Схватка за Синьцзян достигает апогея: у обеих воюющих сторон главные враги оказываются в тылу

Летом 1876 года войска империи Цин, пользуясь негласной поддержкой России, вели генеральное наступление против повстанцев Синьцзяна. Основной удар отряды «императорского комиссара» Цзо Цзунтана нанесли по союзникам Якуб-бека – плохо вооружённым дунганам. Сам же глава непризнанного государства Йеттишар с лучшими силами своей армии уклонялся от активных действий, предпочитая ждать атаки китайцев на заранее подготовленных позициях и всё ещё надеясь втянуть Пекин в переговоры о признании формального вассалитета.

18 августа 1876 года авангардные части Цзо Цзунтана после ожесточённого штурма захватили крепость Гумуди, блокировавшую одну из караванных дорог в дневном переходе к северо-востоку от города Урумчи. После штурма китайцы не только устроили резню шести тысячам пленных дунган, но и добыли у пленников крайне важные сведения. Оказалось, что в Урумчи, одном из крупнейших городов региона, нет регулярных войск Якуб-бека. Владыка Синьцзяна всё ещё ждал лобовой атаки китайцев со стороны стратегически важного «оазиса Хами».

«Наши войска, обрушившись со всех сторон, убивали их…»

Изначально китайское командование не планировало атаковать Урумчи, будучи уверенным, что за его стенами укрепился серьёзный гарнизон. Поэтому, согласно планам кампании 1876 года, разработанным Цзо Цзунтаном, от Гумуди главные силы империи Цин должны были двинуться прямо на запад, вдоль северной границы Синьцзяна с азиатскими владениями России. Целью этого удара должен был стать лежавший в трёх дневных переходах город Манас, в окрестностях которого с весны действовали «туаньлянь» – партизанские отряды из китайских и маньчжурских колонистов, недобитых мятежными дунганами и уйгурами.

Но китайские генералы Лю Цзиньтан и Цзинь Шунь, 18 августа занявшие крепость Гумуди, проявили необходимую инициативу – узнав об отсутствии в Урумчи войск Якуб-бека, они не стали терять времени на согласование действий с высшим командованием и немедленно бросили свои батальоны к стенам города. Утром 19 августа 15 000 солдат империи Цин атаковали Урумчи и быстро захватили его.

Этот удар фактически выводил китайские войска в тыл основным силам Якуб-бека, сосредоточившимся в «Турфанском оазисе» – прямо к западу от «оазиса Хами», из которого владыка Синьцзяна всё ещё ждал лобового удара. К счастью для Якуб-бека, захваченный китайцами Урумчи отделялся от Турфанской низменности горным хребтом Тянь-Шаня с единственным удобным перевалом, который контролировала крепость Дабаньчэн. До появления китайских авангардов «Счастливчик» успел занять её своим гарнизоном, отправив на перевал 800 бойцов с современными винтовками и двумя нарезными пушками. Но всё, что лежало к северу от перевала, становилось для Якуб-бека потерянным.

Войска Цзо Цзунтана, оставив шеститысячный заслон на перевале у крепости Дабаньчэн, двинулись далее на запад, к городу Манас. Даже оставшись без поддержки хорошо вооружённых «сарбазов» и «джигитов» Якуб-бека, повстанческие отряды уйгуров и дунган сопротивлялись отчаянно. Битва за Манас растянулась на месяцы. Только в первой половине октября 1876 года китайская артиллерия сумела пробить две больших бреши в крепостной стене. Но несколько попыток лучших частей Цзо Цзунтана ворваться через проломы на улицы Манаса были отбиты. Тогда «Императорский уполномоченный комиссар по военным делам в Синьцзяне» Цзо Цзунтан предложил запершимся в городе дунганам амнистию в обмен на капитуляцию.

К тому времени осаждённые уже не надеялись на какую-либо помощь от Якуб-бека и предпочли поверить китайцам. 6 ноября 1876 года повстанцы с семьями вышли из Манаса. Генерал Цзинь Шунь, ранее удачно взявший Урумчи, так докладывал главнокомандующему Цзо о последовавших событиях:

«Утром 21-го числа 9 месяца [6 ноября в китайском исчислении – прим. автора] около трёх тысяч дунган разного пола и возраста вышли из крепости через западные ворота под охраной вооружённых воров… Наши войска, обрушившись со всех сторон, убивали их. Не давали бежать ни одному. Спрятавшиеся в городе воры были найдены и умертвлены».

