Взятие Лахиша: осада, запечатленная в камне

Эта каменная летопись сохранилась до наших дней и ныне выставлена в Британском музее в Лондоне. Посмотрим же на этот барельеф и попробуем реконструировать события тех давних дней.

Первые дни осады

Кампания ассирийской армии, предпринятая в 701 году до н.э., напоминает своего рода блицкриг. Выступив в поход весной, Синаххериб и его войско в кратчайшие сроки преодолели сотни вёрст, отделявшие их от мятежных земель Леванта. Наведя порядок в возмутившейся было Финикии и помиловав согнутых в покорности тамошних царьков, Синаххериб двинул своё воинство по нахоженному пути, пролегавшему вдоль моря, дальше на юг, навстречу главному и наиболее опасному врагу — египетскому фараону и его полкам. От исхода битвы зависело если не всё, то очень многое. В битве под Экроном подданные Синаххериба наголову разбили египетское войско: ассирийская военная машина ещё раз показала, что на то время ей не было равных на Ближнем Востоке. Посланец Синаххериба имел все основания спросить у иудейского царя Иезекии:

«Вот, ты думаешь опереться на Египет, на эту трость надломленную, которая, если кто обопрётся на неё, войдёт ему в руку и проколет её. Таков фараон, царь Египетский, для всех уповающих на него».

Однако поход в Египет, вопреки утверждению «отца истории» Геродота, явно не входил в планы ассирийского царя. Двигаться дальше на юг, имея в тылу мятежного иудейского царя, который отнюдь не выказывал желания пасть на колени и вымаливать прощение, было бы большой глупостью: кто знает, как поведёт себя Хизкия-иудей, если войско Синаххериба вдруг потерпит неудачу на границе Египта и будет вынуждено поспешно отступать домой? Но, прежде чем подступить к Иерусалиму, столице Иезекии, нужно было взять Лахиш, стоявший на старом караваном пути и прикрывавший путь к иудейской столице с юго-запада.

Точное время начала осады Лахиша, увы, осталось неизвестным. Ряд косвенных свидетельств, полученных в ходе раскопок, позволяет предположить, что победоносное ассирийское войско, ободрённое победой над египтянами и взятием Экрона, подступило к стенам города в начале осени 701 года до н.э. К сожалению, сохранившиеся источники молчат о том, как началась эта осада. Однако легко можно представить, какой ужас охватил жителей, воинов гарнизона и власти Лахиша, когда в одно далеко не самое прекрасное утро из облаков пыли, поднимавшихся над ведущей к морю дорогой, появились ассирийские колонны. Пехота, колесницы и всадники стали обтекать город, окружая его со всех сторон. Их появления, конечно, ждали, и о том, что Синаххериб и его свирепые и безжалостные воины приближаются, возвещали столбы дыма на горизонте, мерцание далёких пожаров и запах гари, доносившийся по ночам, да рассказывали объятые ужасом многочисленные беженцы, поток которых нарастал с каждым днём. Но в глубине души многие лахишцы надеялись, истово молясь в городских храмах, что беда обойдёт их стороной. Этим слабым надеждам было суждено очень скоро рассеяться под утренним солнцем.

По мнению израильского археолога Давида Усышкина, ассирийский царь разбил свою ставку на высоком холме в нескольких сотнях метров к юго-западу от Лахиша, откуда открывался прекрасный вид на город и его укрепления. Пока лёгкая пехота и конница, рассыпавшись по окрестностям Лахиша, занимались привычным делом: сбором провианта и фуража и опустошением местности, — воины царя принялись возводить укреплённый лагерь. На барельефе в царском дворце он изображён в виде овального, опоясанного стеной с башнями укрепления. Возможно, они также построили контрвалационную линию — увы, это не более чем предположение, поскольку хозяйственная деятельность уничтожила все следы пребывания ассирийцев за пределами Лахиша. Ассирийские сапёры тем временем приступили к изготовлению осадных машин, а царские инженеры начали разрабатывать план осады.

