Больше ста лет цирковая династия Лорх была гордостью родного Пфунгштадта. Началось все еще в XIX веке, когда Хирш Лорх поставил небольшое представление, задействовав в нем своих сыновей Адольфа и Луи. Впоследствии братья разделились и создали каждый по цирку, но на рубеже веков объединились и стали гастролировать по Германии и Швейцарии. На представлениях «Цирка братьев Лорх» яблоку негде было упасть: все хотели увидеть дрессированных лошадей и икарийские игры –номер, в котором несколько человек лежат на спине, подняв ноги, а другие выполняют трюки у них на ступнях.
В начале XX века семья Лорх уже была известна далеко за пределами Германии: артисты объездили всю Европу и Америку, выступали в том числе в составе другого цирка – «Большого шоу братьев Ринглинг». В 20-е годы сыновья Луи Юлиус, Артур и Рудольф решили вновь создать «Цирк Лорхов», но уже спустя десять лет прекратили свою деятельность. Антисемитизм усиливался, зрители бойкотировали представления, и в итоге братья вынуждены были объявить о банкротстве.
В то время Ирене, внучке Юлиуса Лорха, было всего десять лет. До 30-х годов ее родители тоже работали в семейном цирке: мать исполняла трюки на лошади, а отец был воздушным акробатом. Из-за частых гастролей девочку и ее младшую сестру Герду, которая появилась на свет в 1927 году, часто оставляли с бабушкой и дедом, которые жили в старинном доме в районе Пфунгштадта Эшольбрюкен. «Бабушка Сесси заменила мне мать. Каждый вечер я садилась подле ее ног, рядом с камином, и часами слушала истории из ее жизни, не произнося ни слова», – вспоминала Ирена.
Сесси и Юлиус воспитывали внучек в еврейской традиции, и никто в доме не мог нарушать законов, особенно когда дело касалось шаббата. «С вечера пятницы дед, заядлый курильщик, не прикасался к сигаретам и пребывал в ужасном расположении духа, – вспоминала Ирена. – Естественно, мы с сестрой старались улизнуть, чтобы не попасть под горячую руку, но однажды нам хорошо влетело. Мы с Гердой стали обезьянничать, бормотали молитвы голосом деда, и тут вдруг он зашел! Ох, как нам тогда попало».
В 20-е годы имя Юлиуса Лорха произносили чуть ли не со священным трепетом. Стоило ему выйти из дома, как вокруг тотчас собиралась толпа соседей – всем хотелось обсудить что-нибудь с человеком, сделавшим их городок известным во всем мире. С Иреной тогда тоже хотели дружить все соседские детишки: она была внучкой «того самого Лорха», любила пошутить и отлично пела. «В начале 30-х на уроках музыки нас стали учить и нацистским песням. Я всегда пела громко и с гордостью, потому что тогда ничего не понимала. А потом началось страшное», – рассказывала Ирена. Сначала с девочкой перестали здороваться одноклассники и знакомые, а в конце концов и ее лучшие подруги – близнецы Августа и Эмма Рот – неловко переминаясь с ноги на ногу, объяснили ей, что больше они не смогут общаться, потому что «Гитлер в стране главный, а он терпеть не может евреев». В итоге она осталась совсем одна. «Мы разучили песню “Народ, к оружию!”, и там была строчка “Германия проснется, евреи умрут”. Когда мы с классом впервые пели ее и добрались до этого места, все повернулись и указали на меня», – вспоминала женщина.
Если раньше девочка с удовольствием ходила в школу, то в подростковом возрасте стала бояться ее, как огня. Каждый день Ирена приходила домой в слезах и спрашивала у бабушки, почему все дразнят ее, а Сесси лишь пожимала плечами: «Ты еще слишком юная, чтобы это понять». В итоге в 1936 году 13-летнюю Ирену попросту перестали отпускать в школу: бабушка постановила, что «травля обесценивает любые знания». После этого мать девочки Алиса стала учить ее цирковым трюкам, и когда Ирена была готова выступать, ее устроили в цирк семьи Кароли. «Она была нам почти сестрой: бесстрашная, красивая и очень трудолюбивая, – вспоминал Франческо Кароли, в те годы выступавший в семейном цирке в качестве клоуна. – Но однажды к нам пришел человек в нацистской форме и потребовал, чтобы больше ее в цирке не видели. В буквальном смысле: Ирене нельзя было не только выходить на арену, но и вообще заходить в здание».
