Российский флот после Крымской войны: от паруса к винту и пару

Тот же великий князь Константин Николаевич писал наместнику на Кавказе князю А.И. Барятинскому: «…Мне предоставлено доверием Государя создать России флот, ибо у нас нет флота». Но это совершенно не так. Флот у России был. На Чёрном море русские затопили его собственными руками, и Парижский договор 1856 года лишь утвердил статус-кво. Зато на Балтике на начало того же года Россия имела 22 линейных корабля, 15 фрегатов, два корвета, 14 яхт и транспортов, 75 паровых и 126 гребных канонерских лодок. Прямо скажем, сила немалая. Но вот как ею распорядиться?

Концепции союзников

В 1854 году, когда Англия, Франция и Россия вступили в войну, основу флотов всех этих государств составляли парусные линейные корабли. К примеру, французский флот имел 11 винтовых и 21 парусный линкор. В следующем году количество паровых кораблей, в том числе и собственно линкоров, и фрегатов, и малых судов, уже превышало парусные. К концу 1855 года французы ввели в строй три броненосных самоходных батареи: Lave, Dévastation и Tonnante. Англичане также строили подобные корабли: в 1856 году в строй должны были войти пять броненосных батарей с 4-дюймовыми железными плитами, вооружёнными 68-фунтовыми длинными бомбическими пушками с дальностью выстрела в 2500 ярдов (почти 2300 м). В реальности, правда, дело ограничилось тремя батареями. Наконец, в 1858 году Франция спустила на воду первый парусный броненосец Gloire.

Таким образом, за три года технический прогресс совершенно изменил как типы используемых кораблей, так и особенности их применения. Наверное, это не представляло бы проблемы, если бы те же французские адмиралы имели флот, состоявший из одних только «Глуаров» или из одних только винтовых кораблей. По факту же каждая из стран владела сборной солянкой парусных, паровых, винтовых и броненосных кораблей. Как увязать их действия на море в одно целое, было совершенно непонятно.

Быстро развивалась артиллерия: дистанция боя увеличилась с 800–1100 ярдов (730–1000 м) в 1854 году до 3000–3500 ярдов (2750–3200 м) в 1855 и, скорее всего, перевалила бы за отметку в 4000 ярдов (3660 м) в 1856 году. Однако парусные флоты устарели у всех стран-участниц Крымской войны. В военно-морских штабах возникло совершенное недоумение: а что, собственно, делать с новыми видами вооружений? Созданный ещё в 1831 году Королевский объединённый институт оборонных исследований начал рассматривать разные морские доктрины, но до 1854 года ни одна их них не была принята и логично обоснована. Прения продолжились после окончания войны, и только в 1859 году свет увидела книга Ховарда Дугласа «Морская война», которая и стала концепт-идеей Адмиралтейства на ближайшее десятилетие. Самое смешное, что в этой книге не было ничего нового: мысли, подобные соображениям Дугласа, высказывались ещё с 1821 года и уж точно были подняты на щит в 1840-х годах. Основная идея заключалась в противостоянии французам и как следствие — создании кораблей прибрежной обороны и береговых батарей. Доктрина Роял Неви была пересмотрена (вернее, возникла концепт-идея использования парового флота) только в 1872–1875 годах, с приходом на пост Первого Лорда адмирала Джоффри Хорнби.

Французы сделали свои выводы. В то время они действительно были лидерами в развитии военно-морской мысли и военно-морской техники. Французы предлагали использовать парусные и винтовые корабли раздельно. Скоростные броненосные корабли должны были стать острием удара паровых эскадр, в то время как парусные корабли нужны были для добивания подранков.

Ставка на крейсерскую войну

После окончания Крымской войны русский флот оказался на распутье: требовались новые взгляды на его использование и новые идеи, какие корабли и в каком количестве нужны. Оказалось, что идей нет. Глава российского Морского штаба великий князь Константин Николаевич писал в 1855 году императору Александру II:

«Вследствие переворота, произведённого во флотах всех наций введением винтового двигателя, все прежние парусные суда наши должны быть заменены судами паровыми…».

Это было понятно всем. Вопрос заключался в другом: какими судами?

Контр-адмирал Иван Шестаков продавил идею закладки винтовых клиперов. В записке Константину Николаевичу он писал:

«Вместо обороны я предлагал нападение в уверенности, что утомлённый инерцией сил наших кипучий начальник примет идею с радостью. Появление наших крейсеров в океане, тогда как неприятель запирал нас в наших портах, было бы самым удачным сопротивлением неравной силе. Я предлагал приступить тотчас к постройке в Архангельске шести шхун, указал человека, способного на партизанское дело, и выставил, как мог, весь ужас лондонской биржи при первой вести о нападении русских крейсеров на английскую коммерцию (…) Туманы Белого и Ледовитого морей заставляли блокирующие Архангельск неприятельские эскадры уходить ранней осенью; под их же покровом могла выйти в океан партизанская эскадра с назначением, ясно и определённо выраженным в английских морских законах: «жечь, истреблять и топить» всё вражье, попадавшееся под руку».

Таким образом, на щит была поднята концепция крейсерской войны. Однако тут возникает вопрос. При подписании Парижского мира Россия апробировала и специальную декларацию, запрещавшую каперство. Если российский Морштаб делал ставку на крейсерскую войну, то зачем было подписывать этот документ? В итоге флот получил инструмент для крейсерской войны, но было совершенно непонятно, как её вести.