Скорее всего, обустроившись по своему обыкновению вокруг города, Синаххериб и его воеводы послали к воротам Лахиша парламентёра. Он доставил «губернатору» (шар-ха‘иру) города и начальнику лахишского гарнизона предложение ассирийского царя открыть ворота и сдаться, положившись на обещание Синаххериба помиловать в таком случае всех, кто находился в тот момент в Лахише. Можно даже предположить, что именно было написано в том письме и какие речи вёл царский посланец перед градоначальниками. Ассирийский полководец Рабсак заявил от имени своего владыки вельможам Иезекии, что напрасно их царь полагается на помощь фараона и на помощь Господню, ибо «кто из всех богов народов, истреблённых отцами моими (то есть Синаххериба — прим. авт.), мог спасти народ свой от руки моей? Как же возможет ваш Бог спасти вас от руки моей», так как «разве я без воли Господней пошёл на землю сию, чтобы разорить её? Господь сказал мне: пойди на землю сию и разори её».

Однако власти Лахиша, полагаясь на мощь укреплений города и на то, что у Синаххериба оставалось не так уж много времени до окончания кампании, ответили отказом. Тем самым они подписали и себе, и своим воинам, и многим жителям города — а это около 3500 человек — смертный приговор.

«Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…»

Эти слова из популярной когда-то песни вполне могли взять на вооружение ассирийские сапёры. Действительно, уставшие, мокрые, грязные, покрытые потом и пылью, они не походили героев войны — куда им до горделивых колесничих бойцов и даже до царской пехоты, стрелков и копейщиков! Однако именно их неустанный и опасный труд ковал победу царского войска в многочисленных осадах. А работать сапёрам приходилось, что называется, на расстоянии удара от неприятеля, ежеминутно и ежесекундно подвергаясь опасности быть поражёнными стрелой, камнем или бревном, направленными защитниками крепости, или быть засыпанными в подкопе. Так было и во время осады Лахиша.

Намётанным глазом ассирийские воеводы и инженеры определили, что единственным уязвимым местом в обороне Лахиша была его юго-западная сторона, район ворот. Здесь проще было подойти к стенам города и, взломав их, проникнуть внутрь. Однако предстояло немало потрудиться. Чтобы подвести к стенам и башням тараны и осадные башни, нужно было предварительно соорудить мощную насыпь, утрамбовать её, и тогда тяжёлые осадные машины могли продвинуться по ней к месту своей разрушительной работы. Опыта царским градоимцам и сапёрам было не занимать, и под бдительным оком господина, наблюдавшего за ходом осадных работ из своей ставки на холме напротив городских ворот, они рьяно принялись за дело.

Главная и наиболее трудоёмкая часть осадных работ заключалась в создании насыпи-рампы, по которой можно было бы подвести к стенам Лахиша ассирийские осадные машины. Израильские археологи, раскапывавшие руины города и досконально изучившие устройство этой насыпи, пришли к выводу, что для её постройки царским сапёрам и согнанным на работы местным жителям, захваченным в плен, потребовалось переместить как минимум 6500 м3 (а если считать по максимуму, то и все 9500 м3) камней и грунта общим весом примерно 13 000–19 000 т, заполнив ими ложбину глубиной более 20 м. У основания ширина рампы составляла порядка 50–75 м (её нижняя часть не сохранилась, поэтому точную форму восстановить невозможно), а вверху, у городской оборонительной стены-протейхизмы, достигала 25 м при общей длине около 50–60 м. Верхний слой насыпи на глубину примерно 1 м был покрыт известковым раствором. Известь для него ассирийцы изготовили тут же, на месте, в специальных печах. Поверх слоя известковой «штукатурки» они насыпали слой грунта, а на него уложили, если судить по рельефу, деревянные балки, по которым и должны были двигаться тараны.

По расчётам израильских археологов, чтобы выстроить столь массивное сооружение, тысяче человек потребовалось бы трудиться не менее трёх недель. Естественно, что при большем наряде сил работы закончились бы быстрее, и последний вариант представляется более вероятным — времени у Синаххериба оставалось не слишком много, и растягивать удовольствие на три недели не имело смысла. Скорость и жестокость, продемонстрированные во время осады, должны были произвести на Хизкию-иудея должный эффект, потому и стоило поторопиться с осадными работами.

В основании рампы исследователи обнаружили при раскопках сгоревшие фрагменты оливковых деревьев и акаций. Можно предположить, что здесь находились городские сады, уничтоженные в первые дни осады. Возможно, эти сады вырубили и сожгли защитники крепости перед осадой для того, чтобы не позволить неприятелю использовать деревья для изготовления осадных машин — и заодно чтобы расчистить пространство перед стеной для стрелков.

