Судьба женщин, вывезенных в Германию оккупационными властями в годы Второй мировой

Мероприятия по поставке рабочей силы с оккупированных территорий, известные как «Программы Заукеля», предусматривали вербовку физически крепких мужчин и женщин в возрасте от 17 до 35 лет. В конце 1942 года около 50% всех остарбайтеров составляли женщины. Они трудились на общих основаниях в военной промышленности, строительстве, сельском хозяйстве. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер по этому поводу выразился так:

«Погибнет ли десять тысяч русских баб от изнурения во время рытья противотанковых рвов, меня не интересует. Для меня важно только одно — когда ров будет закончен для Германии».

Восточные работницы в помощь Великой Германии

В рамках второй программы Генерального уполномоченного по трудоиспользованию Фрица Заукеля была запланирована акция «Восточные работницы». Это была попытка за счет остарбайтеров решить не только экономические, но и социальные задачи, в частности — снизить нагрузку на немецких женщин, над которыми в 1942 году нависла угроза трудовой мобилизации. А ведь нацистскому руководству их основная задача виделась в рождении здоровых детей и выполнении домашней работы.

В приказе главнокомандующего группой армий «Центр» (1943 год) отмечалось, что «из-за каждой девушки, которая осталась в районе операции, мы вынуждены привлекать жен фронтовиков к работе в военной промышленности». Заукель пообещал привезти в Рейх до полумиллиона восточных работниц для использования их в домашнем хозяйстве, а также для работы на кухнях в кафе, приютов и иных учреждений.

8 сентября 1942 года было издано распоряжение о вербовке до конца октября 400 тысяч «помощниц по хозяйству» (то есть женской прислуги). Женщин городских и из сельской местности — поровну. 250 тысяч — из рейхскомиссариатов Остланд и Украина и 150 тысяч — из оперативных зон в тылу групп армий. Успехи были неравномерными. Из оперативных зон поступило 193 243 женщины вместо запланированных 150 тысяч. С другой стороны, для генерального округа Беларусь была установлена квота в 30 тысяч женщин, а мобилизовать до конца года удалось лишь около сотни.

Тем не менее, работа кипела. Витебская газета «Новый путь» призывала:

«Не медлите и решайтесь! Те из вас, которые на приемных пунктах получат места помощниц домашних хозяек, получают такое же продовольственное снабжение, как все гражданское германское население, будут жить в семьях и будут иметь, таким образом, возможность спокойной деятельности без лишних забот».

Вербовочные комиссии занимались первичным отбором. Интерес представляли женщины и девушки, «внешний вид которых в расовом отношении по возможности близок к немецкому народу». Сразу отсеивались этнические немки, беременные и молодые матери. Подходящих девушек заносили в общий транспортный список с пометкой «предусмотрена для домашнего хозяйства».

Далее селекция происходила на сборных пунктах. Здесь комиссии опять определяли, «насколько близко завербованные восточные работницы по своему внешнему виду расово соответствуют внешнему виду немецких женщин». Главной задачей было «предотвратить прием в Германию расово чуждых, ярко выраженных примитивно восточных и восточно-балтийских лиц, а также полностью невыдержанных расовых смесей». Прошедшие двойное сито расового отбора женщины уезжали в Рейх либо вместе со всеми остарбайтерами, либо в отдельных вагонах поездов. Из воспоминаний Галины Кравченко, вывезенной из Донецкой области в 1943 году:

«Привезли нас в Киев. Там под конвоем нас завели в холодный дом, там мы переночевали. Утром вывели на улицу, построили в шеренги и стали нас осматривать и заглядывать в зубы. После осмотра нас повели к железной дороге, погрузили в товарные вагоны, закрыли на замок и повезли (…) Нам сказали, что мы находимся в Германии. Там нас всех разделили на женщин и мужчин, женщины в одну сторону, мужчины в другую сторону (…) Один день мы пробыли там, а на утро пришли бауэры и бауэрши и стали нас выбирать, кто кому понравится».

Екатерина Ковалько из Донецкой области:

«Кушать нам ничего не давали до Польши, а там в городах давали на два дня хлеб и какую-то похлебку. В Перемышле (Польша) была комиссия. Нас заставили раздеться, смотрели врачи, но никого не комиссовали и нас повезли дальше вглубь Германии (…) Девушек из моего села привезли в город, где была продажа девчат (…) Покупатели — хозяева начали нас рассматривать: проверяли наличие зубов, пройдись — не хромая ли ты. Брали тех, кто побольше, сильнее и справнее».

