Всё хорошо, прекрасная маркиза
Вскоре после начала войны Генеральный штаб Красной армии столкнулся с недостатком своевременной и качественной информации даже о собственных войсках. Причём дело было не только в происках немецких диверсантов из «Бранденбурга-800», перегрызавших провода антенн радиостанций. Основными причинами проблем называли «невысокий уровень оперативной подготовки, отсутствие боевого опыта, да и опыта командования вообще, организаторских способностей у ряда командующих (командиров), командно-начальствующего состава, составившего основу полевых управлений фронтов, армий, штабов корпусов, дивизий». А складывавшаяся далеко не в пользу Красной армии обстановка в начале войны приводила ещё и к боязни «правдиво докладывать в сводках и донесениях в Генеральный штаб о случаях неуспешных действий своих войск и невыполнении ими поставленных задач».
Начальник Генерального штаба РККА Жуков в 1941 год
В итоге уже в конце июля 1941 года специальным постановлением Государственного комитета обороны (ГКО) СССР № 300с было принято решение о создании группы из офицеров ГШ КА, которые должны были находиться в войсках, где-то помогая советом, где-то — делом. Но главной их задачей было составление докладов.
Надо отметить, что этим офицерам порой приходилось совсем не легко.
Клюшкой и пистолетом
В сентябре 42-го находившийся в 30-й армии подполковник Грамаков докладывал:
«Танковые бригады, находящиеся в составе 30 Армии, ведут бои с первых дней ржевской операции, т. е. с 29.7.42 г. по настоящее время, без отдыха и предоставления им времени для укомплектования и приведения их в порядок.
На поставленный мной вопрос Командарму 30 генерал-лейтенанту т. Лелюшенко, „какие танковые бригады намечаете вывести на укомплектование и приведение их в боевую способность?“, он ответил: „Вы таких вопросов не задавайте, мне нужно взять Ржев, и уходите отсюда, пока не избил клюшкой. Вы лучше поставьте вопрос перед т. генерал-лейтенантом Федоренко, чтобы мне прислали 30-40 танков“.
Такое количество танков для ржевской операции составляет ничто, так как Командарм 30 к началу операции имел 430 ходовых танков, и в процессе боёв подошла ещё одна танковая бригада и 148 танковый батальон. Таким образом, Командарм 30 имел на участке армии около 500 танков». (авторская стилистика сохранена. — Прим. ред.)
Д. Д. Лелюшенко
Ещё раньше на стол в генштабе лёг доклад майора Матусевича, командированного в 13 танковый корпус:
«13 тк за семь дней боев понёс массовые потери в материальной части и людском составе. Всего корпус потерял 153 боевых машины, т. е. более 90 процентов танков, в то время как противнику нанесён незначительный урон.
Массовые потери корпус понёс вследствие плохого руководства боевыми операциями командиром корпуса полковником Танасчишиным, который на мои указания в боевой операции 27.7 вместо исправления неправильных действий танковых бригад нанёс мне оскорбление и угрожал оружием, о чем мной было донесено на Ваше имя шифровкой.
Кроме этого в отчётном докладе о боевых действиях корпуса полковник Танасчишин даёт очковтирательские цифры нанесённых потерь противнику, преувеличивая их в 2,5-3 раза». (авторская стилистика сохранена. — Прим. ред.)
Вопрос о цифрах вражеских потерь в самом деле был особенно болезненным — особенно в начальный период войны, когда требовалось хоть как-то компенсировать в глазах начальства собственные высокие потери при отсутствии достигнутого результата. К сожалению, принцип «пиши поболе, чего их, басурман, жалеть» плохо работал даже для пропаганды, а в случае оперативных документов приводил к неадекватным оценкам состояния противника.
