Каким было нарезное оружие Галантного века?

Гладкоствольными ружьями вооружение пехоты XVIII — начала XIX века отнюдь не ограничивалось. Кроме привычных мушкетов было немало других видов стрелкового оружия: пистолеты, мушкетоны, предназначенные для стрельбы дробью.

Кстати, о мушкетонах, они же тромблоны. Эти интересные и необычные ружья отличались заметным раструбом на конце довольно короткого ствола. Существует распространённое заблуждение, что расширенный ствол позволял дроби разлетаться шире и обеспечивал увеличенную зону поражения.

На самом деле раструб всего лишь позволял удобнее заряжать ружьё, которым чаще всего пользовались кавалеристы и моряки. И те и другие в бою испытывали большую проблему с устойчивой поверхностью, поэтому мушкетон стал для них настоящей находкой.

Но первое место принадлежит, конечно, нарезным ружьям. В это время они как раз начали входить в военный обиход.

Нарезное дульнозарядное оружие отличалось высокой ценой, сложностью ухода, а темп стрельбы из него был гораздо ниже, чем из гладкоствольного.

Куда ни посмотри — сплошные недостатки.

Два мнения о стрелках

Отчасти это было правдой. Но несмотря на моду, во Франции и в России стрелки-егеря вооружалась обычными гладкоствольными ружьями облегчённой конструкции.

Почему? Причина проста — содержание и обучение таких солдат обходились казне очень дорого. Проще вооружить и подготовить троих обычных пехотинцев, чем одного меткого стрелка, — так справедливо считали военные. Не зря королевский офицер и революционный генерал Жан-Жак Гассенди в книге «Справочник для офицеров французской артиллерии» писал: «…штуцер — это оружие, которое не соответствует духу французского пехотинца и подходит лишь для терпеливых и флегматичных убийц». Под «убийцами» он подразумевал британцев и немцев, которые как раз очень любили нарезное оружие.

Это мнение в начале XIX столетия подкреплялось авторитетом Наполеона I, который, попытавшись внедрить штуцера во французской армии, быстро разочаровался в дорогой игрушке. В некоторых регионах образ жизни и местные традиции создавали для армии уже почти готовых стрелков, но там, где таких не водилось, нарезное оружие применялось мало.

Заряжание и стрельба из штуцера требовали гораздо больше времени, а сами штуцеры были неизбежно короткими. Заряжались-то они с дула, а пропихивать пулю сквозь длинный нарезной ствол — это не то, что можно быстро проделать в бою. Так что солдат с обычным ружьём и штыком получал огромное преимущество в рукопашной. Всё это могло сделать стрелков почти беззащитной целью для атакующих линий пехоты. Чтобы придать егерю чувство безопасности, австрийцы даже приняли на вооружение очень длинный штык, который сглаживал разницу в длине пехотного мушкета и егерского нарезного ружья. Но и такая мера не могла сделать рассыпной строй лёгкой пехоты более стойким в бою.

При тогдашнем уровне развития стрелкового оружия в прямом столкновении рассыпного строя с пехотой, построенной в линейный порядок, а уж тем более с атакующей колонной, солдаты в рассыпном строю всегда проигрывали

В результате французы, несмотря на ряд попыток внедрить штуцера, отказались от них.

Русские предпочли вооружать нарезными ружьями лишь лучших стрелков — унтер-офицеров егерей.

установили, что четверть егерей должна быть вооружена штуцерами, а австрийцы поголовно вооружали лёгкими нарезными карабинами своих стрелков, набранных из лучших тирольских охотников. Впрочем, в XVIII веке число егерей всегда было совсем небольшим. Даже великие державы могли себе позволить лишь несколько рот столь дорогих солдат. Причём из-за высокой стоимости содержания отряды время от времени то расформировывались, то создавались вновь.

Британский опыт

Пожалуй, более всего идеей точной стрельбы по противнику увлеклись англичане.