Разумеется, работам ассирийцев мешали защитники Лахиша, которые отлично понимали, что, как только насыпь подойдёт к городской стене, судьба и города, и их самих будет решена. Царские сапёры действовали под прикрытием щитоносцев и стрелков, которые непрерывно обстреливали лахишцев, засыпая их градом стрел и камней. Следы этой ожесточённой перестрелки были найдены во время раскопок рампы: более 850 железных, бронзовых и даже костяных наконечников стрел и небольших каменных ядер размером примерно с теннисный мяч и весом до 250 г.

Штурм

Терпение и труд все перетрут. Защитники Лахиша не смогли помешать ассирийским сапёрам, и в скором времени насыпь была готова. Последние её метры образовали ровную площадку, с которой таранам было удобно действовать против городских укреплений. За этим дело не стало, и придвинутые к городской стене осадные машины принялись за работу.

По мнению Д. Усышкина, ассирийцы на этой фазе осады использовали семь таранов. Такое количество осадных машин в одном эпизоде войны встречается в ассирийском художественном творчестве только один раз и только здесь, под Лахишем. Судя по рельефу во дворце Синаххериба, пять таранов действовали против юго-западного угла оборонительного периметра Лахиша, а ещё два — против внешнего привратного комплекса с его западной стороны. Видимо, и здесь царские сапёры провели подготовительные работы, которые позволили подвести осадные машины к непосредственно к оборонительной стене города.

Вырезанный искусными резчиками барельеф впечатляет. В то время, как воины, находившиеся внутри таранов, методично разрушали стену, ассирийские стрелки и пращники под прикрытием щитоносцев вели массированный обстрел неприятеля, а тот пытался сорвать работу ассирийцев. Со стен и башен горожане метали факелы, стремясь поджечь тараны (а ассирийцы поливали тараны водой из ковшей на длинных ручках), сбрасывали брёвна и камни: при раскопках были найдены массивные каменные ядра с глубокими крестообразными надрезами и отверстиями по центру весом до 200 кг — возможно, эти камни, обвязанные верёвками, сбрасывали со стен на неприятельских солдат и осадные машины. На рельефе показаны также горящие колесницы, которые защитники города обрушили на атакующих. У подножия стен археологи нашли черепки больших сосудов. Они явно оказались здесь не случайно: похоже, лахишцы сбросили их на головы ассирийских воинов, и не исключено, что они были наполнены кипящим маслом или горящей нефтью — во всяком случае, так можно истолковать следы огня, обнаруженные на площадке под стеной.

При раскопках на месте ассирийской атаки в районе осадной насыпи исследователи нашли несколько звеньев массивной железной цепи. Судя по изображению на другом ассирийском рельефе, защитники крепости использовали её для того, чтобы зацепить тело тарана и не дать ему выполнить свою работу. По словам греческого историка Фукидида, подобный приём использовали платейцы во время осады их города спартанцами в 429 году до н.э.: «Платейцы, однако, накидывали на тараны петли из канатов, ухитрялись подтянуть их кверху и таким образом обезвредить». Правда, не исключено, что защитники Лахиша использовали и другой приём, также описанный Фукидидом в его рассказе об осаде Платей:

«Они (платейцы — прим. авт.) привесили громадные брёвна (которые были прикреплены за оба конца на длинных железных цепях к двум балкам на стене), выступающие над стеной, и тянули их вверх. Всякий раз в ожидании удара тарана в каком-либо месте стены платейцы, ослабляя цепь, опускали бревно. Оно, стремительно падая вниз, отламывало выступ тарана».

Однако сила и солому ломит. Все попытки остановить ассирийскую атаку, которая медленно, но верно продолжала развиваться, оказались безуспешными. Протейхизма была преодолена. Защищавший её юго-западный угол бастион пал. Его защитники или были перебиты, или отступили за внутреннюю стену, и ассирийские сапёры начали сооружать вторую, внутреннюю, насыпь, которая позволила бы подвести тараны к главной городской стене.

По размерам она была существенно меньше, чем первая, и построить её можно было быстрее — даже несмотря на отчаянное сопротивление лахишцев. Пытаясь отсрочить неизбежное, защитники города заблаговременно начали возводить за внутренней стеной напротив атакуемого ассирийцами участка контрнасыпь шириной у основания примерно около 120 м и 34–40 м — непосредственно у стены. Контрнасыпь была выше внутренней городской стены примерно на 3 м, представляя, таким образом, третью линию обороны. Пока она строилась, лахишцы всеми силами старались воспрепятствовать работам ассирийских сапёров. Валуны, из которых состояло тело второй осадной рампы, несут на себе следы огня. Израильские археологи предположили, что осаждённые пытались залить это место горящей жидкостью — нефтью или маслом.

