто из немецких кузенов этого знаменитого впоследствии британского писателя и поэта дослужился до чина генерала и воевал на Западном фронте. Что говорить, сама королевская семья Великобритании была теснейшим образом связана как с Гогенцоллернами, так и другими владетельными домами Германской империи.

С началом войны по Британскому королевству, как и по другим странам Антанты, прокатилась волна антинемецкой истерии, высшей точкой которой стали майские погромы 1915 года в Лондоне, Ливерпуле и других крупных городах. Их причиной стала гибель парохода «Лузитания», торпедированного немецкой подлодкой близ берегов Ирландии.

Немецкие фамилии, названия ресторанов и магазинов, а также подававшихся и продававшихся в них блюд и продуктов, названия улиц, садов, вообще топонимы, имевшие германское происхождение, решительно заменялись на английские аналоги. Естественно, стали мишенью для толпы и работавшие в британских городах уроженцы Германии и Австро-Венгрии. Налеты цеппелинов, обстрелы прибрежных городов, рассказы о жестокостях немцев по отношению к мирным жителям оккупированных территорий только подогревали антигерманские настроения.

Однако подданными вражеских государств заинтересовалась также армия и органы правопорядка. Некоторые немцы, видимо, не без основания, подозревались в работе на германскую разведку. Кроме того, допустить переход к противнику нескольких десятков тысяч боеспособных мужчин было бы преступлением. Большей частью иностранцы из враждебных держав были немцами из Германии (57 000 на середину 1914 года), несравненно меньшие группы образовывали также выходцы из Австро-Венгрии и уроженцы Османской империи. Больше всего иностранцев жило в Лондоне и его окрестностях.

Надо отметить, что эти гражданские лица и составляли на протяжении всей войны основной контингент специально образованных лагерей для пленных. Пленных с Западного фронта, как отмечает историк Паникос Панаи, на территории Великобритании поначалу было очень мало, появились они у британской армии в большом числе только в конце 1917 года, а пленных с Ближнего Востока на Британские острова, за небольшими исключениями, не привозили.

Специальная правительственная служба для надзора за гражданскими лицами из враждебных государств и военнопленными появилась уже в августе 1914 года, а в 1915–1916 гг. ее преобразовывали согласно новым директивам правительства. Так, в мае 1915 года, после затопления «Лузитании», все подданные враждебных государств мужского пола вне зависимости от их пригодности к военной службе должны были отправиться в лагеря и оставались там вплоть до 1919 года. До этого многие оставались на свободе, обязуясь не покидать пятимильной зоны вокруг места жительства и регулярно отмечаться в полиции. Кроме того, в августе 1914 года появилось специальное бюро информации о пленных, поскольку этого требовала соответствующая статья Гаагской конференции.

К сентябрю 1914 года в заключении уже находились 13 600 человек, среди которых были пленные с поля боя (чуть более 3000) и гражданские лица призывного возраста, оказавшиеся на островах в канун войны, а также несколько сотен моряков с торговых кораблей, захваченных в портах или открытом море. К ноябрю 1915 года, после ареста и отправки в лагеря уже всех иностранцев, число заключённых возросло до 32 440 человек. С течением войны это число критически увеличилось только в конце 1917 года: в ноябре этого года около 30 000 гражданских лиц и чуть меньше 50 000 военных, а к ноябрю 1918 года военнопленные полностью преобладали над гражданскими пленными (91 000 против 24 500).

Куда же отправили нежелательных лиц? По всей Великобритании возникли лагеря, которые были очень небольшими: в каждом из них находилось от 1000 до 5000 человек. Исключением был только лагерь в Нокало (Knockaloe) на острове Мэн, в котором постоянная численность заключённых держалась все годы войны на уровне 20 000 человек. Также десятки тысяч иностранцев прошли через несколько лагерей в Лондоне и один в Йоркшире, но одновременно в каждом из них никогда не бывало более 6000 человек.

Условия жизни в лагерях. Случай острова Мэн

Обыкновенно лагерями становились бывшие армейские тренировочные базы или другие похожие группы построек (требовались отдельно стоящие бараки, которые легко было обнести ограждением), хотя бывали исключения. Чтобы разместить всех пленных, правительственные чиновники в самом начале войны были вынуждены, например, арендовать четыре океанских лайнера. В другом случае, уже в 1917 году лагерем стал замок XVII века, окруженный парком. Чрезвычайно хорошие условия размещения там офицеров из Германии, Австро-Венгрии и Турции стали предметом специальных запросов в парламенте (депутаты справедливо упрекнули военных, что те создали для врага какой-то курорт).

Остров Мэн был выбран для создания самого большого лагеря не случайно. Удалённость острова, находящегося в Ирландском море между Британией и Ирландией, и наличие пригодной инфраструктуры (бывший лагерь для подготовки территориальных войск), видимо, были решающими факторами. С другой стороны, такая удалённость мешала использованию труда узников. В лагерях в Британии к 1918 году десятки тысяч обитателей лагерей были задействованы на сельскохозяйственных работах, но на небольшом острове их попросту негде было использовать.

