Дело Колчака
220
просмотров
Споры о роли Александра Колчака в фатальных послереволюционных событиях не стихают до сих пор.

 Подлинных документов о Колчаке периода Гражданской войны, тем более — последних месяцев его жизни катастрофически мало. Тем ценнее хранящееся в Центральном архиве ФСБ России следственное дело на него, состоящее из 19 томов. В нем — протоколы допросов «Верховного правителя России» и множество других уникальных документов, проливающих свет на тупиковую междоусобицу антибольшевистских сил, которая во многом обусловила победу красных в Гражданской войне.

Декабрь 1919 года предопределил конец Белого движения: именно тогда так называемая демократическая оппозиция (включающая в себя широкий спектр политических сил — эсеров, меньшевиков, сибирских кооператоров, городские и земские самоуправления и др.) создала в Иркутске Политический центр. В его задачу входило свержение режима Верховного правителя России, коим 18 ноября 1918 года был провозглашён адмирал Колчак, и переговоры с большевиками о прекращении Гражданской войны и создании в Восточной Сибири буферного демократического государства. С этой целью Политцентр подготовил восстание в Иркутске, продолжавшееся с 24 декабря 1919 года по 5 января 1920 года, когда Временный совет Сибирского народного управления объявил территорию от Иркутска до Красноярска «очищенной от власти реакции», то есть от власти Колчака.

Тогда же, 5 января 1920 года, представители Антанты выдали командующему союзными войсками французскому генералу Морису Жанену письменную инструкцию провезти Колчака под охраной чехословацких войск на Дальний Восток, в то место, куда он сам укажет. Жанен предложил Колчаку и сопровождавшим его лицам занять вагон, прицепленный к поезду 8-го Чехословацкого полка. На вагоне были подняты английский, французский, американский, японский и чехословацкий флаги, символизировавшие, что адмирал находится под защитой этих государств. Колчак взял с собой 80 человек, которые разместились в выделенном вагоне.

15 января состав прибыл на станцию Иннокентьевскую и дальше не двигался. Вечером в вагон вошёл помощник коменданта поезда и объявил, что «Верховный правитель передаётся иркутским властям», то есть коалиционному Политцентру. Казалось, Колчак не был даже удивлён, кивнув: «Значит, союзники меня предают». Как впоследствии выяснилось, выдача адмирала его противникам была заранее предусмотрена соглашением чехословацкого представителя в Иркутске доктора Благоша с Политическим центром, согласившимся при выполнении этого условия пропустить чехословацкие эшелоны на восток — за Иркутск, к Владивостоку. Колчака доставили в вокзальную комендатуру. Здесь ему предложили сдать оружие. Фактически передача Верховного правителя эсеро-меньшевистскому Политцентру означала арест.

Бронепоезд в Сибири.

 На следующий день было опубликовано сообщение: «Уполномоченные Политического центра: член Центра М. С. Фельдман, помощник командующего Народно-революционной армии капитан Нестеров и Уполномоченный Политического центра при штабе Народно-революционной армии В. Н. Мерхалев приняли от Чешского командования бывшего Верховного правителя адмирала Колчака и бывшего председателя Совета министров Пепеляева. По соблюдении необходимых формальностей они под усиленным конвоем доставлены в Иркутскую губернскую тюрьму, где и помещены в одиночные камеры. Охрана Колчака и Пепеляева поручена надёжным частям Народно-революционной армии».

Формирование «следственного дела Колчака» началось ещё 7 января 1920 года, когда Политцентр учредил Чрезвычайную следственную комиссию (ЧСК) для сбора обвинительных данных против арестованных членов колчаковского правительства. А после передачи чехословаками Колчака и его премьер-министра Виктора Пепеляева Политцентру он поручил ЧСК в недельный срок провести судебное расследование дел арестованных.

После ареста «Верховного правителя России» по красноармейским штабам и ревкомам была разослана телеграмма Сибирского ревкома и Реввоенсовета: «Именем революционной Советской России Сибирский революционный комитет и Реввоенсовет 5-й армии объявляют изменника и предателя рабоче-крестьянской России врагом народа и вне закона».

19 января между большевистским Сибревкомом и Политцентром в Томске было достигнуто соглашение о создании буферного государства. Одним из условий соглашения была передача бывшего Верховного правителя вместе со штабом представителям Советской власти.

20 января началось следствие. Допросы проводились в кабинете коменданта тюрьмы Чрезвычайной следственной комиссией в составе К. А. Попова (председатель, меньшевик), В. П. Денике (заместитель председателя, меньшевик), А. Н. Алексеевского (эсер) и Г. Г. Лукьянчикова (эсер). Адмирал держался спокойно, довольно уверенно, «как военнопленный командир проигравшей кампанию армии».

Александр Колчак.

 Первый допрос состоялся уже 20 января. Члены ЧСК подготовили для адмирала перечень вопросов. Отвечая на них, Колчак подробно рассказал о своей жизни, научной и военной деятельности вплоть до 18 ноября 1918 года, когда был провозглашён Верховным правителем. Допросы проводились с чрезвычайной, неожиданной для красных корректностью: следствие вели дипломированные ещё в царское время юристы. Но к концу января тон допросов ужесточился. К этому времени в Иркутске и вокруг него изменилась военно-политическая ситуация. Кроме того, председателем комиссии вместо меньшевика Попова стал большевик Самуил Чудновский.

