Столетняя война: чудеса Жанны д’Арк только начинаются

Продолжение истории Жанны д'Арк, первая часть здесь.

Как мы уже упоминали ранее, Столетняя война, по сути, началась не в 1337 году, а гораздо раньше – в середине XII века, когда легкомысленная и любвеобильная Алиенора де Пуатье, великая герцогиня Аквитанская, развелась со своим скучным и угрюмым первым мужем Людовиком VII Капетингом и вскоре вышла замуж за привлекательного и бравого Генриха, графа Анжуйского, которому спустя год после свадьбы помогла отвоевать корону Англии.

В отношениях двух королевств сложилась невиданная прежде в системе феодального права ситуация – король Англии стал вассалом короля Франции, поскольку одновременно являлся великим герцогом Аквитанским, а королём в Аквитании был именно Людовик. Потомки Генриха и Алиеноры унаследовали Гиень, которая на ближайшие столетия стала английским форпостом на континенте, а в Бордо правил герцог, в котором никто не видел чужестранца. Может быть, он и носил корону где-то там, за проливом, но говорил на французском языке, почитая английский «варварским», его пращуры были французами-анжуйцами, а на верхней ступени феодальной лестницы над герцогом стоял король Франции.

Неожиданное замужество прекрасной Алиеноры привело к множеству конфликтов между родственными династиями Плантагенетов и Капетингов, начавшихся практически немедленно, отчего «столетняя» война вполне справедливо может именоваться «трёхсотлетней». Филипп-Август воевал с Генрихом и Ричардом Львиное Сердце, Карл IV учинил c Эдуардом II «войну за Сен-Сардо» в 1324–1327 годах – этот территориальный спор, закончившийся боевыми действиями, становится громким прологом к началу собственно Столетней войны.

Так или иначе, со времён Алиеноры и до конца XIV века «Трёхсотлетняя война» не выходила за рамки трений между феодалами, основанными на феодальном же праве, феодальных отношениях и феодальном образе мыслей с традиционной схемой «сеньор – вассал». Если угодно, это можно назвать «конфликтом хозяйствующих субъектов», совершенно непонятным для обычного горожанина, мелкого землевладельца или дворянчика из захолустья. Англичане тогда не воспринимались как оккупанты или захватчики, территории переходили от одного сеньора к другому, а француз он или британец – дело совершенно не принципиальное. Воевали не за страну и не за нацию – воевали за сеньора, поссорившегося с другим сеньором.

Ситуация начала меняться во второй половине XIV века после рейдов Эдуарда Чёрного Принца, имевших единственную цель: грабёж и устрашение населения. Если раньше солдата-грабителя ненавидели только за то, что он мародёр, то теперь добавился второй пункт – ему желали смерти и за то, что он англичанин. Положение до крайности осложнилось после договора в Труа, по которому Карл VI Безумный де Валуа передавал права на корону Генриху Английскому в обход дофина, и когда после смерти обоих королей в Париже обосновался регент герцог Бедфорд. А теперь давайте взглянем на весьма примечательный 12-й пункт договора в Труа:

«…Также указанный сын наш [подразумевается Генрих V – прим.авт.] властью своей обязуется в кратчайшие сроки подчинить и привести к повиновению нам все и каждую из крепостей, городов, местечек, замков, земель и людей, каковые будучи подданными нашими, отказывают нам в повиновении, таким образом показав себя мятежниками, и держат сторону партии, каковая в просторечии именует себя дофинской или арманьякской».

Таким образом, выходило, что все противники договора, сохранившие верность дофину, автоматически были записаны в мятежники, а «подчинить и привести к повиновению» означало, что новая власть была вправе проводить «полицейские акции» на всей неоккупированной территории Франции. Вдобавок Бедфорд начал относиться к Франции как к своей собственности – повышались налоги, шедшие в военный бюджет, английским лордам раздавались французские земли, на ключевые посты ставились коллаборационисты, прозванные «лжефранцузами». Характер войны для французов бесповоротно изменился: феодальный конфликт становился национально-освободительной войной, а англичане воспринимались отныне только как оккупанты и захватчики – в пламени Столетней войны рождалась французская нация…

В предыдущем тексте мы достаточно подробно обсудили исторический и психологический фон, на котором случилось неожиданное и невероятно своевременное появление Жанны д’Арк. Хотелось бы ещё раз подчеркнуть – появление до крайности странное, поскольку ожидавшаяся сдача осаждённого англичанами Орлеана означала скорую гибель тех остатков Франции, что ещё признавали легитимность дофина Карла – который, между нами говоря, был совершеннейшая сопля и тряпка: нерешительный, подверженный унынию и внешнему влиянию. Он никак не мог стать знаменем борьбы за независимость Франции. Жанна пришла ни на день раньше, ни на день позже – казалось, её действительно направляет сила Божественная…

Жанна в Вокулёре

Путь Жанны из Домреми к дофину простым не был. «Голоса» она слышала с возраста 12–13 лет, но до времени никому о явлении архангела Михаила и святых Екатерины с Маргаритой не рассказывала. Примерно в 20 километрах к северу от Домреми находилась крепость Вокулёр, командовал которой капитан Робер де Бодрикур, родственник Гийома бастарда Пуатье и будущего графа Дюнуа. Жанну первый раз видели в Вокулёре практически ровно за год до громких событий под Орлеаном – история сохранила дату: 13 мая 1428 года, праздник Вознесения. Явилась Жанна в Вокулёр в сопровождении дяди Дюрана Лаксара – предположительно, брата матери, трудившегося на церковном поприще.