Сам Цзо Цзунтан следующим образом донёс в Пекин о случившемся в Манасе:

«После 60-дневной осады воры были доведены до крайности. 21-го числа 9 месяца из крепости вдруг вышла толпа якобы для того, чтобы сдаться. После восхода солнца они стали пробивать кольцо окружения и собирались бежать…»

Помимо уничтожения живых повстанцев, захватив Манас, китайцы выкопали из могилы останки «Давут-Халифа», умершего за пять лет до описываемых событий. Этот бывший чиновник империи Цин, китайский мусульманин по имени То Дэлинь был главой одного из религиозных братств исламистов – именно он возглавил первый антицинский мятеж в Урумчи в июле 1864 года и считался китайскими властями едва ли не главным зачинщиком всех потрясений в Синьцзяне. Выкопанный труп по приказу Цзо Цзунтана демонстративно изрубили на мелкие кусочки.

«Зима не принесла с собой усиления войск Якуб-бека…»

К исходу 1876 года войска империи Цин заняли почти всю Джунгарию – то есть, северо-западную часть Синьцзяна. Почти 40 000 бойцов, находившиеся непосредственно в подчинении Якуб-бека, оставались в странном бездействии. К удивлению даже ближайших соратников, глава непризнанного государства Йеттишар так и не предпринял никаких активных действий. Хотя Якуб-беку предлагали планы, сулившие успех – например, провести демонстративную атаку на «оазис Хами» и тем временем попытаться перерезать коммуникации китайских отрядов, осаждавших Манас. Хорошо вооружённые регулярные «сарбазы» (пехотинцы) и «джигиты» (кавалеристы) Якуб-бека могли бы существенно потрепать наступавшие отряды Цзо Цзунтана, но «Счастливчик» оставался в бездействии, казавшемся странным для всех, кроме узкого круга дипломатов и разведчиков.

Дело в том, что один из самых доверенных соратников владыки Синьцзяна, Саид Якуб-хан, отправился через Стамбул в Лондон, рассчитывая на посредничество могущественной Британской империи. Сам Якуб-бек всё ещё чувствовал себя уверенно, ведь китайские войска разгромили лишь отряды дунган и уйгуров, ставшие его союзниками только перед лицом общего врага, а до этого не раз воевавшие против самозваного главы Синьцзяна. Захват Урумчи и Манаса вызвал массовое бегство местного населения в районы, контролируемые Якуб-беком. Беглецов «Счастливчик» легко вербовал в своё войско, к концу года увеличив его на 10 000 человек.

С наступлением зимы прекратили активные действия и войска Цзо Цзунтана. Во-первых, штурмовать в холода высокогорные перевалы было безумием. Во-вторых, Пекин, недавно переживший разгром «опиумных войн», был вынужден прислушаться к недвусмысленным сигналам из Лондона. В столицу Британии на переговоры с представителем Якуб-бека отправился цинский дипломат Го Сун-Тао. Интересно, что это было первое посольство маньчжурского Китая в Западную Европу, а сам «цзиньши» (профессор) Го был по совместительству известным в Поднебесной историком.

Пекин откровенно побаивался Лондона, кроме того, верхи империи Цин всё ещё не были уверены в победном исходе столкновения с основными силами Якуб-бека. Переговоры решили вести на всякий случай – чтобы не обострять отношения с англичанами и не провоцировать Якуб-бека на активные действия. Цзо Цзунтан даже направил к «Счастливчику» парламентёров с предложением в обмен на перемирие выдать цинским властям всех повстанцев-дунган, бежавших в Синьцзян после разгрома мусульманских восстаний в китайских провинциях Шэнси и Ганьсу.

Естественно, Якуб-бек не пошёл на выдачу «язычникам» своих собратьев по вере, в очередной раз убедившись в правильности своей выжидательной стратегии. Однако холодная зима 1876–1877 годов показала, что «Счастливик» обманывает сам себя. Зима была тяжёлой для обеих сторон, но регулярные войска империи Цин могли опираться на ресурсы далёкого Китая и поставки продовольствия из российских владений в Средней Азии. В то же время, огромная (по местным меркам) армия Якуб-бека, сосредоточенная в Турфанской долине и окрестностях, столкнулась с проблемами снабжения. Полковник Алексей Куропаткин (будущий главнокомандующий в Русско-японской войне), в 1876–1877 годах не раз побывавший в Синьцзяне, писал:

«Зима не принесла с собой усиления войск Якуб-бека… Положение войск на передовой линии было бедственное, большая часть стояла в палатках при морозах до 20 градусов, не имела достаточно тёплой одежды и почти не имела топлива».

