Наследие Наполеона: мускулы Второй империи

В 1851 году в результате военного переворота президент Луи-Наполеон стал полновластным правителем Франции. Вскоре была провозглашена Вторая империя, а армия стала одной из главных опор нового режима. Она смогла обеспечить Наполеону III ореол боевой славы, однако в 1860-е годы военное дело стремительно менялось, и судьба империи зависела от того, сумеют ли французские военные приспособиться к переменам.

Блеск и его изнанка

Как известно, французская армия внесла большой вклад в успех союзников в Крымской войне 1853-1856 годов, а затем одержала победу в Австро-французской войне 1859 года. Эти достижения высоко подняли её авторитет, и непредвзятый наблюдатель на рубеже 1850-1860-х годов вряд ли сомневался, что именно она — первая армия в мире. Неслучайно в таких разных странах, как США, Россия и Япония, в то время копировали французскую форму, многие учреждения и порядки французских войск.

Наполеон III пытался поддержать престиж своих войск всеми доступными ему средствами. Бульвары, которыми префект департамента Сена барон Осман разрезал некогда мятежные парижские районы, получали имена полей сражений, которые прославили французское оружие. Такие же названия получали парижские мосты, и даже появился краситель «Маджента», цвет которого хорошо известен всем, кто когда-либо работал с графическими редакторами. В 1857 году открылся Шалонский лагерь, который служил ежегодной выставкой достижений французской армии и меккой для иностранных офицеров-франкофилов. Парады достигли невиданного прежде размаха. Свои лучшие годы переживал баталист Орас Верне, которого уже готовились сбросить с олимпа молодые художники, а также фотографы, для которых армейский быт стал излюбленным источником сюжетов.

За внешним блеском крылись серьёзные системные недостатки. Современный историк Азар Гат шутил, что во французской армии почти на идейном уровне презирали всё, что относилось к военной администрации, штабной работе и рефлексии над военными вопросами. Девизами французов были «только война учит войне», «идти на выстрелы», а затем всё решали сметливость и порыв, якобы неизменно свойственные французскому народу.

В мирное время во Франции не существовало частей больше полка, и на каждую войну бригады, дивизии и корпуса подбирались вручную. Позднее прусский Генеральный штаб вежливо указывал, что такая система позволяла собрать армию в соответствии с конкретными задачами, театром и противником, поощрить отличившиеся части и назначить на высокие посты боевых начальников. Истина же была в том, что такой уровень импровизации выглядел уместным в XVIII веке, но не в середине XIX.

Система конскрипций с огромным трудом выдерживала военное напряжение. В Крымской войне французская армия потеряла 95 615 человек, из которых примерно 75 000 умерли от болезней. Санитарное состояние армии в Крыму было чудовищным: французы пережили первую зиму несколько лучше англичан, почти полностью утративших боеспособность, но зима 1855-1856 годов (уже после падения Севастополя) стала настоящей катастрофой. Сравнительная таблица санитарных потерь в ту зиму говорит сама за себя:

К кампании 1859 года успели исправить мало что. Французская армия поразила всех скоростью сосредоточения — благодаря прекрасной сети железных дорог. Впрочем, полки отправились на войну в составе мирного времени, а первые пополнения прибыли на театр боевых действий уже после решающих битв при Мадженте и Сольферино. В победоносной армии не было ничего, чтобы продолжать войну: ни достаточного количества лошадей, ни осадных парков. Наполеону III пришлось поспешить с заключением мира с австрийцами и оставить им Венецию. Сардинские союзники французов были в ярости — объединение Италии откладывалось.

Великий французский военный историк XIX века Жан Колен как-то заметил, что войны прошлого отличаются от современных войн, как простая песня отличается от оркестровой пьесы — и то, и другое требует таланта, но во втором случае к нему надо прибавить систематические знания. Французские вооружённые силы 1850-х годов хорошо дрались и имели решительных генералов, но этого было мало в эпоху железных дорог, нарезного оружия и массовых армий, заря которых уже восходила в то время. Военная организация уже не терпела импровизации.

