Как в Первую мировую британцы справлялись с голодом

Хороший ужин

Двенадцатого октября 1942 года сэр и леди Хоар принимали в своём поместье Сторхед в Уилтшире директора Национального фонда Джеймса Лис-Милна. После хорошего ужина, состоявшего из супа, мерланга, фазана, яблочного пирога и фруктового десерта под рейнские вина и португальский портвейн, леди Хоар между делом спросила: «Вы не находите, что в эту войну мы питаемся лучше, чем в прошлую?». Лис-Милн, который родился в 1908 году, был слишком юн в годы Первой мировой, но хорошо помнил всё более скромные порции в своей частной школе, о чём и сообщил. «О да, вам повезло. Мы были вынуждены есть крыс», — ответила ему леди Хоар. «Ты опять путаешь свои войны, дорогая, — вмешался её муж, — крыс ты ела в Париже во время Коммуны».

Несмотря на то, что в годы Великой войны крыс есть британцам не пришлось, ситуация временами была действительно серьёзной. Сэр Артур Ли, директор продуктового департамента, писал: «Это был один из самых страшных секретов военного времени, и для тех немногих из нас, кто знал, насколько плохо обстоят дела, это было изматывающее знание, толкавшее нас на самые отчаянные меры».

Глобализм

То, что в Англии еда дорогая и не столь обильная, отмечали ещё путешественники и дипломаты Средневековья. Столетиями, едва переправившись через Канал, британцы начинали писать в письмах и дневниках о том, насколько на континенте дешевле и вкуснее хлеб.

После окончания Наполеоновских войн Британия ударилась в сельскохозяйственный протекционизм и ввела заградительные пошлины на иностранное продовольствие. Печально знаменитые «хлебные законы» взвинтили цены на продукты внутри страны, а отмена пошлин стала одной из основных точек борьбы в социально-политической жизни Британии на десятилетия вперёд. В конце сороковых годов пошлины начали снижаться, а в 1869-м были отменены окончательно.

Это полностью перевернуло британский продовольственный рынок. В страну хлынул поток более дешёвого иностранного зерна, быстро прибивший внутреннего производителя. Британские фермеры и помещики массово разорялись, а выжившие переходили с выращивания зерновых на мясо-молочное производство, между 1872 и 1914 годами в Британии стало на 27% меньше пашен. При этом разведение скота сильно зависело от поставок кормов из-за рубежа. И даже на рынке мяса английские фермеры были в жёсткой конкуренции с европейскими производителями, а после появления рефрижераторных установок ещё и с американскими и аргентинскими.

К концу XIX века 2/3 потребляемых на Островах продуктов были привозными. Нельзя сказать, что это совсем никого не волновало. В 1903–1905 годах британское министерство торговли по запросу правительства и парламента подготовило несколько отчётов на эту тему. В них была признана полная зависимость от иностранных производителей, но при этом в таком положении вещей не виделось никакой опасности.

Британия — крупнейшая финансовая держава мира, а значит, деньги на закупки за границей не кончатся никогда, Королевский флот господствует на семи морях и не позволит какой-либо иностранной державе всерьёз угрожать поставкам.

В отношении внутреннего производителя отмечалось, что поделать ничего нельзя. В нынешней обстановке нет никаких перспектив роста производства, да и необходимой инфраструктуры и источников инвестиций тоже. В самом худшем случае во время серьёзного кризиса или войны возможны кратковременные флуктуации цен, но потом рынок всё поправит сам.

На том и порешили.

Сомневающихся, правда, всё равно хватало. В 1914-м, но ещё до начала войны, сэр Артур Конан Дойл написал короткий рассказ «Опасность», в котором описывал гипотетическую войну с Германией, которая своими подводными лодками устраивает полную блокаду Англии и ввергает её в голод всего за восемь недель. С Дойлом при этом публично согласились даже адмиралы Бересфорд и Д’Арси, отметившие, что нельзя недооценивать германскую опасность судоходству.

К началу войны Британия импортировала 80% пшеницы, 50% картофеля, 40% мяса и масла и 100% сахара (причём практически весь сахар поставлялся из Германии и Австро-Венгрии.

