Столетняя война: после великой чумы

Начинается эпидемия. Врачи бессильны, лекарства не помогают. Из членов семьи от чумной пневмонии всего за один день умирают старики, ослабленные возрастом, ваша жена/муж и один ребенок. Хоронить их некому – соответствующая служба не действует. Из вашего скромного офиса численностью в 20 человек столь же молниеносно умерли 15 – некоторые «сгорели» буквально за три часа. Магазин шаговой доступности с персоналом в три человека не работает – умерли все. Супермаркет закрыт, те, кто уцелел, пытаются срочно покинуть город, остальные больны или мертвы. Не работают интернет и сотовая связь, за серверами и вышками приглядывать уже некому. Транспорт и торговля полностью парализованы. Отсутствует почтовое сообщение. В армии потери от трети и выше, не исключая командование. Исчезли власть, полиция, скорая помощь. Одно хорошо: почти нет грабежей и мародёрства – потенциальные грабители панически боятся заходить в дома, опустошённые Чёрной Смертью. Между прочим, тому есть исторические подтверждения: дадим слово Микеле де Пьяцца, сицилийскому летописцу, описавшему эпидемию в «Светской хронике»:

«…Трупы оставались лежать в домах, и ни один священник, ни один родственник – сын ли, отец ли, кто-либо из близких – не решались войти туда: могильщикам сулили большие деньги, чтобы те вынесли и похоронили мёртвых. Дома умерших стояли незапертыми со всеми сокровищами, деньгами и драгоценностями; если кто-либо желал войти туда, никто не преграждал ему путь».

А вот выдержка из записей Махмуда ал-Айни, Египетский султанат, Александрия:

«О чуме, подобной этой, никто [прежде] не слыхал. Число умерших в Мысре и Каире доходило до 900 тысяч человек. Оказался недостаток во всех товарах, вследствие незначительности привоза их, так что бурдюк воды обходился в землях Египетских дороже 10 дирхемов… Не стало людей в домах; в последних были брошенные пожитки, утварь, серебряные и золотые деньги, но никто не брал их».

Теперь представляете, какой немыслимый ужас довелось испытать нашим предкам? Одномоментно – в срок от нескольких дней до недель – рухнуло абсолютно всё. Прежний уклад жизни, семьи, местное и общегосударственное экономическое взаимодействие, негде (и не у кого) было купить продукты, неизвестно что происходит в столицах, уцелевшие власти опустошённых городов, графств, герцогств и церковных диоцезов пребывали даже не в растерянности – в абсолютном шоке. Жив ли король? Что с Римским папой – объединяющим центром Католического мира? С середины лета 1348 года Филипп VI полностью потерял управление страной – хотя бы потому, что гонцы умирали в дороге, а послания не принимались представителями короля на местах по причине смерти чиновников. В отдельных замках и городах, где додумались ввести карантин (ранее понятие совершенно неизвестное!), гонец просто не прошёл бы за ворота, а при излишней настойчивости оказался бы убит стрелами с расстояния «во избежание».

Тут надо отметить, что и в Англии происходило ровно то же самое – самоизоляция короля Эдуарда III в Тауэрском замке, разрыв всех возможных связей между столицей и провинцией, полное замирание оставшейся жизни. Никто из историков так и не подсчитал, сколько было косвенных жертв эпидемии – умерших от голода и холода, детей, оставшихся без родителей, стариков без попечения. Согласимся, что обладающий иммунитетом к чуме (случалось и такое) трёхлетний ребенок не способен выжить в одиночестве, когда вся семья погибла.