В 1756 году в колониях был создан 62-й королевский американский стрелковый полк, который планировалось применять против французов, угрожавших британским владениям в Новом Свете. Что характерно, большую часть рядовых и офицеров новой части составили немцы, которые в то время считались прирождёнными стрелками.

Уже в наполеоновскую эпоху, в 1803 году, появился 95-й стрелковый полк. Тот самый, в котором служил знаменитый лейтенант Шарп из романов Бернарда Корнуэлла и сериала с Шоном Бином.

В стремлении создать идеальную военную часть британское командование даже пошло на неслыханную вольность — в стрелковых частях практически не применялись телесные наказания.

Это в те времена, когда войско без порки считалась не регулярной армией, а бандой грабителей и убийц.

Консервативным британцам был не чужд интерес к техническим новикам. В годы

майор британской армии Патрик Фергюссон сформировал и вооружил особыми казнозарядными нарезными ружьями целый отряд. Стрелки Фергюссона продемонстрировали превосходные результаты, делая в минуту до четырёх-пяти выстрелов. Для нарезного оружия — отличный показатель. Однако ружья новой модели оказались феноменально дорогими и нуждались в регулярной и самой тщательной чистке. При этом они очень часто ломались, требуя ремонта у лучших оружейников, отчего стали лишь экспериментом и вскоре были забыты.

Даже по меркам XIX века, нарезное оружие эпохи «войн в кружевах» не впечатляло.

Для того, чтобы выстрелить, надо было сначала пройти обычный процесс заряжания в двенадцать приёмов. К тому же требовалось точно отмерить пороховой заряд, а затем обернуть пулю промасленным кусочком кожи или ткани, чтобы обеспечить прилегание к стволу. Задача осложнялась тем, что забить плотно сидящий боеприпас в нарезной ствол требовало времени и сноровки. При этом всегда был риск, что, если пуля оказалась забита неплотно, то есть не до порохового заряда, — ствол может разорваться во время выстрела.

Темп стрельбы в среднем составлял один выстрел в минуту, иногда чуть больше (и это у отлично подготовленных солдат), дистанция прицельного выстрела лишь незначительно превышала параметры обычного гладкоствольного мушкета.

Но зато точность стрельбы отличалась самым выгодным образом.

Если из простого пехотного ружья попасть во врага было делом лишь везения, то подготовленный егерь мог добиться куда лучшего результата. Хотя и тут, пожалуй, самой рациональной оказалась позиция русского командования: давать штуцера только самым лучшим стрелкам — унтер‑офицерам.

Несмотря на эти проблемы, возможность вести прицельный огонь окупала недостатки старинных штуцеров. В начале XIX века, во время испано-португальских кампаний, которые армия Наполеона I вела против английских войск под командованием Артура Уэлсли, будущего герцога Веллингтона, полковник Лебо рапортовал: «почти все офицеры (его полка) …ранены пулями из нарезных ружей». Правда, для таких результатов на поле боя должны иметься места, где егеря могли бы спрятаться, чтобы вести эффективный огонь. Лучше всего подходили заросли деревьев, овраги или дома. Там же, где укрытий не было, стрелки с нарезными ружьями оказывались почти бесполезными.

Пожалуй, пример наиболее эффективного применения нарезных ружей (если не брать американских стрелков-ополченцев времён Войны за независимость США) относится уже к наполеоновской эпохе. В битве при Ватерлоо два стрелковых батальона Королевского германского легиона, вооружённые нарезными ружьями Бейкера, успешно сражались за ферму Ла-Э-Сент. Несмотря на постоянный натиск превосходящих сил французов маршала Нея, немецкие добровольцы нанесли атакующим очень большой ущерб и сдали позицию лишь после того, как полностью расстреляли боезапас.

Но стрелки совсем не были супероружием. В этом же сражении знаменитые английские «зелёные куртки» — стрелки 95-го полка — попытались укрыться в гравийном карьере, но были легко выбиты оттуда французскими кирасирами. Бронированные всадники преследовали бегущих британцев до тех пор, пока не столкнулись с подкреплением союзников.

В этом великом сражении стрелки одновременно показали свои сильные и слабые стороны.