Дадим слово крупнейшему, пожалуй, специалисту по данной теме, основательнице исследовательского центра Жанны д’Арк в Орлеане Режин Перну:

«…Бертран де Пуленжи видел, как она разговаривала с Робером де Бодрикуром, капитаном Вокулёра. Она-де говорила, что послана ему волей Господней для того, чтобы он передал дофину: нужно стойко держаться и не вступать в сражение с неприятелем, ведь не пройдёт ещё и половины поста, как Господь придёт на помощь… Нимало не смущаясь раздававшимися со всех сторон насмешками и шутками, Жанна говорила, что королевство принадлежит не дофину, но Господу, и что Господь желает, чтобы дофин стал королём и получил королевство из его рук, и что, хотят ли того враги или нет, дофин станет королём, и она сама поведёт его на миропомазание».

Бодрикур, человек военный и занятой, отнёсся к девочке из Домреми с крайним скепсисом, невзирая на весь религиозный менталитет человека Средневековья. Надо же, святые этой деревенщине являлись, представьте себе! Жанну вполне предсказуемо выставили вон без всякого сочувствия, ещё и обидно обсмеяв. Вернулась она через девять месяцев, в феврале 1429 года, в самом начале Великого поста, и снова потребовала встречи с капитаном – с тем же, впрочем, успехом. На этот раз Жанна сдаваться не собиралась и поселилась вместе с дядей Дюраном в Вокулёре у каретника Руайе, а главное – она начала проповедовать, сообщая всем встречным, что послана Богом для спасения дофина и Франции. К дому каретника начали стекаться любопытствующие, чтобы взглянуть на странную девушку, к которой, по её уверениям, приходили архангел и святые жёны во плоти…

Как раз 12 февраля неподалёку от Орлеана состоялась описанная в предыдущей статье «Битва селёдок», и, по сообщениям современников, Жанна предсказала это сражение и его исход – несмотря на то, что от Вокулёра до места событий больше 300 километров. Бодрикур повёл себя прямолинейно: следовало немедленно выяснить, что представляет собой девица из Домреми и, главное, не одержима ли она бесом. Для обряда экзорцизма был приглашён приходской священник, но кюре одержимости не нашёл и заверил капитана, что Жанна обычная девушка…

Тут подвернулся и счастливый случай: Жанну пригласил к себе герцог Карл II Лотарингский, принц крови, имевший резиденцию совсем неподалёку от Вокулёра – в Сен-Николя-де-Пор к югу от города Нанси. Тяжело больной герцог услышал распространявшиеся с молниеносной быстротой слухи о некоей мистичке и решил, что Жанна целительница, но она сразу заявила, что к лекарскому ремеслу не имеет ни малейшего отношения, а его светлости следовало бы не обманывать впредь жену. Тут никакого ясновидения не потребовалось – было общеизвестно, что Карл Лотарингский предпочёл законной супруге любовницу. Герцог был так обескуражен безапелляционностью и прямотой Жанны, что не стал гневаться, а подарил ей несколько безделушек и отправил обратно в Вокулёр.

После приёма у Карла Лотарингского отношение Бодрикура к Жанне окончательно изменилось к лучшему. Он и так провёл краткое расследование в своём шателенстве, выяснив, что девушка из Домреми происходит из уважаемой зажиточной семьи, ни в чём дурном прежде замечена не была, одержимостью, как его уверил кюре, не страдает, а самое главное – имеет почти невероятное влияние на умонастроения людей. По округе всё громче начали ходить разговоры, будто исполняется старинное пророчество, по которому Францию погубит женщина, а спасёт непорочная дева – под женщиной подразумевали, конечно же, королеву Изабеллу Баварскую, подписавшую катастрофический договор в Труа, ну а дева… Дева – вот она!

Люди, давно ожидавшие чудесного спасения, стали безоговорочно верить, что Дева действительно послана высшими силами. Робер де Бодрикур наконец сдался – Жанна твердила (тому есть множество свидетельств), что обязана предстать перед дофином до середины Великого поста, иначе будет слишком поздно – что характерно, она ничуть не ошибалась, и отпущенное Франции время стремительно истекало.