Наполеон III

Этого человека нередко представляют чем-то вроде жалкой пародии на его великого дядю — Бонапарта. Такова судьба проигравших, однако Наполеон III не был профаном в военном деле. Он прошёл обучение в военной школе в швейцарском Туне, был знатоком артиллерии и написал историю этого рода войск. Маршал Канробер и генерал дю Барайль отмечали, что император пользовался уважением в армии. Более того, до прихода к власти племянник Бонапарта был сторонником перехода к прусской системе комплектования войск, основанной на всеобщей воинской повинности. Взяв власть в свои руки, Наполеон III сумел преодолеть консерватизм артиллеристов и в 1859 году принять на вооружение нарезные дульнозарядные пушки. Кроме того, он оказывал внимание конструктору Антуану Шасспо, давшему Франции прорывную винтовку образца 1866 года.

Глава Второй империи был гораздо больше настроен на перемены, чем многие из его окружения, но, как и другие монархи той эпохи, был далеко не всесилен. Режим покоился главным образом на двух основаниях — поддержке провинциальных низов и армии. Обе эти силы по разным причинам вовсе не были склонны кардинально менять основы военной системы, и Наполеону III приходилось с этим считаться. Кроме того, с возрастом Наполеон III становился всё слабее здоровьем и волей. Маршал Канробер вспоминал, что как-то раз на его глазах собака императора запрыгнула на кресло и начала теснить своего хозяина так, что тот вскоре оказался сидящим на самом краю. «Ничто не даёт большего понятия о характере Императора», — заключал маршал. В Пруссии Бисмарк сумел продавить необходимые военные реформы и выиграть отчаянную войну с парламентом — похоже, что к концу 1860-х годов у французского императора не оставалось сил на подобное.

Крымская и Итальянская кампании подвели Францию к пределу тех возможностей, которые давала система конскрипций. Наполеону III пришлось призвать вторую порцию контингентов 1849-1852 годов, а контингент 1853 года увеличить с 80 000 до 140 000. Примерно половина солдат в Крыму не имела никакой подготовки, и именно они становились первыми жертвами непосильных трудов и болезней. Цена замен достигла астрономических сумм, а население роптало. Как уже говорилось, после революции 1848 года была проделана некоторая подготовительная работа для внедрения нового военного закона, в 1855 году Наполеон III воплотил часть этих идей в жизнь. Замены формально отменялись, а вместо них вводились платные освобождения от службы. На практике вся разница состояла в том, что деньги от «уклонистов» теперь получало государство, которое направляло их на выплату пенсий и премий за сверхсрочную службу. Проще говоря, уклонисты содержали старых солдат. Тут возникала проблема — цена за освобождение от службы была высокой, но это мало кого останавливало. Число освобождённых всегда превышало число тех, кто оставался на сверхсрочную службу, что приводило к нехватке солдат. Французская армия продолжала оставаться небольшой и почти лишённой резервов, накапливала ветеранов прошлых призывов, а, значит, старела.

Закон Ньеля

В 1866 году, как гром среди ясного неба, разнеслась весть о победе пруссаков над австрийцами при Кёниггреце (Садовой). Если кого-то во Франции ещё тешили воспоминания о победах под Севастополем и в Италии, то теперь пришла пора сурового пробуждения. Стало очевидно, что если Пруссия будет и дальше гнуть линию на объединение Германии, то она неизбежно столкнётся с Францией. Адъютант императора генерал Анри-Пьер Кастельно писал: «[…] Если в следующем году или в 1868 году мы окажемся в положении Австрии, атакованной Пруссией и Италией, мы повторим её судьбу…» Бисмарк мог рассчитывать на мобилизацию 730 000 обученных солдат, к которым, возможно, присоединились бы контингенты других германских государств. Действующая французская армия насчитывала 385 000 солдат, к которым при некоторой доле административной магии можно было добавить 270 000 необученных резервистов (итого — 655 000 человек). Впрочем, в любом случае Франция могла держать на Рейне не более 200 000 человек.

