Водяное перемирие вокруг одного изобретения
Ещё 2 (15 по новому стилю) августа 1914 года в приказе армиям Юго-Западного фронта № 35 отбор источников доброкачественной питьевой воды возлагался на военных врачей. Шесты с табличками «Для питья людей» должны были сориентировать военнослужащих, а караулы — не допустить загрязнения источников, поения в них животных и т.д. На марше во флягах солдат допускалась только охлаждённая кипячёная вода.
А солдаты и знать не знали, что начало мобилизации поставило крест на уникальном франко-германско-русском проекте — аппарате для стерилизации воды на колёсном ходу. Этот пример попытки объединения усилий и конструктивного сотрудничества представителей науки, коммерции и военных ведомств трёх держав в преддверии начала их смертельного противоборства заслуживает того, чтобы рассказать о нём.
Французский медик из Лиона Томас Ножье в начале 1910-х годов сконструировал аппарат для стерилизации жидкостей посредством ультрафиолетового излучения. 21 января 1913 года Патентное ведомство США (USPTO) выдало Ножье патент на его изобретение. 24 марта 1914 года была запатентована усовершенствованная конструкция аппарата.
К тому моменту он уже был широко известен в научном мире Европы. Аппарат получил положительные отзывы у немецких специалистов. Сотрудники Института гигиены и экологии в Гамбурге отмечали хорошие результаты его испытаний, подчёркивая в посвящённой этому вопросу статье:
«Стерилизатор для питьевой воды Ножье-Трике в состоянии при выбранных нами условиях опыта даже при строгих требованиях давать в час 150 литров стерильной воды. Сомнения в стерильности доставленной воды по нашим основательным изысканиям едва ли могут оставаться, так что мы можем определить воду, полученную на практике при воздействии лучей в 7 секунд, как несомненно безупречную».
С мая по декабрь 1913 года аппарат Ножье испытывался в Санкт-Петербурге на воде из Невки, считавшейся неподдающейся стерилизации ультрафиолетом. Испытаниями руководил известный микробиолог и гигиенист С.К. Дзержговский. Его отзыв был оптимистичен:
«Все могущие находиться в стерилизуемой воде микроорганизмы как то тифозные бациллы, холерные вибрионы, tetanus (лат. «столбняк», в данном случае имеется в виду возбудитель этого заболевания — столбнячная палочка), как и зародыши их уничтожаются без остатка и исчезают… Очевидно, что при снабжении русской армии описанными стерилизационными автомобилями в достаточном количестве, войска всегда будут иметь совершенно здоровую воду как в мирное, так и в военное время более простым, независимым, дешёвым (образом), а также с полной гарантией безвредной воды».
«Автомобилями» — потому что к тому моменту немецкий инженер и коммерсант Оскар Линкер усовершенствовал детище Ножье, установив его на шасси. В начале 1914 года аппарат оказался в поле зрения военного ведомства Российской империи, вызвав к себе живой интерес. Военные инженеры обратились к помощнику военного министра инженер-генералу А.П. Вернандеру: «Хорошо было-бы один такой автомобиль купить для испытания в Красном Селе, во время лагерных сборов этого года».
27 февраля (12 марта) 1914 года на заседании Технического комитета Главного военно-технического управления (ГВТУ) был представлен проект стерилизационного автомобиля Ножье-Линкера. Военные специалисты нашли его заслуживающим внимания. Начались переговоры о приобретении, однако сделке было не суждено состояться. Летние манёвры в Красном Селе в 1914 году, в ходе которых планировалось испытать автомобиль Линкера, также завершились раньше обычного срока ввиду объявления мобилизации в Петербургском военном округе.
Идея Ножье впоследствии была использована и развита по меньшей мере в десяти изобретениях в области стерилизации жидкостей, последнее из которых датируется 1998 годом. Авторитет французского изобретателя, признанного первооткрывателя стерилизации при помощи УФ-излучения, остался неколебим даже в немецкой научной печати военной поры.
Вода о воде не плачет
Ну а в октябре 1914 года, на Ангерапской позиции (ныне город Озёрск Калининградской области) бойцам 106-го пехотного Уфимского полка приходилось качать воду из колодца помпой на самой кромке линии окопов. «Немцы, услышав звуки помпы, открывали огонь из пулемёта, убивали и ранили качавших воду людей!», — вспоминал командир роты капитан А.А. Успенский. Один из нижних чинов привязал к рычагу помпы длинную верёвку, дергая за которую, имитировал забор воды. В ответ вновь раздавалась стрельба, пока военную хитрость не выдал хохот из русских окопов.