Лагерь в Нокало открылся в ноябре 1914 года. Первоначально он был рассчитан на 5000 человек, но затем число обитателей увеличилось вчетверо. Интересно, что до войны на острове жило всего 55 000 человек, преимущественно в трех городах – Дуглас, Пил и Рамси. Нокало, по сути, стал четвертым и самым большим поселением на острове.

Всего 20 000 человек было сосредоточено на площади примерно в 200 гектар, а по периметру лагеря было накручено более 1000 километров колючей проволоки. Расположенный в низине, в окружении холмов, лагерь был местом ветреным и дождливым. Один из обитателей лагеря, австриец Пауль Коэн-Портхайм, отозвался о нем как о «самом неприятном из всех лагерей, где условия жизни были наихудшими из возможных». Другой узник, майор Пал Стоффа, оставил такие воспоминания:

«1 января 1917 года я понял, почему лагерь в Нокало внушал такой ужас обитателям [лондонского лагеря] «Александр Пэлас». Здесь заключение сводилось к простым элементам: колючей проволоке, баракам, грязи… Никаких нормальных зданий, никаких посетителей. Это было место временного пребывания, мрачное, холодное и однообразное. Непрекращающийся моросящий дождь был ключевой нотой нашего существования».

Стоит отметить, что майору было с чем сравнивать. Он сам попал сначала в русский плен и был отправлен куда-то в Сибирь, откуда успешно бежал, перебравшись в Китай, а затем в Америку. По пути из Америки в Скандинавию корабль, на котором он плыл, был перехвачен англичанами, и майор, как подозрительный иностранец, угодил сначала в лондонский лагерь, а затем был переведен на остров Мэн.

Лагерь был разделен на четыре части, в каждой из которых были подразделения (compounds) по 1000 человек в каждом. На 1916 год их было 23. В каждом таком подразделении было 4–5 бараков. Подразделения имели выборное самоуправление, представлявшее своих членов в общелагерных структурах.

Как пишут исследователи, общий режим в лагере был суровым. Ежедневная поверка была наименее тягостной. Гораздо больше угнетало запрещение переписки без специального разрешения с обитателями других лагерей, а в неделю полагалось отправлять только два письма, проходивших строгую цензуру. Входящая почта также тщательно проверялась, и, бывало, посылки из дому задерживались месяцами. Неповиновение, драки и попытки побега влекли за собой широкий набор наказаний от лишения права на переписку до заключения в карцер. В итоге, 98 человек оказались осуждены трибуналом к различным тюремным срокам за попытки побега. Все эти попытки, надо отметить, провалились. С острова не удалось бежать ни одному узнику.

Сами бараки были электрифицированы, но имели только самое необходимое – кровати (скорее, деревянные нары), столы, стулья. В условиях промозглого климата отсутствие какого-либо отопления дурно отражалось на здоровье обитателей. Мест для мытья постоянно не хватало, равно как и уборных. Каждый барак имел собственную кухню, на которой специально выбранные из числа заключенных повара готовили нехитрую еду. Рацион включал в себя хлеб или галеты (чуть более фунта в день на человека), мясо (свежее или консервы, в начале войны около половины фунта на человека, затем нормы были уменьшены), овощи (также около полфунта с последующим уменьшением), иногда были сыр, масло.

Кроме того, в рацион входили чай и кофе. В принципе, еду можно было покупать в специальных столовых, а также получать помощь от благотворительных организаций, но провизии не хватало. Есть свидетельства, что узники не брезговали собаками и кошками (однажды где-то в бараках пропал даже пес помощника коменданта), а также воровством друг у друга. Жалобы на питание были самыми частыми среди писем в Красный Крест.

Лечение узников и санитарное состояние лагеря было признано наблюдателями удовлетворительным, а смертность на удивление низкой: 175 человек за все время существования лагеря. Все случаи документировались в местных газетах, а необходимое расследование производил коронер и медицинские чиновники острова. В тяжелых случаях больные переправлялись в госпиталь в столицу острова Дуглас.

Монотонность жизни, помноженная на бытовые трудности, провоцировала девиантное поведение узников. Случаи воровства, драк и попыток к бегству к 1916 году участились настолько, что комендант лагеря был даже вынужден издать специальное объявление, что все нарушившие распорядок будут приговорены трибуналом к пожизненному заключению либо расстреляны. Призрак мятежа преследовал власти, потому они и постарались максимально ограничить контакты заключенных с внешним миром. Редкие газеты, попадавшие в лагерь, были только британскими, а иностранная пресса из США или Швейцарии не допускалась.

Заключенные и сами сознавали, что разборки между бараками (преступления на бытовой почве случались постоянно) не могут продолжаться вечно. Наиболее активные обитатели лагеря организовывали учебные курсы, выпускали собственную газету, устраивали спектакли и концерты. Книгами, инструментами и мелочами для досуга типа настольных игр лагерь снабжали оставшиеся в Британии родственники или редкие благотворители. Впрочем, власти следили зв азартными играми и запрещали их, но особого успеха не имели.

Лагерь в Нокало был закрыт в 1919 году, но его опыт не был забыт или утерян. Через 20 лет остров Мэн снова стал местом сбора гражданских и военных пленных со всей Британии.