К трудностям снабжения добавился и упадок духа. Рядовые бойцы и офицеры, и даже высшие военачальники Якуб-бека не понимали, почему «Счастливчик» не предпринял никаких действий, чтобы помешать китайцам захватить почти всю Джунгарию. Большая политика (переговоры в Лондоне) оставалась глубокой тайной – да мусульманские повстанцы, жившие ещё средневековыми понятиями, и не приняли бы таких «геополитических» манёвров. Полковник Куропаткин так описывал состояние армии Якуб-бека весной 1877 года:

«Что же касается нравственного духа, то он ухудшался. Дезертирство всё усиливалось и стало захватывать в свои ряды личности, в верности которых Якуб-бек всего менее был способен сомневаться…»

На фоне военных трудностей усилилось и внутреннее напряжение в «государстве» Якуб-бека, где местные уроженцы были недовольны деспотичной властью «Счастливчика», опиравшегося преимущественно на своих соплеменников – узбеков-«андижанцев». Первыми к китайцам стали перебегать те, кто ранее служил на чиновничьих должностях в цинском Синьцзяне. Таким перебежчикам Цзо Цзунтан возвращал прежние чиновничьи звания и даже раздавал высокие должности во всё ещё подконтрольных Якуб-беку районах.

В самом начале 1877 года к китайцам перебежал отряд в четыре десятка отборных «джигитов», сопровождавших полевую казну Якуб-бека. Естественно, дезертиры ушли вместе с казной. В конце зимы к китайцам бежал даже родной брат человека, которого Якуб-бек послал на секретные переговоры в Лондон. Этого перебежчика по имени Хамиль-хан китайцы наградили деньгами и отпустили жить на нейтральную территорию – в Ташкент, ставший к тому времени русским. «Всего, с 1876-го года по февраль 1877-го года, – пишет Куропаткин, – дезертировало до 400 человек. Кроме потери казны, кроме бегства нужных ему людей, Бадаулета [Счастливчика – прим. автора] зимою постигло новое несчастие. Устроенный им по дороге из Токсуна в укрепление Даванчи [Дабаньчэн – прим. автора] в урочище Сиапур склад продовольственных запасов и пороха сгорел дотла. В складе было собрано до 80.000 чариков [свыше 147 т – прим. автора] муки и до 17.000 чариков [свыше 32 т – прим. автора] крупы. Причина пожара неизвестна. Подозревали умышленный поджог».

В начале 1877 года в Урумчи располагалось всего 6 000 китайских солдат. Якуб-бек усилил до двух тысяч гарнизон крепости Дабаньчэн, запиравшей горный перевал на пути из Урумчи в тыл его основных сил в Турфанской долине, и считал себя в полной безопасности на этом направлении. «Счастливчик» всё ещё ждал удара в лоб со стороны «оазиса Хами» и надеялся на переговоры в Лондоне.

Но к весне 1877 года Цзо Цзунтан сумел скрытно перебросить в Урумчи пришедшие из далёкого Китая тринадцать отборных батальонов с современным оружием (6500 пехотинцев, 500 кавалеристов и 38 нарезных орудий). В ночь на 18 апреля, воспользовавшись густым туманом, лучшие войска «императорского комиссара» Цзо неожиданно атаковали крепость Дабаньчэн.

Крепость к тому времени защищали две тысячи регулярных войск владыки Синьцзяна (из них половина с современными винтовками) и несколько тысяч повстанцев-дунган, бежавших сюда из Урумчи ещё в августе 1876 года. Гарнизон крепости сумел отразить неожиданную атаку маньчжуро-китайских войск. В ходе боя, продолжавшегося целые сутки, 400 «сарбазов» провели успешную вылазку, разгромив отряд в тысячу китайцев и даже ранив генерала Лю Цзиньтана, командовавшего китайским наступлением (именно он в предыдущем году захватил Урумчи).