«Бизнес как обычно»

Именно под этим девизом британский кабинет министров Герберта Асквита вступил в войну, стараясь всеми силами избегать радикальным мер и непопулярных решений. Но в области продовольствия Британия сразу получила несколько болезненных ударов. Естественно, отвалился весь немецкий и австро-венгерский сахар, потом пропали бельгийское масло и мясо (ну как пропали — достались немцам). Закрытие проливов осенью 1914-го отрезало румынское и русское зерно, а это 30% всего импорта пшеницы.

Цены на мировом рынке немедленно пошли вверх, тем более что к концу 1914 года на нём начали закупаться даже те, кто этого обычно не делал: под удар от разрыва привычных торговых связей попали и остающиеся нейтральными страны.

Для рядового англичанина это всё превратилось в стремительное удорожание продуктов в магазинах и исчезновение многих привычных товаров. В конце 1914-го года англичанка Анна Пембрук записала в своём дневнике: «Цена сахара почти утроилась. Бекон, обычно по десять пенсов, не достанешь и вдвое дороже, яйца подорожали с одного пенса до пяти, мясо стало редким и плохого качества, чай вместо двух шиллингов теперь стоит пять. Цены на хлеб и муку, как и картофель, не так подскочили, но растут стабильно. Что же будут делать те, кто по-настоящему беден?»

Вопрос, заданный домохозяйкой среднего класса, был совершено правильным. Ещё перед войной британские исследователи отмечали: от продуктового импорта и зависящих от него цен сильнее всего страдают городские пролетарии. Они и так в среднем тратят по 40-60% своих заработков на пропитание и крайне чувствительны к изменениям цен.

До весны 1915-го британское правительство сохраняло олимпийское спокойствие, всё ещё считая, что рынок вот-вот порешает и цены опять пойдут вниз. А заодно отвергая все обвинения в том, что частные компании, на которых по-прежнему лежит основная работа по обеспечению населения продуктами, стремительно наживаются на спекуляциях без всякого контроля со стороны министерств и ведомств.

Гальванизировала усилия чиновников первая немецкая неограниченная подводная война в феврале 1915-го, но ответ был, мягко говоря, не слишком решительный. При правительстве организовали несколько комитетов, которые сосредоточились на сахаре и молоке — двум почти пропавшим с прилавков продуктам. Одному из комитетов было поручено следить за тем, чтобы другой комитет, отвечающий за торговое судоходство, не обделял тоннажем перевозки продуктов.

Ситуация тем временем продолжала ухудшаться, даже с учётом того, что после «Лузитании» немцы вернули своих подводников на поводок. Цены упорно продолжали расти в отличие от зарплат в большинстве отраслей, а продукты потихоньку растворялись. В летние месяцы полиция докладывала, что у многих магазинов с дефицитом выстраиваются очереди по 300-400 человек и продуктов хватает далеко не всем. Кроме того, 90% семей так или иначе экономят на питании и сокращают привычный рацион. Хуже всего дело обстоит среди рабочего класса, «где женщины и дети практически перестали получать мясо и животные жиры за исключением дешёвого маргарина».

Летом 1915-го британские чиновники выступили с целой серией призывов к фермерам начать выращивать больше зерновых, но одними призывами делу не поможешь. Министерство сельского хозяйства после консультаций с производителями подготовило несколько предложений, как стимулировать производство. В отчёте говорилось, что производство можно нарастить на 50% в 1916-м и на 100% в 1917-м. Для этого следует субсидировать фермерам закупки современной сельскохозяйственной техники и удобрений, обнулить железнодорожные тарифы на перевозку зерна внутри страны, а главное — установить высокие закупочные цены на зерно, иначе ни один фермер не будет вкладываться и рисковать.

Эта программа благополучно утонула в бюрократических и межпартийных спорах.

Одни указывали, что подобные меры — это недопустимое вмешательство правительства в экономику с далеко идущими последствиями, другие — что даже 100% рост урожаев всё равно не решит проблему. Дорогие импортные нитраты нужны прежде всего для изготовления взрывчатки, а большинство производителей сельхоз техники уже переключились на военное производство.

