Крах Равеннского экзархата: почему пришла к упадку бывшая столица Западной Римской империи

Последний экзарх

Равеннское восстание 710-711 годов против бесноватого императора Юстиниана II хоть и удалось свести на нет относительно мирным путём, однако оно всё же со всей ясностью показало равеннцам, что с Константинополем можно (и даже нужно) разговаривать с позиции силы. Судьба экзарха Павла весьма ярко свидетельствует, насколько отравленным стал политический воздух в Италии.

Павел получил назначение от императора Льва III Исавра (675-741) в 723 году, а вместе с назначением — приказ как-то решить проблему в очередной раз обострившегося италийского сепаратизма в лице папы Григория II. Поначалу экзарх, высадившийся в Неаполе, попытался прибегнуть к заговору, однако тот был состряпан столь бездарно, что его быстро раскрыли.

Делать нечего: пришлось Павлу скомандовать своим войскам наступать на Рим. Возможно, ему бы удалось справиться с ополчением Римского дуката, чьи боевые качества представлялись сомнительными. Однако помимо римлян Вечный Город обороняли призванные папой лангобарды из герцогства Сполето, и вот их-то боевые качества сомнению мало кто подвергал.

В ходе последовавшего сражения около Саларского моста (северо-восточная часть Рима) войско Павла разбили союзные ополчения римлян и лангобардов. Сам экзарх даже удостоился анафемы от враждебного ему Григория. С тех пор дела Павла пошли предельно скверно, ибо спустя несколько лет экзарх обнаружил себя посреди антивизантийского и антииконоборческого восстания уже непосредственно в Равенне.

Те немногие равеннские нобили и военные, что сохранили верность Византии, пали от клинков своих же восставших сограждан.

Такая же участь ждала и Павла, который до последнего пытался собрать силы лоялистов и навести порядок в городе. Не помогла разрешить вопрос и посланная с Сицилии экспедиция, образцово униженная равеннским ополчением, которое не дало повториться трагедии 710 года, когда сицилийские палачи предали город огню.

В том же 727 году под власть лангобардов практически добровольно перешли жители нескольких городов экзархата. Не то чтобы италийцы вдруг сильно возлюбили своих старых врагов, однако трагизм ситуации заключался в том, что для жителей этих городов даже лангобарды стали более предпочтительной властью, нежели государи далёкого Константинополя с их иконоборческими замашками.

Неуклюжие многоходовочки

Вскоре после гибели Павла в Италию прибыл евнух Евтихий. Ему суждено было стать рекордсменом по сроку пребывания в должности, и вместе с тем — и последним экзархом. С собой новый владыка распадавшегося экзархата вёз практически аналогичный приказ об устранении папы Григория II (даром, что теперь папу следовало устранить именно физически).

Для осуществления приказа Евтихий отправил в Рим своего человека, который должен был как-то «убрать» понтифика и прочих уважаемых жителей города. Однако этот заговор, как и предыдущий (состряпанный ещё Павлом) оказался предельно бездарно реализован на практике, так что горе-ассасинам пришлось уповать на великодушие своей несостоявшейся жертвы.

«Ну что же, раз не удаётся избавиться от папы лично, так давайте хотя бы лангобардов на него натравим!» — посчитал Евтихий. Идея не была лишена смысла, и посланцам экзарха поначалу даже удалось перетащить на свою сторону короля Лиутпранда — в обмен на помощь в покорении чрезмерно самостоятельных герцогств Сполето и Беневенто.

Мало на свете существует менее логичных вещей, нежели союз ромеев и лангобардов, особенно если учитывать, что Лиутпранд не так давно (в 718 году) разграбил равеннский порт Классис и попытался взять штурмом саму Равенну. Однако в истории бывает всякое — и оба сепаратистских герцогства покорились силам Лиутпранда и Евтихия, а к 730 году этот в общем-то довольно противоестественный альянс встал под стенами Рима.

Однако именно здесь оказалось, что король лангобардов не хуже византийцев умеет плести интриги. После переговоров с папой Лиутпранд, не имевший в реальности никакого желания конфликтовать со святым престолом и получивший от Евтихия всё, что ему было нужно, отступил со своим войском от стен города, оставив недавнего союзника недоумевать.

После двух провальных попыток избавиться от папы экзарх обнаружил, что у него нет иного выбора, кроме как налаживать отношения с Римом. Политика Евтихия, который словно не замечал усиления иконоборческих идей в Константинополе и соответствующих приказов, рассылаемых из столицы, начала приносить свои плоды. Евнуху удалось смягчить гнев равеннцев, прикончивших его предшественника и готовых вцепиться в глотку уже самому Евтихию.

Когда в 729 году разразилось восстание Тиберия Петасия, последнего италийца, претендовавшего на то, чтобы стать римским императором, экзарх получил критически важную военную помощь из Рима, чьё ополчение по приказу папы разделалось с Петасием, защитив бедолагу-экзарха от ещё больших трудностей.

И всё же недоумение Евтихия от собственных прошлых неуклюжих многоходовочек усилилось стократ, когда в 732 году экзарх обнаружил, что Равенна впервые в истории экзархата пала под ударами лангобардов, которых вели герцог Паредео и племянник короля Хильдебранд.