Впрочем, передовая — это ещё не показатель. В начале кампании 1914 года без водоснабжения оставались и вполне благоустроенные городки. Более того, подчас в таких условиях приходилось разворачивать военные госпитали. Основатель социальной геронтологии профессор З.Г. Френкель вспоминал:
«Мы вошли в Сольдау в жаркий августовский полдень. Город был покинут населением совершенно внезапно. (…) В магазинах, лавках, учреждениях и квартирах всё оставалось нетронутым. Как и в Илове, кое-где в квартирах на столах оставался обед. Водопровод в городе, однако, был остановлен. (…) Непреодолимую трудность представляло отсутствие воды. Из кранов вода не шла, запасов её нигде не было. Вблизи не оказалось ни одного колодца. Пришлось идти почти за километр к реке Сольдау, берега которой представляли собой поросшее осокой болото. Кое-как наладили доставку воды вручную и принялись за её кипячение. К ночи нам доставили первых раненых».
Из-за нехватки питьевой воды военнослужащие взялись за пиво и вино. Невозможность смыть с кожи походную пыль не улучшала настроения солдат. А в Сольдау загремели шальные выстрелы. Отступавшие немцы оставили на чердаках нескольких домов очаги пожаров — столбы дыма от них должны были служить неприятелю ориентирами для артобстрелов. Френкель обратился к начальнику, дивизионному врачу, с предложением запустить водопровод, но тот лишь буркнул в ответ, что-де нечего лезть не в своё дело. Сдвинуть его с мёртвой точки помог только рапорт в штаб дивизии.
В одном из сёл в Галиции отступающие австрийские войска отравили большинство колодцев, забросав их трупами кошек и собак. Русские солдаты устремились к источникам, показавшимся им чистыми, спеша напиться и сделать запас воды впрок. Несколько часов спустя у большинства из них разыгралось острое желудочно-кишечное расстройство, с рвотой и болезненными коликами.
«С некоторым запозданием были приняты меры предосторожности: ко всем колодцам поставили часовых, а воду стали возить из реки, что протекала в 1½ верстах от села, и эту воду было запрещено пить в сыром виде. К счастью, никаких смертных случаев в полку не было», —
вспоминал в эмиграции свидетель случившегося.
Летом 1915 года предписаниями врачей и приказами командования пренебрегали даже офицеры: нестерпимая жажда оказывалась сильнее.
«Жара была страшная. Июльское солнце жгло немилосердно. По всему пути лежали трупы убитых и изуродованных солдат 52-ой дивизии, занимавших этот участок до прихода полка. Двигались мы вперёд очень медленно. Пить хотелось смертельно и поэтому, доползши до шоссе, Зыбин и я, найдя в выбоине оного немного грязной дождевой воды, с удовольствием выпили по несколько глотков мутной, тёплой жидкости».
Думается, так утолял жажду во время Холмской операции не только барон Торнау.
Начало 1916 года ознаменовалось на одном из участков Юго-Западного фронта затяжными боями на Стрыпе. 170-й пехотный Молодечненский полк нёс тяжёлые, в том числе небоевые потери. На отрезанной от тыла позиции солдатам приходилось пить воду, заражённую трупным ядом, следствием чего стали вспышки дизентерии и тифа. Той же весной в весьма суровых условиях проходил марш Экспедиционного кавалерийского корпуса генерала Н.Н. Баратова по Персии. Будущий Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян, участвовавший в этом походе, вспоминал:
«…Наиболее мучительной для нас была нестерпимая жара. Питьевую воду нам доставляли на верблюдах в бурдюках, но пока она доходила до нас, становилась безвкусной, тёплой и не утоляла жажду…»
Другой участник марша признавался:
«Жажда становилась все мучительней. (…) В поисках воды приходилось отходить от дороги на десятки вёрст. Если находили болотистое место, то радости не было пределов. Припав к влажной земле губами, воду сосали вместе с грязью и тиной. Иногда солдат пытался выдавить воду из топкой земли каблуком сапога. Не всегда удавалось».
Употребление тухлой воды закономерно привело сперва к дизентерии, а следом и к эпидемии холеры в войсках.
На Кавказском фронте обнаружение источника пресной воды было сродни празднику. К нему выстраивалась очередь, чтобы жаждущие солдаты не взбаламутили воду, сделав её непригодной для питья. У арыков с тухлой водой приходилось выставлять караулы, грозившие застрелить любого, кто не утерпит и напьётся дряни.
Вода путь найдёт
Зато союзники России на Западном фронте Великой войны вопрос водоснабжения армии успешно решили. Одни только Британские экспедиционные силы к лету 1915 года включали 1,5 млн человек и 0,5 млн лошадей, одинаково сильно нуждавшихся в питье. Директор Геологической службы Великобритании сэр Обри Страхан весной 1915 года приступил к составлению доклада об источниках воды в Бельгии и Северной Франции и подробной геологической карты театра военных действий. Его ученик Уильям Кинг в августе 1914 года добровольцем пошёл на военную службу в чине младшего лейтенанта уэльских стрелков, но уже полгода спустя основательно занялся гидрогеологией.
Для того, чтобы обеспечение войск водой не зависело от случая, англичане решили её добывать прямо из недр на основе имевшихся карт. Буровые установки вскрывали водоносные слои в грунте, откуда вода поднималась на поверхность насосами. После окончания Первой мировой Кинг опубликовал каталог 414 действовавших во Франции скважин.