Триумф Синаххериба

Д. Усышкин и его коллеги, основываясь на материалах раскопок, предположили, что тараны действовали против боевых платформ на вершине стены и башен привратного бастиона и внутренней стены в юго-западном углу крепости. Разрушив их, ассирийские воины по штурмовым лестницам взобрались на укрепления города, сбросили с них последних защитников города и ворвались внутрь. Кстати, возможно, именно в этот момент жители Лахиша попытались спустить на штурмующих стену ассирийцев колесницы с кувшинами, заполненными нефтью и маслом.

Такой сценарий, конечно, весьма вероятен. Но возникает вопрос: насколько, в таком случае, верно передаёт реальные события триумф Синаххериба, изображённый на дворцовом рельефе? На нём можно увидеть жителей Лахиша, покидающих город со своим имуществом, пока ассирийцы казнили пленников: одних сажали на кол, с других сдирали кожу, третьим перерезали горло. Воины царя несли захваченные в городе трофеи: повёрнутую навершием вниз булаву, большую церемониальную чашу или курильницу, кресло, несколько копий, мечей и щитов. Напрашивается предположение, что все эти предметы были захвачены в резиденции «губернатора» Лахиша, во дворце в центре города, и являлись символами власти. Ассирийский царь, восседая на троне, взирал на это зрелище, выслушивая «рапорт» главнокомандующего об одержанной великой победе. За его спиной согнутые в покорности «лучшие люди» павшего города умоляли Синаххериба о пощаде. Всё это происходило на фоне охваченных пламенем башен Лахиша.

Осмелимся предположить, что этого триумфа не было бы, дойди дело до решительного штурма и последней схватки на улицах пылающего Лахиша. А раз так, то, как нам представляется, сценарий последних часов обороны города был таким. После того, как была готова вторая осадная рампа и придвинутые к внутренней стене тараны приступили к работе, лахишцы, не дожидаясь скорой резни, запросили пощады. И горожане её получили, но с условием: выдать «губернатора», командира гарнизона крепости и его начальных людей. Именно они пали жертвами царского гнева. По предположению Д. Усышкина, посаженные на кол люди были как раз «губернатором» Лахиша и его ближайшими помощниками, среди которых находился и начальник гарнизона. С особой жестокостью в назидание прочим были казнены, видимо, «офицеры» гарнизона города. Прочие жители были помилованы, но подлежали депортации во внутренние области Ассирии. Город был разрушен.

Краткий эпилог

Со взятием Лахиша кампания Синаххериба практически закончилась. Ассирийское войско одержало ещё одну убедительную победу, доказав в очередной раз, что ему не было равных ни в поле, ни во время осады. Взятие города произвело должное впечатление на мятежного иудейского царя. Узнав о падении Лахиша, он послал к Синаххерибу гонца с грамотой, в которой смиренно бил челом: «Виновен я; отойди от меня; что наложишь на меня, я внесу». Синаххериб потребовал, чтобы Икезекия принёс ему дань в размере 300 талантов серебра и 30 талантов золота, ради чего иудейскому царю пришлось опустошить свою сокровищницу, храмовую казну и даже ободрать золото с храмовых врат и дверных столбов.

Синаххериб в своих анналах сообщал, что иудейский царь, стремясь доказать покорность и избежать смерти,

«послал вслед за мной в Ниневию, город моего владычества, для принесения дани и выполнения службы своего гонца с 30 талантами золота, 800 талантами серебра, наилучшей сурьмой, большими кусками сердолика, ложами слоновой кости, креслами слоновой кости, слоновой кожей, слоновой костью, эбеновым и буковым деревом, пёстрыми тканями, пурпуром, бронзой, железной, медной (и) оловянной утварью, колесницами, щитами, копьями, панцирями, железными кинжалами, поясами, луками и стрелами, мечами, боевой утварью без счёта, вместе со своими дочерьми, своими наложницами двора, певцами и певицами».

И этой похвальбе веры почему-то больше, чем ветхозаветной истории про то, как по горячей молитве царя Иезекии и пророка Исайи Господь поразил в одну ночь 185 000 ассирийских воинов вместе с их начальниками в царском лагере под городком Ливна к северу от Лахиша, куда правитель отправился после одержанной победы. И пусть Иерусалим не открыл ворота перед царским посланником — Синаххериб мог по праву праздновать победу, разгромив и устрашив неверных вассалов и восстановив ассирийский порядок к востоку от Верхнего моря.