Так началась охота на членов семьи Лорх. Из пяти братьев, которым совсем недавно рукоплескала вся Германия, Холокост удалось пережить только Адольфу. Артур, Ойген и Рудольф погибли в Освенциме, а Юлиусу, дедушке Ирены, запретили возвращаться домой после гастролей в Бельгии. В 1940 году, когда это произошло, он еще не знал, что больше никогда не увидит своих родных. 67-летний владелец цирка поначалу верил, что это досадное недоразумение вот-вот разрешится и он вновь обнимет своих внучек, дочь Алису и любимую жену. Увы, 11 июля 1942 года жизнь Юлиуса, одинокого, обнищавшего и больного, оборвалась в грязном домишке на окраине Брюсселя.
В это время члены семьи, оставшиеся в Германии, пребывали в смятении: работы не было, женщинам постоянно приходилось прятаться. Единственным, кто мог относительно свободно передвигаться и взаимодействовать с людьми, был отец Ирены, немец Ганс Даннер. Ему тоже приходилось непросто: мужчине ставили в укор, что он все еще живет со своей «еврейской бабой и воспитывает еврейских выродков». К счастью, у Лорхов были связи, которые в итоге спасли Алисе и ее дочерям жизнь: они тесно общались с артистами «Цирка Альтхофа». Еще в начале XX века сестра Юлиуса Лорха, Роза, вышла замуж за Альфонса Альтхофа и уехала с ним в Нью-Йорк. В некотором смысле это породнило две семьи, и бабушка Сесси уговорила внучку сходить на представление их труппы.
В то время Ирена не хотела даже переступать порог цирка, вспоминая, как ее выставили из труппы Кароли, но вскоре поняла: когда на каждом шагу подстерегает опасность, не время демонстрировать всем свою гордыню. Она стала ходить к Альтхофам, смотрела представление из-за кулис и там же познакомилась со своим будущим мужем, клоуном Питером Бенто. «Он был застенчивым и не слишком нравился мне, но я была рада, что со мной, “человеком второго сорта”, кто-то захотел общаться», – рассказывала Ирена. Но если девушка поначалу видела в Питере исключительно друга, то он был влюблен в нее с первой минуты знакомства. «Мы часто собирали гостей, и на одну из таких встреч Питер привел Ирену. Она была очень красивой: большеглазая, стройная, с прекрасной улыбкой, – вспоминала дрессировщица Мария Альтхоф. – Я думала, она итальянка, но потом мне сказали, что это внучка Юлиуса Лорха из известной цирковой династии».
Несмотря на закон, запрещающий брать на работу евреев, Адольф и Мария Альтхоф зачислили в труппу всю семью Ирены и предложили ей выступать под видом итальянской гимнастки. В тот момент они с Питером были уже больше, чем просто друзьями, и вскоре Ирена забеременела. Акробатка работала чуть ли не до седьмого месяца, а незадолго до рождения первенца вернулась к бабушке. «В декабре 1942-го подошел срок родов, и мне пришлось ехать в Дармштадт. Пока мы туда добирались, мэр Пфунгштадта позвонил в больницу и сказал: “Женщина, которая едет к вам рожать, еврейка”, – вспоминала Ирена. – При виде врача я ужаснулась: это был высокий плечистый мужчина, и он ходил по больнице в форме СС!»
Ирена не запомнила момент появления своего первенца на свет. Когда выяснилось, что ей нужно делать кесарево сечение, врач решил, что «не будет тратить анестезию, предназначенную для солдат, на еврейскую шлюху» и стал проводить операцию без наркоза. От боли Ирена потеряла сознание. В чувство ее привели, лишь когда поступило предупреждение о воздушном налете. Акушерка бросила женщине: «Вставай, еврейка!», и молодая мама, едва стоящая на ногах, пошла в подвал вместе со всеми. После этого она едва не погибла от инфекции, но все равно была счастлива: с какой бы неприязнью врач ни относился к ней, он хотя бы не навредил младенцу.