Товарищ майор Матусевич тактично умалчивает о некоторых деталях. Двадцать седьмое июля — это разгар немецкого наступления на Сталинград. В эти дни корпус Танасчишина вёл тяжелейший бой, причём сам Танасчишин вступил в командование по прозаической причине — предыдущего комкора убили. На 27 число он имел на руках два взаимоисключающих приказа о контрударах в разные стороны. Причём для выполнения хотя бы какого-то из них ему требовалось ещё и повернуться флангом к стоявшим прямо перед его позициями немцам, которые тоже на месте не сидели. Легко вообразить: приказы и обстановка требуют воевать во все стороны сразу, на руках — корпус, состоящий процентов на 40 из лёгких Т-70, мехводы в среднем имеют стаж вождения по 5 часов, мотострелковая бригада уже на старте укомплектована на четверть — и в этот чудесный момент какой-то прикомандированный майор начинает давать ценные указания. Это не очень удивительно, что товарищ Танасчишин несколько нервно отреагировал на попытку покомандовать его корпусом.
Во второй половине войны ненаучной фантастики по части вражеских потерь стало меньше, но донесения в стиле: «По докладу уничтожено 300-400 румын и немцев, при личном выезде на месте боя оказалось убито восемь румын и два немца» в отчётах офицеров ГШ встречались регулярно.
Танки грязи… боятся?
Сидевшему на Крымском фронте офицеру ГШ КА капитану Житнику повезло чуть больше. По крайней мере, в своём докладе он про личные угрозы не упоминает, хотя вполне возможно, что и ему «прилетало», если не клюшкой, то крепким словом от командарма 44 армии:
«Генерал-лейтенант Черняк за время работы в 44 А проявил очень много грубости, граничащей в гражданских условиях с хулиганством (в отношениях с подчинёнными), но нигде не завоевал успеха проявлением тактической грамотности. Он не руководит боем, не вникает в сущность обстановки, не умеет делать необходимые выводы из обстановки. Это опасно для армии».
Не приходится удивляться, что в таких условиях дела в 44-й армии, да и на всём Крымском фронте шли не очень. Например, действие танковых частей во время наступления капитан описывал следующими фразами:
«Танки 20.3 беспомощно тыкались по фронту, но пехоте не помогли».
«Танки, выполняя задачу, двумя разведтанками взорвались на минном поле, остальные шесть танков получили задачу: взять автоматчиков из боевых порядков первого эшелона наступавших войск и танко-десантов выполнить задачу. Танки догнали пехоту, но под воздействием сильного пулемётного и миномётного огня по остановившимся танкам и не окопанной пехоте, автоматчики не попали на танки, два танка загорелось, остальные повернули обратно, не выполнив поставленной задачи». (авторская стилистика сохранена. — Прим. ред.)
Советские солдаты контратакуют противника на Крымском фронте, 1942 год (фото: МО РФ)
Помимо отсутствия взаимодействия с пехотой большие потери танков, по докладу капитана Житника, были вызваны ещё и тем, что в атаку их посылали без учёта состояния грунта. В результате они «не шли на боевых скоростях, а ползли или просто засели в грязи».
Картина из докладов вырисовывалась довольно мрачная.
По мнению капитана, дивизии 44 армии после тяжёлых боев уже были неспособны наступать, да и в обороне их стоило бы считать за один-два батальона, способных удержать позиции лишь за счёт артиллерии.
Даже отдельные вроде бы положительные фрагменты доклада выглядели… странно.
«О „куртизанках“.
Они в своё время сыграли положительную роль. Многие из женщин и сейчас выполняют благодарную работу, но при 44 А стало традицией: что ни начальник, то со своей девушкой».
Судя по тому, что данный фрагмент доклада был подчёркнут, в Генштабе подобные сообщения тоже вызвали лёгкую оторопь.
Капитан, как и его коллеги, не только
критиковал отмеченные им недостатки, но и выдвигал предложения по их исправлению. Увы, если новые танки на Крымфронт всё же могли прислать (хоть и с трудом), то с грамотными офицерами так не получалось.
Пехота за танками не пошла
Эта фраза регулярно встречалась в докладах офицеров ГШ КА на протяжении всей войны. Например, упомянутый выше подполковник Грамаков писал в своём докладе в августе 1942 года.