«Выполняйте свою работу с охотой…»

К домашним работам привлекались не только прибывшие по специальной разнарядке, но и насильно угнанные молодые женщины. Из числа остовок набирался и лагерный персонал для лагерей восточных работниц. Чаще всего они назначались помощницами начальника лагеря и отвечали за внутренние дела: соблюдение дисциплины, порядка, гигиенических и санитарных требований и т. д. Крайне редко остовку могли назначить и начальником лагеря. Большинство же женщин становилось прислугой.

В арбайтсамт (биржу труда) с просьбой предоставить домашнюю работницу могла обратиться любая немецкая семья. Биржи труда направляли запрос местным партийным чиновникам насчет политической благонадежности такой семьи. Если гарантия лояльности была получена, восточная работница отправлялась на новое рабочее место.

Например, зондерфюрер Вернер Утеш, бывший сельскохозяйственным руководителем в Койданово (Минская область), предоставил справку о том, что ему нужны «25—30 девушек или парней» для работы на его ферме в Германии. После рассмотрения его заявки вербовочная комиссия в Минске через биржу труда в Бергене отправила на ферму 30 остарбайтеров.

Предпочтение отдавалось не только чиновникам, но и многодетным семьям и семьям строителей. Передавать восточную работницу в другую семью можно было лишь после получения официального разрешения.

Обязательным условием было обеспечение отдельного от немцев и других иностранных работников проживания остовок. Покидать жилье женщина могла лишь по хозяйственным нуждам. Для лучшего понимания между хозяевами и прислугой была издана серия словарей-комиксов, где подробно расписывались темы уборки, готовки, покупки продуктов и т. д. Начинался этот словарь со страницы с приказами: «Умойтесь тщательно!», «Оденьтесь чисто!», «Постелите аккуратно постель!».

Выходной предоставлялся на три часа один раз в неделю — тогда остовка имела право на отдых вне дома, но должна была вернуться до наступления комендантского часа. Ей запрещалось посещение кафе, кино, магазинов, церквей — всех заведений, где она могла вступить в контакт с немцами. Запрещено было пользоваться городским транспортом.

Контакты вообще регламентировались очень строго. В августе 1942 года начальник Партийной канцелярии НСДАП Мартин Борман распорядился создать специальную службу наблюдения, которая должна была контролировать поведение остарбайтеров. В состав этой службы входили члены нацистской партии. Их задача заключалась в предупреждении отношений между немцами и восточными рабочими, особенно если эти отношения могли перерасти в половую связь. В октябре была издана памятка об обращении с гражданскими иностранными рабочими, в которой среди прочего отмечалось:

«Половая связь между немцами и восточными рабочими запрещена и карается для восточных рабочих — смертью, для немцев — отправкой в концентрационный лагерь».

Появившаяся в апреле 1943 г. инструкция о поведении с иностранными рабочими напоминала о суровом наказании в случае «игнорирования национал-социалистских воззрений на чистоту крови».

Родить без отрыва от производства

И все-таки остовки рожали детей. В конце 1942 года Генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы Фриц Заукель принял временное постановление «Об обращении с беременными иностранными работницами». Позже действие этого документа было продлено на весь период военных действий. В документе указывалось, что беременных, но остающихся трудоспособными восточных работниц — в отличие от западноевропейских женщин — запрещено возвращать на родину (прежде такое практиковалось). Ни Трудовой, ни Материнский кодекс Германии на остовок не распространялись.

Когда обнаруживалась беременность, работодатели оповещали местную врачебную палату или полицию. В документах фиксировались личные данные восточной работницы, срок беременности, предприятие, за которым была закреплена женщина, а также данные о национальности или подданстве отца ребенка. На восточных работниц, как и на полек, распространялись предписания о минимальной охране материнства: освобождение от работ на 2 недели до родов и на 6 недель после. Основной целью этих предписаний было максимально долгое и эффективное использование труда беременных и родивших женщин.

Нацистское руководство подчеркивало идеологическую важность создания отдельных родильных домов для восточных работниц и запрета на их нахождение вместе с немецкими женщинами. Родильные помещения организовывались в бараках для больных остарбайтеров или на территории предприятий, использовавших труд остовок. Чиновники рейхсминистерства труда цинично замечали, что

«примитивные восточные народы привыкли разрождаться сами по себе, поэтому специальная помощь им не требуется. Достаточно, если привлекаются старые остарбайтерки, которые сами рожали детей».

В 1942 году в рейхсгау Верхний Дунай (на территории Австрии, присоединенной к Рейху в 1938 году) был создан специальный дом для грудных детей восточных работниц. В их ежедневный рацион входили лишь пол-литра молока и полтора куска сахара, что часто приводило к смерти от истощения. Со временем, впрочем, ситуация несколько изменилась. Через год была издана инструкция, в которой говорилось о создании необходимых условий для родов, кормления и содержания младенцев. В том же Верхнем Дунае, в городе Линце, при женской клинике построили барак для беременных остовок и полек, рассчитанный на сорок рожениц. За две недели до родов женщин помещали в пересыльный лагерь при местной бирже труда, затем переводили в этот родильный барак, а потом еще на шесть недель после родов они возвращались в пересыльный лагерь.