Несмотря на все разговоры о свободном рынке, осенью 1915-го британское правительство начало тихо субсидировать крупных поставщиков продовольствия, а также закупать провиант для армии напрямую за границей, пытаясь снизить давление на внутренний рынок.

Кризис

Как бы плохо ни шли дела, они всегда могут пойти ещё хуже. Это доказали урожаи 1915 года, которые были ниже предыдущих почти по всему миру, и весной цены на продукты на мировом рынке опять резко подскочили. Более того, покупать продовольствие начали даже такие ранее независимые в продуктовом отношении страны, как Франция. Французы потеряли немалую часть сельскохозяйственных земель, оккупированных немцами, миллионы мужчин и лошадей из деревни забрали на фронт, нужно было как-то кормить население и многомиллионную армию. Теперь французы прямо конкурировали с англичанами на рынках американского и аргентинского зерна, задирая цены вверх.

В июле 1916 года британское министерство торговли бесстрастно фиксировало 61% рост цен по сравнению с июлем 1914-го, потребление при этом упало на 10%. Естественно, это были «средние температуры по больнице» — стоимость мяса, сахара, яиц и сыра почти удвоилась. Также и потребление упало неравномерно: в среднем на 5% в среднем классе и на треть среди рабочих. Всё громче раздавались голоса о необходимости введения если не карточной системы, то строгого контроля над ценами и работой закупщиков для предотвращения спекуляций.

Правительство Асквита хранило гробовое молчание.

Если урожай 1915-го был в среднем не очень, то урожай 1916-го был плохим почти по всему миру. В Британии и Канаде погиб почти весь картофель и немалая часть урожая пшеницы. Из-за неурожая в Индии туда пришлось перенаправить австралийское зерно (которого тоже собрали сильно меньше обычного) — голодные бунты на субконтиненте были последним, чего бы хотелось в Лондоне.

Хуже всего, низкий урожай собрали и в главной житнице для Европы на тот момент — США.

Причём американское правительство, чтобы стабилизировать цены на внутреннем рынке, начало накладывать ограничения на экспорт. Всё это привело к очередному ощутимому скачку цен на продукты в Британии.

Когда в конце года на пост премьер-министра заступил Дэвид Ллойд Джордж, правительственные документы были полны мрачных предсказаний: «при сохранении подобной ситуации крупные волнения населения с непредсказуемыми последствиями практически неизбежны».

Попытка номер раз

В декабре 1916-го было сформировано новое министерство продовольствия во главе с лордом Девенпортом. Девенпорт, в прошлом основатель огромной торговой компании, был личным другом нового премьер-министра и более чем противоречивой фигурой в обществе — эпатажным человеком и политиком, известным своим плохим отношением к профсоюзам и рабочим.

Первым успехом нового министерства стала договорённость с правительством США о серьёзном увеличении квот на покупку зерна. Зерно было куплено для последующей продажи населению по низким ценам за правительственные деньги, часть из которых, правда, была из американских же кредитов — имперские финансы пели уже очень грустные романсы.

Следующим шагом стало установление контроля за зернохранилищами и мукомольными производствами.

Было решено, что намол муки с центнера зерна должен быть увеличен на 5%, а мука на 10% состоять из добавок — картофельной или рисовой муки (привет немецкий K-brot!).

Девенпорт решил взяться и за производителей алкоголя, которые потребляли существенный процент зерна. По его предложению, они должны были сократить производство на 50% от довоенного. Но здесь он столкнулся с огромным политическим противодействием и был вынужден согласиться на снижение лишь на 1/3, при условии, что производители предпримут дальнейшие шаги по экономии.

Вспомнили наконец и о собственном производстве. В начале года приняли акт, устанавливавший минимальные зарплаты в сельском хозяйстве, а главное — твёрдые закупочные цены на зерновую продукцию. Населению разрешили использовать любые свободные клочки земли в городах и пригородах для выращивания овощей для своих нужд (маленькие огородики появились даже в королевских садах). Для неимущих начали разворачивать систему дешёвых общественных кухонь.Всё это было бы замечательно, если было бы сделано год или два назад, но теперь это не могло исправить ситуацию. С февраля 1917-го Германия начала неограниченную подводную войну против Британии, имея главной целью как раз перерезать продуктовый импорт. Ситуация быстро начала ухудшаться: запасы продовольствия в стране упали в весенние месяцы с шести-восьминедельных до трёх-четырёхнедельных, а по некоторым видам продуктов и до двухнедельных запасов.