Но совсем скоро Ирену настигла новая беда: спустя несколько месяцев в их семейный дом ворвались нацисты. «Я услышала, как на первом этаже кричит бабушка, и в страхе натянула на себя и сына одеяло, словно надеясь, что меня не найдут. А через секунду в комнату вломились люди в форме, – вспоминала женщина. – Один из них сорвал одеяло, посмотрел на нас с ребенком и пробормотал: “Ты и твой ублюдок все равно получите свое”. Затем они ушли». Солдаты пощадили мать и ребенка, но забрали Сесси. Пожилую женщину депортировали в Освенцим, и в августе того же года она умерла в газовой камере.
Первое время после неудачно проведенной операции Ирена не могла выступать в цирке и лишь затравленно подглядывала из-за кулис, не в силах избавиться от удушающего страха. «Однажды их цирк приехал в Дармштадт, и там я увидела Ирену. Она начала шептать, что за ней следят, а я лишь отшучивалась, мол, у тебя на лбу “еврейка” не написано, – вспоминала школьная подруга акробатки Эмма Рот. – Но Ирена рассказала, что они прячутся постоянно, иначе их давно отправили бы в лагерь смерти. Тогда я притихла. Обо всех этих зверствах мы узнали намного позже, уже после войны».
Цирк постоянно перемещался по стране: с одной стороны, это помогало «замести следы», с другой – увеличивало шансы Ирены и ее родственников быть обнаруженными. «Прятаться от нацистов – самый опасный трюк, который я когда-либо проделывала. Они проверяли наши вагоны на въезде в каждый город, и когда приходило время обыска, Адольф Альтхоф приходил к нам и говорил: “Пора на рыбалку”, – вспоминала Ирена. – Потом мы договорились, что он просто будет определенным образом стучать в окошко на двери, и когда он стучал – не важно, было это утро или глубокая ночь, – я хватала свои вещи и ребенка и бежала куда глаза глядят».
Мария и Адольф рисковали не меньше, чем их подопечные: если бы солдаты обнаружили, что Альтхофы прячут евреев, их ждала бы расправа. Они защищали семью Ирены до самого окончания войны, за что в 1995 году удостоились почетного звания «Праведники народов мира». «Иногда было очень страшно, но рядом со мной всегда был мой ангел-хранитель – жена Мария. Это было ужасное время, и впоследствии я всегда говорил: “Какое счастье, что мы проиграли войну”. Одержи мы победу – и на Земле начался бы настоящий ад», – говорил Альтхоф. Впрочем, Ирена и Питер Бенто всегда верили в счастливый исход: во время войны у них родился второй ребенок, и влюбленные, пусть и вечно бегущие от смерти, все же были счастливы. Когда война закончилась, молодые артисты наконец поженились, а со временем в их семье появились еще трое детей. Постепенно жизнь вернулась в нормальное русло, но, как говорила Ирена, «война навсегда стерла умение быть беззаботной и радоваться простым вещам».
Ирена Бенто умерла в 2006-м, так и не сумев простить людей, которые жили рядом с ней в Эшольбрюкене, где она пережила и самые счастливые, и самые страшные моменты своей жизни. В начале 2000-х на тротуаре рядом с домом установили «камни преткновения» в память о членах семьи, не переживших Холокост. «Я помню лица всех соседей и одноклассников, мне не забыть их предательства. Многие уже покинули наш мир, но некоторые живы и при встрече со мной пытаются изобразить улыбку, – вспоминала Ирена. – Иногда мне снится, что за мной гонятся, что при мне пытают людей. Я вижу, как убивают мою бабушку, всех моих родственников. Тогда я начинаю кричать во сне. Когда выходит солнце, я заново учусь улыбаться, но всегда остается немного страха. Где-то здесь, в самой глубине сердца».