Однако войска империи Цин были упорным противником. Они сумели полностью окружить крепость Дабаньчэн и блокировать единственную горную дорогу, по которой могло прийти подкрепление. Поспешивший на помощь крупный отряд Якуб-бека попал в засаду и был разбит.

Через трое суток непрерывного штурма сказалось превосходство новой китайской артиллерии. В ходе массированного обстрела 20 апреля один из разрывных снарядов попал в пороховой склад. Взрыв повредил укрепления и вызвал большой пожар. К вечеру крепость пала. Победителям достались богатые трофеи, включая 800 породистых коней. Свыше двух тысяч мусульманских защитников Синьцзяна погибли, а 1316 человек попали в плен. Офицеры Цзо Цзунтана тщательно посчитали пленников и донесли командованию, что среди них 865 уйгуров, 213 узбеков, 169 дунган и 69 торгоутов (монголов-ойратов).

Цзо Цзунтан сразу повёл политику демонстративного отделения аборигенов Синьцзяна от пришлых «андижанцев»-узбеков, соплеменников Якуб-бека, служивших опорой его диктаторской власти. Всех пленников, кроме узбеков, освободили, выдав им припасы и коней для возвращения по домам. Офицеры Цзо Цунтана уверили освобождённых, что империя Цин ведёт войну только против «андижданцев» Якуб-бека.

И тут владыка Синьцзяна допустил ещё одну ошибку. Вот как её описывает Алексей Куропаткин, до середины весны 1877 года находившийся на территории Восточного Туркестана:

«Считая весьма опасным принятый китайцами образ действий, Якуб-бек, чтобы парализовать влияние их обращения с пленными, принял меру, которая еще более повредила ему и создала симпатию к китайцам. Он предписал сыну своему Хак-кулы-беку лишить пленных возможности распространять слух о своем освобождении далее. Хак-кулы-бек выполнил волю своего отца, умертвив значительную часть этих несчастных. Остальные успели бежать обратно к китайцам… Эта мера, как и следовало ожидать, произвела результат обратный тому, которого ожидал Якуб-бек. Слух об этом зверстве быстро прошел по всей Кашгарии, выказал слабость андижанцев и сделал их еще более ненавистными. Обращение же китайцев с пленными, преувеличенное в рассказах, послужило к усилению партии, противной Якуб-беку…»

Впрочем, и главный враг Якуб-бека – Цзо Цзунтан, засевший со своим штабом в Урумчи, – в эти дни был куда больше обеспокоен своим тылом, чем фронтом. В далёком Пекине политическая группировка Ли Хунчжана, главного соперника «комиссара» Цзо в борьбе за влияние над Поднебесной, активизировала свою борьбу за принятие английских предложений по «урегулированию вопроса о Восточном Туркестане».

Министерство иностранных дел Британской империи к тому времени сформулировало свои предложения Пекину:

«1. Признание эмиром Якуб-беком сюзеренитета Китая (страна, которой он управляет, остаётся полностью под его контролем, но он обязуется периодически посылать представителей с подарками или данью в Пекин к великому императору Китая).

2. Определение границ между Кашгарским ханством и Китаем.

3. Заключение между ними соглашения о взаимопомощи в случае необходимости».

Эти предложения – а из уст лондонских дипломатов они звучали почти как ультиматум – вызвали настоящую панику у Цзо Цзунтана. Переигрывая Якуб-бека в ходе открытой и тайной войны на просторах Синьцзяна, он боялся проиграть в пекинском императорском дворце. Из Урумчи в Пекин ушло взволнованное послание. «Императорский уполномоченный комиссар по военным делам в Синьцзяне» писал:

«Возможно, что англичане поддерживают Якуб-бека, чтобы использовать его против России. Не будем гадать. Но то, что они уговаривают Китай признать созданное на его земле небольшое государство, означает не что иное, как их желание отхватить кусок от нашей страны… Сохранять на западе самостоятельное государство – всё равно что толкать себя в беду. Ни в коем случае нельзя допустить существование власти Якуб-бека…»

К маю 1877 года накал схватки за Синьцзян достиг апогея, развернувшись от средневековых крепостей в ущельях Тянь-Шаня до столиц трёх огромных империй – Лондона, Пекина и Петербурга.

Продолжение следует: От Синьцзяна до Крыма: Китай на грани войны с Россией.