Неизвестно, как именно сдался город, но мы знаем, что Евтихий бежал за помощью в Венецианскую лагуну, где ему пришлось скрываться около двух лет, после чего изгнанный экзарх заручился помощью нарождавшегося венецианского флота и выбил лангобардов из Равенны. При отвоевании города герцога Паредео убили, а Хильдебранд попал в плен.

Ромеи настолько воспряли духом, что попытались отбить у лангобардов Болонью. Увы, реальность быстро вернула византийцев с небес на землю, и имперский отряд во главе с неким Агафоном разбили лангобарды на подходах к Болонье. Таким образом, несмотря на освобождение столицы, ромеи едва ли могли надеяться на истинную реконкисту на севере Италии. Напротив, Равеннский экзархат вступил в период многолетней агонии и в последние годы поддерживал свою жизнь лишь за счёт доброй воли сторонних лиц.

В 743 году всё тот же Лиутпранд решил «отключить больного от систем жизнеобеспечения» и начал наступать на Равенну. Экзарх Евтихий, обнаружив себя в традиционно уже затруднительном положении, официально обратился за помощью к папе — им в то время был Захарий, последний грек на святом престоле. Понтифик лично явился в Равенну и в июне того же года вступил в переговоры с лангобардами.

Несмотря на первоначальный накал страстей, король со временем умерил свой пыл и отступился от Равенны, даже попутно вернув умирающему экзархату некоторые потерянные ранее территории.

Теперь окончательно стало понятно, кто на самом деле верховодил в византийской Италии.

Евтихию оставалось лишь смотреть и радоваться, что на сей раз город устоял, тем более, что Лиутпранд умер в январе следующего года, и экзархат получил последнюю передышку на пять лет.

В 749 году, после короткого правления Хильдебранда и Ратхиса, ко власти в лангобардском королевстве пришёл куда более энергичный Айстульф. Новый король был не тем человеком, которого папа мог отвадить от завоевания чего-либо. Уже в 750 году лангобарды взяли город Комаккьо (37 километров к северу от Равенны), важнейший центр торговли экзархата с остальной Италией. Падение Комаккьо означало, что дни Равенны сочтены.

Неизвестно, какими были последние моменты жизни города в качестве столицы Равеннского экзархата, однако уже в июле 751 года он однозначно принадлежал Айстульфу.

Как окончил свои дни Евтихий, ставший в итоге последним властителем Равеннского экзархата за его почти двухсотлетнюю историю, осталось загадкой. Едва ли он смог, как в прошлый раз, бежать в венецианскую «тихую» гавань. Этот бедолага, получивший от своего императора практически заведомо невыполнимую задачу, пытался сделать всё возможное в сложившихся обстоятельствах, но пресловутые обстоятельства выстроились так, что для спасения экзархата требовалось обладать невероятными политическими талантами.

У Евтихия таких дарований не нашлось, а потому его не лишённые смысла в теории, но крайне неуклюжие на практике деяния привели к ослаблению провинции и её поглощению лангобардами Айстульфа.

Послесловие

Падение экзархата не ознаменовало конец присутствия Византии в Италии. Ещё долгие годы и даже века ромеи были в состоянии удерживать южную часть полуострова, а также Сицилию и, с некоторыми оговорками, Сардинию. Однако крушение имперского господства на севере и в центре Италии привело к тому, что местные вожди получили возможность построить свои домены, не подчиняющиеся Константинополю. Это относилось не только к самому очевидному примеру в лице Рима, но и к Неаполю, а также к последним обломкам экзархата на севере — например, к той же Венеции, которая, впрочем, пока что номинально продолжала подчиняться василевсу.

Лакуна же, которая образовалась с вынужденным уходом восточных императоров с бóльшей части италийской сцены, не могла долго оставаться незаполненной, так что спустя некоторое время победоносные лангобарды сами обнаружили себя в качестве проигравших по отношению к набиравшим силу франкским королям.

Больше всех от крушения византийской власти пострадала как раз Равенна.

Падение Равенны означало не только крушение светской власти империи в регионе, но и поражение надежд местного духовенства на равный статус с папами римскими. В тот самый день, когда в Равенну вошли лангобарды, город перестал быть средоточием силы. Его богатства разграбили сначала лангобарды, а потом франки. Равеннский порт Классис, ныне также разграбленный и к тому же разрушенный водами реки По, постепенно оказался заброшен.

Равенна, бывшая доселе столицей Римского Запада, Остготского королевства и домом для ромейских чиновников высочайшего ранга, мало-помалу начала клониться к своему провинциальному статусу, в коем и пребывает до сих пор. А ромеи так никогда и не попытались вернуться в Равенну, да и вообще — на фоне невзгод на других фронтах уделяли крайне мало внимания Италии, вплоть до восшествия на престол Василия I Македонянина (811-886). В его правление, с одной стороны, фактически утратили Сицилию, но, с другой, ромейские полководцы вновь начали проводить активные и весьма успешные военные операции на материковой части Южной Италии.

Однако на италийский Север Византия уже никогда не вернулась.