«13.8 танки должны были в 5.00 пройти свою пехоту и совместно с пехотой 52 СД атаковать д. Голахово. Танки вышли в атаку точно по приказу, трижды атаковали деревню, но пехота так и не появилась. Было выяснено, что 439 полк 52 СД имел 12 человек. Командование 52 СД планировало и рассчитывало на подход пополнения, которое подошло к 10.15 утра, причём без гранат и почти без патронов.
Командование 119 тбр в известность поставлено не было. Полку нечем было атаковать и он не собирался идти в атаку. Командир 52 СД подполковник Найдышев, зная это, сознательно дезинформировал Члена Военного Совета фронта дивизионного комиссара Смакачёва, заявив ему: „Пехота обливается кровью, а танки не идут“». (авторская стилистика сохранена. — Прим. ред.)
Подразделение десантников перед отплытием к берегам Керченского пролива (фото: МО РФ)
В конце следующего, 1943 года советские войска вновь форсировали Керченский пролив и высадились в Крыму. Примерно в тех местах, где годом ранее писал свои рапорты капитан Житник, теперь составлял доклад его коллега, подполковник Арканов.
«85 тп — 4.12.43 г. выйдя с исходных позиций — Аджи-мушкай (23 танка Т-34) с десантом на танках атаковал противника…. Несмотря на неоднократное возвращение танков за пехотой, пехота за танками не пошла, десант, в основном, был уничтожен арт-огнемпр-ка, а часть его сошли с танков при подходе к Булганак…
Потери полка за 4.12.43 г — сожжено два танка, подбито два.
5.12.43 года повторилось то же, что и 4.12.43. Танки выходили в Булганак, выс. 101,6, обратно в Булганак, но как и 4.12.43 пехота с танками не шла. Противник, видя неоднократные танковые атаки на одном и том же направлении, усилил артогонь и подтянул через северную и западную окраину Булганак 7-8 самоходных орудий, с которыми наши танки вели борьбу. Из 19 танков Т-34, выходивших в атаку 5.12, сожжено 14, подбито — 4». (авторская стилистика сохранена. — Прим. ред.)
К счастью, в конце 1943-го немцы были уже «не те», что годом ранее, поэтому, несмотря на длинный список отмеченных подполковником недостатков, основной плацдарм в Крыму всё-таки удалось удержать.
Когда бог наводил порядок на земле, авиация была в воздухе
Офицеры генштаба отслеживали деятельность не только наземных частей, но и воздушных. И здесь их доклады зачастую также были далеко не радужные. Например, в разгар Курской битвы находившийся при штабе 2-й Воздушной армии подполковник Кузьмичёв сообщал:
«Наша истребительная авиация, ведущая борьбу за завоевание господства в воздухе , поставленную задачу не выполнила.
Имея в начальный период численное превосходство в истребителях, мы не сумели удержать инициативу в воздухе в своих руках.
Противник вытеснил нас со своей территории и перенёс все воздушные бои и сражения на территорию наших войск…
Наши истребители летали очень много, жгли бесчисленное количество горючего (только за 5.7.43 года сделано 907 самолётовылетов истребителей), затрачивали большие физические усилия, отдельные лётчики проявляли подлинный героизм в борьбе, и всё же господство оставалось на стороне противника». (авторская стилистика сохранена. — Прим. ред.)
Причиной этого, по мнению подполковника, являлась плохая организация управления. Например, в 6-й гвардейской армии Чистякова, оказавшейся под атакой танковых соединений Манштейна на южном фасе, радиостанция наведения... была неисправна. В результате приехавшие к линии фронта командиры истребительных дивизий оказались в роли беспомощных наблюдателей. Между тем, в Курской битве именно удары люфтваффе сыграли большую роль в продвижении Манштейна — массированные налёты на узком участке буквально выжигали оборону; особенно доставалось противотанковой артиллерии.
Необходимое лекарство
Доклады командированных во фронтовые части офицеров поступали в генштаб на протяжении всей войны. Они были довольно разными по содержанию и уровню исполнения — кадровый голод касался и генштаба, у которого тоже «в резерве не было Гинденбургов». Учиться им пришлось в бою — вместе с остальной Красной армией.
В 1944-м и 1945-м немцы в полной мере ощутили результаты этой учёбы.