Собственно, смена председателя комиссии и явилась следствием изменения этой обстановки. К Иркутску подходило несколько красных партизанских отрядов общей численностью 6 тысяч штыков и 800 сабель. Но за партизанами двигались белогвардейские войска. Надо было готовиться к обороне города. 21 января Политцентр передал власть «временному совету Сибирского народного управления», а от него через несколько дней она перешла к Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Войска чехословацкого гарнизона, по предложению коменданта, были выведены из центральной части города на левобережную привокзальную сторону. Одновременно все командные посты в Иркутске заняли большевики. Уже 25 января Политический центр перестал существовать, власть перешла в руки большевиков. В начале февраля остатки сибирских армий Колчака под командой генерала Войцеховского подходили к Иркутску. Войти в город им не дали чехословаки и красноармейские формирования.

Следствие было прервано секретным письмом Ленина с директивой немедленно расстрелять Колчака.

Владимир Ленин.

«Постановление Военно-революционного комитета от 6 февраля 1920 года за № 27 приведено в исполнение 7 февраля в 5 часов утра в присутствии председателя Чрезвычайной следственной комиссии, коменданта города Иркутска и коменданта иркутской губернской тюрьмы, что и свидетельствуется нижеподписавшимися:

Председатель Чрезвычайной следственной комиссии С. Чудновский

Комендант города Иркутска И. Бурсак».

…Когда за адмиралом пришли и объявили, что он будет расстрелян, Колчак спросил, вовсе, кажется, не удивившись: «Вот так? Без суда». Суда не было, как не существовало и приговора: долгое, буксовавшее следствие было оборвано запиской в реввоенсовет 5-й армии: «Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием… опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин».

Перед расстрелом Колчак молиться отказался, стоял спокойно, скрестив руки на груди. Официальное сообщение о расстреле срочной телеграммой было передано в Москву, а на следующий день, 8 февраля, его опубликовали «Известия Иркутского Военно-революционного комитета».

«Прошу чрезвычайную следственную комиссию мне сообщить, где и в силу какого приговора был расстрелян адмирал Колчак и будет ли мне, как самому ему близкому человеку, выдано его тело для предания земле по обрядам православной церкви. Анна Тимирёва». В ответ отписка — тело выдано не будет. Когда-то она первой призналась Колчаку в любви: «Я всегда хочу вас видеть, всегда о вас думаю, для меня такая радость видеть вас». И он, смутившись до спазма в горле, ответил: «Я вас больше чем люблю»… Пройдёт ещё три года, и они будут видеться — на глазах у всех и тайно, урывками. И все будут знать об этой любви, а Софья Колчак, жена адмирала, признается подруге: «Вот увидишь, он разведётся со мной и женится на Анне Васильевне». Муж Анны Васильевны, контр-адмирал Сергей Тимирёв, с Колчаком будет поддерживать ровные отношения. Тимирёва разведётся с мужем в 1918 году и с этого момента станет гражданской женой Колчака.

Анна Тимирёва.

Ей было 25 лет, ему — 43. С момента их знакомства и до его расстрела прошло пять лет…

В январе 1920 года Анна Васильевна добровольно пошла под арест вместе с адмиралом. После расстрела Колчака её выпустили из тюрьмы — ненадолго. Уже в июне 1920-го Тимирёву отправляют «сроком на два года без права применения к ней амнистии в Омский концентрационный лагерь принудительных работ». Освободившись из лагеря, она выходит замуж — от отчаяния, от безвыходности — и с тех пор носит двойную фамилию.

«За контрреволюционную деятельность, выразившуюся в проявлении среди своего окружения злобных и враждебных выпадов против Советской власти, ОО УГБ НКВД арестована бывшая куртизанка — жена Колчака Книпер-Тимирёва Анна Васильевна… Обвиняется в том, что, будучи враждебно настроенной к Советской власти, в прошлом являлась женой Колчака, находилась весь период активной борьбы Колчака против Советской власти при последнем… до его расстрела… На данный период Книпер, не разделяя политики Соввласти по отдельным вопросам, проявляла свою враждебность и озлобленность по отношению к существующему строю, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 58, п. 10 УК», — написано в приговоре, в четвёртый раз отправившем Анну Васильевну в заключение.

Сын Анны Васильевны Володя Тимирёв за переписку с отцом, после революции эмигрировавшим в Париж, будет расстрелян в 1938-м. Её саму с краткими «передышками» будут сажать и ссылать вплоть до хрущёвской оттепели. Реабилитируют в 1960-м. А в 1969-м, полвека спустя после расстрела Колчака, она напишет стихотворение:

И каждый год Седьмого февраля
Одна с упорной памятью моей
Твою опять встречаю годовщину.
А тех, кто знал тебя, — давно уж нет,
А те, кто живы, — все давно забыли.
И этот, для меня тягчайший, день —
Для них такой же, как и все, —
Оторванный листок календаря.

Ваша реакция?


Мы думаем Вам понравится