Металлургические заводы рейхсгау выразили согласие на строительство яслей для детей работниц. Были ли открыты эти ясли — неизвестно. Для приема 80 новорожденных польских и восточных работниц был выделен дом, находившийся под надзором немки, а обслуживание новорожденных и работа по дому ложились на плечи самих остовок.

До родов и во время ухода за новорожденным предприятия, имевшие родильные дома на своей территории, содержали восточных работниц, исходя из суммы в 1,5 рейхсмарки в день. После выхода на работу женщина никакой доплаты не получала, а из ее заработка высчитывалась стоимость питания ребенка. Например, в 1943 году в рейхсгау Верхний Дунай были установлены нормы питания для детей остовок: 1 350 г пшеничного хлеба, 100 г мяса, 165 г масла, 200 г сахара, 100 г мармелада, 1 кг картофеля в неделю и пол-литра молока в день. А в постановлении службы обеспечения города Киль «Питание для детей полек и восточных работниц» указывалось:

«Дети остарбайтеров и дети поляков принципиально исключаются из получения детского крахмала, детского пшеничного хлеба или рисовых продуктов, искусственного меда, порошка какао и, естественно, всех дополнительных продуктов питания».

Дети остовок: убить или воспитать?

Четких инструкций о том, как поступать с рожденными остовками младенцами, долгое время не существовало. Одни считали, что дети восточных работниц должны умереть, другие — что их надо воспитывать. Осенью 1943 года Гиммлер заявил:

«Все то, что у других наций принадлежит к хорошей крови, подобно нашей, мы возьмем себе, похищая для этого, если необходимо, их детей и воспитывая этих детей у себя».

В большей степени это касалось вывоза подходящих детей и подростков из оккупированных областей, однако затронуло и тех, кто появился на свет на территории Рейха. Младенцы отправлялись в специальные учреждения для детей восточных рабочих. Если отцом ребенка был немец или близкий к арийской расе иностранец (голландец, датчанин, швед, норвежец), такие дети были пригодны для онемечивания. Их забирали у матерей и содержали в учреждениях для детей «чистой расы» — до тех пор, пока не было получено разрешение на усыновление или удочерение немецкой семьей. Причем эти семьи не уведомлялись о происхождении своих приемных детей. В 1944 году Фриц Заукель в своей очередной директиве отмечал, что

«детей иностранных работниц, носителей частично немецкой крови и крови, близкой к немецкой, рассматривать как ценных, не отсылать в учреждения по присмотру за детьми иностранных работниц, а сохранять для Германии и воспитывать как немецких детей».

Тем детям, которые не могли похвастаться чистотой крови, приходилось рассчитывать на собственную живучесть. Младенческая смертность в родильных домах была очень высокой. Некачественный медицинский уход, плохие условия содержания в бараках, отсутствие дополнительного питания (что списывалось на «прирожденную привычку естественного питания у народов России») становились причинами эпидемий и желудочных заболеваний. В свидетельствах о смерти младенцев записывали не медицинский диагноз, а формулировку «слабость от рождения».

Зачастую у остовок просто не было возможности грудного вскармливания. Например, руководство родильного дома в Люнебурге писало в годовом отчете, что есть «ненадежные матери, которые крадут детское белье, посуду и разную мелочь». Эта фраза стала предлогом для сокращения срока ухода за ребенком до двух недель вместо шести.

Вообще же оптимальным выходом из ситуации работодатели видели аборт. Например, с мая 1944 года до конца войны в клинике завода «Фольксваген» провели 167 абортов. Чтобы сохранить ребенка, восточные работницы старались до последнего момента скрывать беременность и, если получалось, рожали тайно, без всякой медицинской помощи. Помогали соседки по бараку, которые присматривали за новорожденным, пока мать была занята на производстве.

***

Бывшие остарбайтеры характеризуют отношение к ним со стороны большинства немцев как полное равнодушие. Вот известная цитата из письма матери-немки сыну на фронт:

«Вчера днем к нам прибежала Анна-Лиза Ростерт. Она была очень сердита. У них в свинарнике повесилась русская девка. Наши работницы-польки говорили, что фрау Ростерт все била, ругала русскую. Она прибыла сюда в апреле и все время ходила в слезах… Мы успокаивали фрау Ростерт, можно ведь за недорогую цену приобрести новую русскую работницу…»