В марте житель Лондона Джон Холлистер написал родственникам в провинцию: «Положение в Лондоне становится всё серьёзней, картошку купить почти невозможно, сахар пропал начисто, мясо и сыр по шиллингу и шесть пенсов, масло по два шиллинга, и то после огромных очередей, хлеб уже почти шиллинг».

Ответ правительства и министерства продовольствия снова был половинчатый.

Введение продуктовых карточек считали всё ещё излишней мерой.

Одной из причин было то, что, по мнению чиновников, «введение карточек — это демонстрация того, что мы проигрываем войну».

Вместо этого лорд Девенпорт призвал всех соблюдать режим самоизоляции самонормирования, потребляя не более четырёх фунтов хлеба, 2 ½ фунта мяса и ¾ фунта сахара в неделю. Восьмидесяти процентам населения Британии эти цифры показались издевательством — столько мяса и сахара они себе давно уже не могли позволить.

В начале мая 1917-го с призывом («самым тревожным со времён Наполеона») экономить продукты выступил король Георг V, но это не слишком помогло решить проблему.

В конце мая лорд Девенпорт покинул свой пост «по состоянию здоровья», что стало лучшим подтверждением, мягко говоря, неуспеха его политики.

Перелом

Перед премьер-министром Дэвидом Ллойд Джорджем встала серьёзная проблема — кем же заменить Девенпорта? Особо много желающих не было, каждый понимал, что эта должность — прямой путь к политической смерти. Ллойд Джордж был достаточно разумным человеком — новым министром стал пусть и его личный политический оппонент, но зато чиновник, у которого хватило решительности на самые непопулярные меры.

Им стал известный индустриалист, «угольный король Уэльса» Дэвид Альфред Томас, барон Рондда. Рондда был известен своей склонностью к принятию самых крутых мер ради достижения цели.

Его так «любили» в Уэльсе, что, когда он спасся с «Лузитании», большинство местных газет вышло с двусмысленными заголовками вроде «Национальная трагедия: Рондда спасся».

Рондда согласился на должность и сразу сообщил, что, занимая пост, он должен быть уверен в поддержке всех начинаний правительством. К этому моменту продовольственный вопрос стал уже вопросом выживания страны в условиях войны.

В июле 1917-го, когда цены по сравнению с предвоенными выросли уже практически вдвое, был наконец-то введён контроль над максимальными ценами и назначена строгая ответственность для нарушителей. Продовольствие получило высший приоритет при распределении тоннажа, а закупки зерна за государственный счёт значительно увеличены.

Несмотря на все усилия, ситуация продолжала оставаться сложной, осенью очереди в Лондоне выросли у некоторых магазинов до 3000 человек и начинали собираться с пяти утра. Небольшой просвет наступил лишь в конце года, когда потери от действий немецких подводников удалось существенно снизить. Тем не менее, пришлось значительно ужесточить наказания частным лицам, скупавшим продукты в больших объёмах.

В январе 1918-го ввели карточки на сахар (полфунта на человека в неделю), а в феврале на мясо, маргарин и масло (сначала в Лондоне, а потом и по всей стране), а вскоре к списку продуктов по талонам присоединились и джемы. Введение карточек принесло ощутимые результаты, позволило систематизировать поставки и сократить очереди.

Настоящее облегчение пришло с лета 1918-го года: подводная угроза была серьёзно уменьшена, да и активно включились собственные фермеры (для которых даже закупили в Америке тракторы). Британские земледельцы распахали дополнительно 2,7 миллиона акров пашни и увеличили сборы на 40%. В общенациональном масштабе эта прибавка была всего 8% от необходимого, но эти проценты были разницей, отделяющей от массового недоедания.

Британия, несмотря на все ошибки, выстояла. А опыт Первой мировой очень пригодился в следующую войну с Германией. На этот раз карточную систему ввели повсеместно уже в январе 1940‑го.