Уже через месяц после Кёниггреца Наполеон III составил основы будущего военного закона, который должен был радикально увеличить численность армии, и созвал для консультаций доверенный круг военачальников. Первые слухи о реформе вызвали настоящий скандал. Было ясно, что ни нация, ни её представители в законодательном собрании не примут всеобщую воинскую повинность. Буржуазия беспокоилась по поводу налогов в случае увеличения численности армии, крестьяне не хотели лишиться возможности избежать службы. Оппозиция критиковала реформу, считая, что она погубит сельское хозяйство, торговлю и промышленность. Наконец, вся нация жаждала мира. Как писал историк Бернар Шнаппе, «оказалось, что страна боится службы больше, чем Северной Германии».

Новый удар проекту нанёс выход в свет анонимной книги «Французская армия в 1867 году». Содержание книги, в точности воспроизводившее один из отчётов, имевшихся у императора, не оставляло сомнений, что её автор — один из генералов, обсуждавших реформу с Наполеоном III. Книга вызвала сенсацию во Франции (и большой интерес в России — ситуации в двух странах были похожи), и скоро уже все знали, что её автор никто иной как генерал Луи-Жюль Трошю.

Генерал Трошю выражал традиционный взгляд на военное дело. Он не был безусловным противником всеобщей воинской повинности, но указывал на то, что пройдут годы, прежде чем новые основания укоренятся в нравах народа. Сейчас, когда Франция находится под угрозой, разумнее вернуться к закону 1832 года и обратить внимание на другие недостатки: увеличить финансирование, омолодить армию и избавить её от духа стяжательства, укрепить дисциплину, обновить уставы и т.д. «Мы уснули в самодовольстве, — подводил итог генерал, — мы отвернулись от работы, пренебрегая усилиями, поисками, сравнениями, которые создают прогресс».

Разумеется, Трошю попал в немилость, но под его словами были готовы подписаться многие генералы. В итоге Наполеону III не оставалось ничего другого как обратиться к компромиссному проекту маршала Адольфа Ньеля, который он считал лучшим из осуществимых в тот момент. Ньель в 1867 году стал военным министром, заменив Жака Луи Рандона. Семидесятилетнего наполеоновского ветерана, выходца из рядовых и противника преобразований сменил прекрасно образованный военный инженер, выигравший под Севастополем осадную дуэль у Тотлебена. Теперь перед Ньелем предстали не менее прочные бастионы, обороняемые французскими депутатами. Закон Ньеля дебатировался 16 месяцев и стал самой жаркой темой последних лет Второй империи. Накануне принятия закона Ньель докладывал депутатам его отдельные пункты, встречая открытое противодействие республиканцев:

«Жюль Фавр (республиканец): Вы, стало быть, хотите превратить Францию в казарму?

Ньель: А вы будете готовы сделать её кладбищем!»

В процессе прений закон выхолащивался, и в 1868 году был принят в сильно дистиллированном виде. Баллотировка сохранялась, а исключения отменялись вновь в пользу замен. «Плохие номера» служили теперь только пять лет под знамёнами и четыре года в резерве. «Хорошие номера» и заменённые поступали в новую военную институцию — мобильную гвардию. Мобильная гвардия должна была периодически собираться на занятия, длительность которых не могла превышать 15 дней в году.

Как видно, произошла небольшая корректировка старых принципов военной службы. Срок службы был немного уменьшен, а резерв — институализирован, но остался на бумаге. Времени накопить его до 1870 года не оставалось, а попытки собрать мобильную гвардию на занятия окончились провалом. Произошло то, чего и боялись генералы-консерваторы: мобильная гвардия превратилась в скопище необученных рекрутов, которые сыграют самую пагубную роль в событиях 1870-1871 годов.

Как воевать?