5 января 1856 года на Соломбальской верфи в Архангельске было заложено семейство паровых шхун, предназначенных для ведения боевых действий на океанских коммуникациях противника. Корабельные команды комплектовались прибывшими в Архангельск в мае 1856 года моряками, участвовавшими в обороне Севастополя. 30 мая был спущен на воду первый из шести кораблей — «Разбойник». 20 июня за ним последовал «Стрелок», 23 июня сошли на воду «Пластун» и «Джигит», а 14 июля были спущены «Опричник» и «Наездник».

Другие российские концепции

А что же фрегаты и линкоры? И какая концепция использования флота планировалась на той же Балтике? Напомним, что до 1853 года декларировалась наступательная стратегия, и Николай I объявил «двуединый стандарт Балтийского флота», то есть русский Балтийский флот должен был равняться по силе объединённым шведскому и датскому.

После Крымской войны российское руководство решило играть от обороны. Великий князь Констрантин Николаевич заявлял:

«Священный долг защиты отечества налагает на морское ведомство обязанность заботиться о безопасности наших берегов; поэтому необходимо обратить, прежде всего, все средства на созидание сил оборонительных, для охранения доступов к нашим прибрежьям, и потом уже начать сооружение судов, предназначенных для нападения и могущих переплывать моря и океаны».

Важно отметить следующее: защита Отечества в море совершенно не должна зацикливаться на обороне. Например, блокада тех же Зундов гораздо эффективнее защищает русское Балтийское побережье, нежели пассивное стояние Балтийского флота в Кронштадтской гавани. Однако же флотское руководство выбрало как раз второй вариант — пассивный.

Поначалу бросились переделывать парусные корабли в винтовые. В 1857 году был составлен проект штатного состава флота на всех морях. Балтийский флот должен был насчитывать 18 винтовых линейных кораблей, 12 фрегатов, девять колёсных пароходофрегатов, 14 винтовых корветов и сто канонерских лодок. По условиям заключённого в Париже мирного договора Чёрное море объявлялось нейтральным и закрытым для военных кораблей всех государств, поэтому России и Турции разрешалось иметь только по шесть вооружённых пароходов водоизмещением не более 800 т и по четыре сторожевых судна по 200 т. По штату 1857 года Черноморский флот должен был состоять из шести винтовых корветов, девяти транспортов и четырёх пароходов. На Белое море приходились три парохода и два транспорта, а на Сибирскую флотилию — шесть винтовых корветов и шесть клиперов. Корветы и клиперы Балтийского флота должны были посменно нести службу в Тихом океане, при этом они числились в составе Балтийского флота и присылались на временную службу. Император одобрил этот проект с тем, чтобы в течение 20 лет постепенно довести количество паровых судов до этого штата.

Для обеспечения строительства современного парового винтового флота Морское ведомство под руководством великого князя Константина Николаевича предприняло следующие меры:

«Сообразно новому составу флота устроены наши адмиралтейства, верфи, доки, магазины и вообще портовые учреждения по образцу лучших иностранных учреждений; устроено получение через наших морских агентов, через наши суда, посылаемые в заграничные плавания, и другими путями из государств, опередивших нас в деле судостроения, лучших чертежей и сведений обо всех новейших усовершенствованиях в кораблестроении; установлена посылка наших корабельных инженеров, механиков и других более способных офицеров флота в иностранные морские государства для усовершенствования себя в теории и практике избранной ими специальности, а также для осмотра иностранных судов, портов, заводов, адмиралтейств и для собирания полезных специальных сведений. Все эти сведения потом печатались в «Морском сборнике» для общей пользы службы».

Однако после спуска на воду в 1858 году Gloire, а через два года — английского броненосца Warrior все российские винтовые деревянные корабли сразу же устарели. Но чем-то отвечать ведь надо? Решено было строить броненосные батареи. Однако и они устарели после появления на сцене броненосцев. С таким заказом отечественная промышленность справиться не могла, поэтому морские чиновники обратились к… англичанам. Самоходная броненосная береговая батарея с говорящим именем «Первенец» была заказана в Блэкуолле в 1861 году. Российская же промышленность не осилила даже производство бронированной канонерской лодки «Опыт».

Чему русские могли бы поучиться у американцев

Как видим, российское морское ведомство не осмыслило итоги Крымской войны и сделало ставку на крейсерскую войну и пассивную оборону побережья. Как правильно отметил современник,

«…едва успели мы похоронить наш парусный флот и только что успели соорудить достойный для России паровой флот, как непредвиденные военно-морские события американской войны заставили Морское министерство сосредоточить все свои умственные и материальные средства на создании броненосного флота».

И дело тут не в техническом отставании России от других стран, не в слабости отечественной промышленности (у того же американского Юга промышленность была не намного лучше российской), а в элементарном отсутствии знаний у членов Морского штаба. Либо же в отсутствии умения применять эти знания и мыслить нестандартно.

В этом плане полезно было бы сравнить Россию и США. В 1861 году началась Гражданская война. Дикси и янки в умении использовать наличные силы флота, в способности при ограниченных ресурсах создавать не отдельные корабли, а целые флоты и ловко их применять дали сто очков вперёд как России, так и Франции с Англией. Если южане создали и использовали для нападений на парусный флот северян казематные броненосцы (которые, заметим, вполне могла строить и Россия при должном уровне развития технической мысли), то янки построили башенный броненосец Monitor, чьё имя вскоре стало нарицательным для этого класса кораблей. Американцы положили начало строительству двух новых видов кораблей: казематных броненосцев и мониторов. После 1865 года их стали строить все страны, в том числе и Морские Державы.

Но этим дело не ограничилось. Американцы продолжали использовать деревянные парусные корабли для прорывов мимо морских или речных крепостей, минировали устья и гавани, быстроходные суда отправлялись в крейсерства. В общем, и Юг, и Север использовали флот не в заумных доктринах, а как практический инструмент — сообразно ситуации.