Вполне естественно, что события Великой Чумы в ту эпоху воспринимались именно как Апокалипсис – подобные мысли были невероятно широко распространены среди выживших. Однако чума являлась пусть и решающим, но лишь одним из факторов появления таких настроений, поскольку резко изменилась не только биосоциальная обстановка, но произошло то, чего ранее в Средневековье не видывали – с началом Столетней войны изменился тип боевых действий и восприятие таковых как военными, так и гражданским населением…

«Тотальная война» как знак Конца света

Как мы упоминали ранее, войны в Средневековье велись сравнительно небольшими профессиональными армиями, в основном дворянскими – военное ремесло в феодальном обществе являлось привилегией благородного меньшинства. Лишь в итальянских городах-республиках наподобие Генуи или Венеции в армию на постоянной основе привлекались все граждане – вспомним о скандально знаменитых генуэзских арбалетчиках, во многом благодаря которым король Франции потерпел поражение при Креси.

Конфликты были, прежде всего, феодальными, происходили они между сеньорами, и велись «по всем правилам». Единственным исключением были Крестовые походы, как война между цивилизациями: врагом являлись сарацины, а любой христианин автоматически становился союзником. Не было особой разницы между французом, баварцем или поляком, все они были представителями единой католической общности – идентификация по принципу «свой-чужой» происходила по религиозному признаку.

Однако Столетняя война совершает резкий переворот в сознании, прежде всего французов – исходно феодальный конфликт между Плантагенетами и Валуа со временем меняет форму, превращаясь в национально-освободительный, то есть, ранее в Европе невиданный! В этом состоит одна из важнейших особенностей Столетней войны – подданные французской короны, христиане, как и все прочие европейцы, менее чем за один век начали ощущать себя именно что французами: нацией, сплочённой единой идеей изгнания захватчиков обратно на Альбион. Англичане во время взятия Кале или сражения при Креси ещё не были оккупантами в общеизвестном смысле этого слова, но к началу XV века они таковыми становятся. Как писал исследователь Жан Фавье, «…средний француз из города или деревни поначалу ненавидел англичанина за то, что тот – солдат, а потом за то, что тот – англичанин». Очень скоро ситуация начала меняться, и военные короля Эдуарда начинают восприниматься как захватчики, посягающие на французскую национальную идентичность…

Но и это ещё не всё. Столетняя война становится всеобщей – что также прежде было неизвестно Средневековью! В старые добрые времена феодальный конфликт заканчивался сравнительно быстро и не нёс угрозы целому государству, кроме того, имущество старались не уничтожать и беречь – оно должно было перейти во владение другого сеньора. Ныне положение изменилось: англичане жгли урожаи, что означало последующий голод; восстанавливать разрушенное не имело смысла – не в этом году, так в следующем захватчики обязательно появятся снова. Война из события чрезвычайного и не самого частого становится повседневной реальностью, продолжаясь годами и десятилетиями, что вело к дальнейшему усугублению и без того ужасного экономического положения Франции, вызванного недавним ураганом Чёрной Смерти. Вновь дадим слово Жану Фавье:

«…Сожжённая рига, которую не отстраивали, опасаясь нового налёта через год или десять, означала, что обработка земель здесь сократится надолго. Судно, затопленное в фарватере, разрушенный мост, разорённая мельница означали не просто временное несчастье, а паралич всей экономической жизни области».

Кроме того, разумеется, Франции не повезло с монархом – примерно так же, как в своё время не повезло Англии с Ричардом Львиное Сердце, разорившим королевство ради своих безумных затей, начиная от Третьего крестового похода и заканчивая авантюрами на континенте. Ричард был рыцарем, но не государственным деятелем, а его противник Филипп II Август являлся, прежде всего, очень талантливым политиком и администратором, что позволило в начале XIII века очистить от англичан огромные области Франции и заложить фундамент дальнейшего величия королевства.