Проблемы французской армии не ограничивались численностью войск и резерва. Полковник барон Эжен Стоффель доносил из Берлина:

«Нужно прямо сказать как ясную истину: прусский Генеральный штаб первый в Европе; наш не сможет с ним сравниться. Я не уставал указывать на это в моих первых отчётах 1866 года и продвигать взгляд, что необходимо рассмотреть выделение средств на то, чтобы поднять наш корпус Генерального штаба до высоты прусского корпуса Генерального штаба. […] Я не скрою: моё убеждение по этому вопросу таково, что здесь я подаю сигнал тревоги: Caveant consules! [Консулы, будьте бдительны!]»

Впоследствии барон Стоффель приобрёл репутацию Кассандры, но слухи о том, что его донесения даже не распечатывались, — не более чем миф. Император задумывался о реорганизации Генерального штаба, но на это снова не хватило воли и времени. После 1866 года во Франции начались регулярные публичные лекции по военным вопросам, но военная мысль находилась в спящем состоянии. Книга полковника Шарля Ардан дю Пика «Изучение боя», одно из самых значительных произведений французской военной мысли, писалась как раз в это время, но достигла широкого читателя намного позже. «Вообще можно заключить, что все нововведения, противные традиционным понятиям старых французских служак, вводятся в армии необыкновенно туго», — заключал русский военный агент князь Пётр Витгенштейн.

Донесения Витгенштейна показывают, что французская армия застряла в своём развитии где-то на этапе начала 1860-х годов. Генералы полагали, что на мирных занятиях войска надо приучать к порядку, а не готовить преодолевать хаос боя. Батальоны строились в сплошные линии, которые были слишком «скованными» и «деревянными». Ротные командиры почти не имели самостоятельности, из-за чего части плохо применялись к местности. При этом дисциплина огня заметно хромала — в войну 1870-1871 годов это станет бичом французской армии. Опыты в Шалонском лагере привели к ошибочному выводу, что стрелковый огонь эффективнее артиллерийского — и это в то время, когда пруссаки усиленно работали над тем, чтобы превратить свои батареи в истинных «богов войны»!

Вдобавок французская армия после 1866 года решила отказаться от традиционного акцента на наступлении, штыке и напоре, и её тактика эволюционировала к обороне, основанной на мощи винтовок Шасспо. Все эти проблемы внесут свою лепту в разгром 1870 года. Франко-прусская война 1870-1871 годов подвела жирную черту под историей армии Второй империи — французы проиграли вчистую.

Основная проблема тогдашней французской армии вполне очевидна: Наполеон III запоздал с необходимыми реформами. Вряд ли кто-то возьмётся утверждать, что французы победили бы пруссаков даже при численном равенстве сторон. При этом следует помнить, что Мольтке, и особенно его подчинённые, отнюдь не были безупречны, и при ином стечении обстоятельств многочисленная национальная, а не профессиональная армия могла бы доставить им гораздо больше хлопот.

Причины, по которым реформы во Франции тормозились, нуждаются в дополнительном пояснении. С одной стороны, Наполеон III, в отличие от германского и русского императоров, был сторонником новых подходов в военном деле, и это давало Франции большие преимущества. Несомненно, упадок воли стареющего монарха нивелировал этот фактор, но сыграли свою роль и другие, более объективные обстоятельства. Всеобщая воинская повинность нигде не пользовалась большой любовью населения, но французская нация была знакома с ней более других, а память о призывах революционной и наполеоновской эпох ещё жила и не вызывала у граждан приятных чувств. Кроме того, политическая система давала французам инструменты давления на своё правительство, с которыми не могли сравниться возможности пруссаков и тем более русских. Французское законодательное собрание блокировало попытки ввести всеобщий призыв, а Наполеон III, будучи не монархом «Божьей милостью», а зависимым от общественного мнения «императором французов», мог просто потерять власть в случае излишней настойчивости в непопулярных реформах. Общественное мнение могло заставить его уступить, как та собака, о которой вспоминал Канробер. Франции нужно было пройти через 1870 год, l´année terrible («ужасный год»), чтобы встать вровень с требованиями времени.

Продолжение следует:  Армия французской Третьей республики: военный ренессанс.