Бодрикур принял решение отправить Жанну в Шинон, где тогда находился двор принца, с шестью сопровождающими. По своему желанию Жанна переоблачилась в мужскую одежду – в этот момент никто не обратил и малейшего внимания на этот факт, который впоследствии будет стоить Жанне жизни: в мужской одежде гораздо удобнее ехать верхом. Провожала Жанну и её крошечный отряд немалая толпа жителей Вокулёра, к воротам вышел и капитан де Бодрикур, видимо, всё еще испытывавший некоторые сомнения. История сохранила его слова: «Иди, иди, и будь что будет».

«Спасение может прийти только от меня!»

Напрямую от Вокулёра до Шинона немногим более 400 километров, но прямо летают только птицы. Стараясь передвигаться в основном ночью, чтобы избежать встречи с англо-бургундцами, отряд добрался до цели за 11 дней – точно известно, что Жанна побывала в Осере и Сен-Катрин-де-Фьербуа, южнее города Тур. В Шиноне отряд остановился на постоялом дворе. Спутников Девы продолжали терзать сомнения, примет ли Жанну дофин, но сама она была неколебимо уверена, что встреча состоится. Два дня она находилась в городе, вызывая массовое любопытство жителей от простолюдинов до дворянства, и, конечно же, проповедовала: Жанна своих целей не скрывала.

Дальнейшие события общеизвестны: Карл принял Деву вечером второго дня пребывания в Шиноне. Её пожелали испытать, выдав за принца другого человека, но Жанна безошибочно определила, кто здесь настоящий Валуа, и заявила Карлу: «Именем Господа я говорю тебе, что ты истинный наследник Франции и сын короля. И Он послал меня, чтобы привести тебя в Реймс». Безусловно, эти слова мало напоминают божественное откровение – но здесь надо учитывать атмосферу безнадёжности, царившую тогда при дворе дофина.

Как мы уже упоминали, в окружении Карла всё чаще ходили разговоры о бегстве в дружественные Кастилию или Шотландию, или же в провинцию Дофине, с центром в Гренобле. Военное положение оставалось беспросветным, в победу никто не верил, воля к сопротивлению была окончательно потеряна. Историк Жан Фавье пишет, что слова Жанны безусловно потрясли «буржского короля», который отлично знал, что лишён наследства, а его честь опорочена слухом о незаконнорожденности. Сыграло роль и рекомендательное письмо старого и проверенного вояки капитана де Бодрикура, обстоятельно описавшего все предшествующие события.

Мистика мистикой и рекомендации рекомендациями, но дофин и его окружение должны были быть абсолютно уверены, что Жанна – именно та, за кого себя выдаёт, более того – что за её чудесными видениями и голосами святых не стоит сила иная, которую к ночи не поминают. Религиозное сознание XIV века полностью признавало существование волшебного, чудесного и потустороннего – например, человек, не верящий в ведьм, мог оказаться в поле зрения инквизиции хотя бы потому, что это было совершенно ненормальным, как если бы сейчас на полном серьёзе кто-то стал утверждать, будто земля плоская.

Двор развил лихорадочную деятельность – легковерных простачков среди последних приверженцев Карла де Валуа не было. Дофин поверил ей после того, как Жанна якобы открыла ему «тайну, о которой не знал никто, кроме Бога», – по легенде, она повторила Карлу его личную молитву, которую он никогда не произносил при посторонних. Но этого было мало. В Домреми немедленно отправили «следственный комитет» из монахов-францисканцев – выяснить биографию Девы. Саму Жанну переправили в Пуатье, чтобы она ответила на хитроумные вопросы учёных-богословов, и она с этим блестяще справилась. Наконец, Жанну осмотрела опытная повитуха, которая свидетельствовала, что та не мужчина и девственница. Последнее утверждение для тех времён было весьма существенным: считалось, что посланница дьявола, ведьма, не может получить колдовскую силу без соития с нечистым. Наконец, Дева совершенно очаровала молодого герцога Жана Алансонского, который стал её безоговорочным сторонником.

Суд богословов и университетских профессоров в Пуатье вынес вердикт:

«Мы доложили обо всём в Королевском совете, и мы пришли к единому мнению, что, принимая во внимание настоятельную необходимость безотлагательных действий и опасность, которой подвергается город Орлеан, король может принять её помощь и послать её в Орлеан».

Перевести это на современный язык можно так: Орлеан и так практически потерян, почему бы не позволить Деве Жанне попытаться? Тем более что после всех чудес при дворе в Шиноне отправиться с ней под Орлеан выразили желание многие дворяне, от упомянутого Алансона до столь спорной личности как Жиль де Ре, более известный впоследствии как «Синяя борода».

Желание Девы исполнилось – она отправилась под Орлеан, где произошло очередное чудо…

Продолжение следует: Столетняя война: Жанна д’Арк и ее странные друзья.