Возможно, это прозвучит странно, но Столетнюю войну было бы справедливо назвать «Трёхсотлетней» – поскольку начало конфликту положила мать Ричарда, Алиенор Аквитанская, успевшая побывать королевой и Франции, и Англии. Тем не менее, Алиенор была великой женщиной, видевшей на примере Филиппа II Августа и беспутного родного сына, что эпоха королей-рыцарей проходит, а чтобы поднять королевство из руин, требуется не воспетая куртуазными трубадурами личная доблесть, а дар руководителя…

Увы, но Филипп VI де Валуа так и не осознал, что с началом Столетней войны и после Чёрной Смерти ситуация кардинально изменилась, и ему стоило бы последовать примеру своего мудрого пращура – но он предпочёл остаться рыцарем, а не королём. Франция же в конце 1340-х годов находилась на последней грани, особенно если учитывать все недавние поражения и нарастающий внутренний политический кризис – король терял уважение знати, а Генеральные Штаты, после позорной сдачи Кале и отказа Филиппа спасти своих подданных, в 1347 году ясно выразили своё отношение к монарху:

«…Вы пошли в оные места с честью и при великом отряде, понеся великие расходы и великие затраты. Вас там обесславили и заставили вернуться с позором. Вам навязали перемирие, хотя враги пребывали в вашем королевстве… Оными советами вы были обесчещены!»

После Чёрной Смерти

Помимо войны, финансовой неразберихи и неурожаев, вызванных «годами большой сырости» начиная с 1345 года, был нанесён ещё один тяжелейший удар – эпидемия Великой Чумы всего за несколько недель обрушила рынок рабочей силы. Мы помним, что смертность во время эпидемии превышала все мыслимые пределы как в городах, так и на селе – что крестьяне, что мастеровые вымирали целыми семьями, весной 1348 года в условиях повального мора не были засеяны огромные площади, а те, что успели засеять, некому было убирать. То же наблюдалось и в городах – уцелевшие ткачи, златошвеи, гончары или суконщики лишились наследников своего дела и подмастерьев. Однако следует учитывать тот факт, что даже если треть или больше населения погибла, выжившим всё так же требовались одежда, посуда или мебель.

Тут и произошёл новый, совершенно неизвестный истории Средневековья «до чумы» экономический поворот – началась миграция из разорённого эпидемией села в город, причём претенденты на освободившиеся места учеников и подмастерьев впервые могли требовать для себя лучших условий, как по жалованию, так и по участию в деле. Началось резкое повышение зарплат в промышленности, что, разумеется, повышало себестоимость изделий, а это вело к инфляции. Королевское правительство тщетно пыталось заморозить уровень зарплат, но, как известно, административные меры в экономике действуют далеко не всегда, а если и действуют – то совершенно недостаточно. Требовалось уравновесить рынок спроса и предложения.

В деревне ситуация складывалась не лучше – выживший крестьянин внезапно осознал, что после гибели тысяч земледельцев он вправе требовать у сеньора более уважительного отношения и большей оплаты своего труда. Начинаются глубинные изменения в сельском хозяйстве – куда выгоднее держать стада крупного рогатого скота, за которыми требуется минимальный присмотр, чем платить батракам значительные суммы, повышающие цены на хлеб. В Англии, основном поставщике овечьей шерсти на североевропейский рынок, появились все предпосылки к так называемому «огораживанию» – изъятию общинной пахотной земли под пастбища. В итоге сельскохозяйственный кризис и двукратное повышение цен приведут к крестьянскому восстанию Уота Тайлера в Англии (1381 год) и Жакерии во Франции (1358 год) – всё это последствия Чёрной Смерти. Феодальная экономика, пережив крушение, начинает двигаться в сторону капитализма.

А что же Столетняя война – спросите вы? Понятно, что эпидемия временно остановила боевые действия, но, как известно, Эдуард III был человеком упрямым и целеустремлённым, старавшимся доводить любое дело до логического конца.

Чёрная Смерть и в области военного дела произвела очередной переворот – появилось так называемое «новое рыцарство». Если ранее рыцарство как таковое являлось социальным статусом с обширной и крайне запутанной системой вассалитета, то ныне, с появлением в Англии ордена Подвязки и ордена Звезды во Франции, картина радикально изменилась. Оба ордена, говоря откровенно, уже в те времена выглядевшие сущими анахронизмами, навевавшими воспоминания о тихих и благополучных временах первых Крестовых походов, подразумевали личную и добровольно принятую клятву верности одному из королей. Жан Фавье сообщает нам:

«…Можно было принадлежать к двум соперничающим родам. Быть просто вассалом обоих воюющих монархов. Можно было – как аквитанские вассалы или нормандские «верные» Наваррца – быть подданным короля Франции и вассалом иностранного короля как феодального сеньора. Можно было, не поступаясь честью, получать от обеих сторон ренты, накладывающие на вас обязанности и даже делающие вас клиентом. Но принадлежать одновременно к обоим этим орденам нового рыцарства было нельзя. Клятва, которую рыцари этих орденов давали своему сеньору и господину, вносила ясность в право и мораль, потому что считалась важней всех прочих клятв. <…> Рыцарский орден в том виде, в каком его придумали монархи XIV века, снова предполагал верность безо всяких условий и соперников. Каждый из королей рассчитывал отныне прочно держать в руках «своё» рыцарство».

Надо сказать, что ни Эдуард III, создавший орден Подвязки весной 1348 года, ни сменивший на престоле умершего в 1350 году Филиппа VI король Иоанн Добрый, не являлись изобретателями «нового рыцарства». Орден с принесением личной клятвы государю впервые учредил король Кастилии и Леона Альфонсо XI за восемнадцать лет до пришествия Великой Чумы (кстати, Альфонсо сам пал жертвой Чёрной Смерти). Конфликтующие монархи Англии и Франции ухватились за эту идею не ради того, чтобы «узреть исток и красу всего рыцарства, культуру смелого благородства, доблестей и бесконечных завоеваний», как был записано в одном из куртуазных романов XIV века, – в условиях войны это был шаг чисто политический и прагматичный. Цель очевидна: объединение дворян вокруг фигуры короля и ликвидация прежней неразберихи с оммажами разным феодалам. Особенно это было необходимо новому королю Франции, в которой феодальная разобщённость могла привести к расколу королевства.

Не вышло – по крайней мере, у французов. Орден Звезды закончил своё существование уже в 1352 году в одной из малоизвестных битв Столетней войны – неподалёку от бретонского Бреста, где англичане разбили армию под командованием маршала де Неля. Была использована обычная английская тактика, прекрасно показавшая себя при Креси – командиры короля Эдуарда заняли крутой холм, поставив за спешившимися рыцарями лучников, неприятель пошёл в лобовую атаку и был уничтожен. Погибло более 600 французских дворян, ещё около 50 членов Ордена Звезды попали в плен – уроки Креси выучены не были. Более в летописях этот орден не упоминается, тогда как британская Подвязка существует по сей день…

Король Иоанн Добрый, пользуясь временной передышкой в войне, пытался провести военную реформу – он прекрасно осознавал, что ни чума, ни экономические потрясения не заставят Эдуарда отказаться от притязаний на французский трон. Появилась особая военная администрация, призванная надзирать за численностью и качеством вооружения войск, как дворянских, так и наёмных. Одна беда – оплата солдатам оставляла желать лучшего, а как мы указывали выше, инфляционные процессы продолжались, при этом падало качество монеты и содержание в ней серебра. После Чёрной Смерти серебряная монета обесценилась шестикратно, но тарифы оставались прежними – очень многие начинали подумывать о том, что король излишне скуп, а, значит, следовало бы уйти к другому нанимателю.

Обычно Столетнюю войну делят на четыре этапа – Эдвардианский, Каролингский, Ланкастерский и финальный, причём Эдвардианский период считается с 1337 по 1360 годы, когда был заключён мир в Бретиньи. Мы же предполагаем, что первый этап завершился на десять лет раньше, в 1350 году, когда отгремела кошмарная эпидемия Чёрной Смерти, и обе воюющие стороны оказались в принципиально новых условиях: демографических, экономических и политических. Да, близки катастрофа при Пуатье, пленение короля Иоанна, крестьянские восстания – но всё это произойдет в новом, неизведанном мире. Мире, прошедшем через ревущее пламя Чёрной Смерти.

Это, однако, совсем другая история, которую мы обязательно расскажем в будущем… 

Столетняя война: разгром французов при Пуатье.