Николай Струйский: чем прославился муж красавицы с портрета Рокотова и почему Екатерина II хвасталась им перед иностранцами

Путь к собственному «Парнасу»

Николай Струйский был человеком восторженным, почитал как божество императрицу Екатерину II, и не только ее, считая себя верным служителем античных муз. Может быть, он предполагал стать светилом русской поэзии, своеобразным Прометеем, давшим людям не огонь, но мощь стиха. Но так не случилось, и известность он приобрел по другой причине.

Биография Николая Еремеевича Струйского в целом не представляла собой ничего такого, что выделяло бы его среди дворян Российской империи. Родился он в 1749 году в Поволжье, был единственным сыном помещика Еремея Яковлевича и его супруги Прасковьи Ивановны. Струйский получил, как и полагалось, домашнее образование, после чего отправился в старую и новую столицы: учился в гимназии при Московском университете, затем поступил на службу в гвардейский Преображенский полк, где, кстати, одним из его однополчан был поэт Гавриил Романович Державин.

В столице он прожил до 1771 года, после чего ушел в отставку и вернулся в Рузаевку, имение, купленное когда-то отцом. Пугачевское восстание 1773 - 1775 годов лишило род Струйских сразу нескольких его представителей и одновременно сделало Николая Еремеевича наследником всего семейного состояния. Он стал очень богатым человеком, владельцем более 3000 душ, и мог себе позволить все, что можно было тогда приобрести за деньги. Благо, с выбором дела, к которому лежала бы его собственная душа, у Струйского трудностей не возникало.

Страстно любящий литературу и книги, искусство, а заодно науки, он создал в Рузаевке нечто вроде храма, всему этому посвященного. Расходов Струйский не боялся, а потому имение представляло собой настоящий дворец, построенный, как считается, по чертежам Бартоломео Растрелли, представителя елизаветинского барокко. Поволжские владения помещика ослепляли белоснежным мрамором и золотыми куполами, итальянской живописью храмов и роскошной церковной утварью, усадьбу окружал крепостной вал, парк перед главным домом был разбит на аллеи, украшен прудом и лабиринтом – на манер столичных имений.

Струйский заказал художнику Федору Рокотову копию портрета, который тот писал с императрицы. А парадную залу усадьбы украшал расписной плафон, где Екатерина была изображена в образе Минервы, побеждающей чудище, символ казнокрадства. Выполнил эту работу крепостной художник Андрей Зяблов, обучавшийся в мастерской Рокотова.

Кабинет, где творил хозяин дома, был заполнен книгами и именовался «Парнас». Николай Еремеевич посвящал все свое время стихосложению и чтению чужих произведений. И все бы ничего, но его поэзия встречала у современников не тот прием, на который обычно надеется поэт. Громоздкие, тяжеловесные формы, напыщенные фразы, лишенные смысла, вовсе не вызывали восхищения у ценителей слушателей и читателей литературных творений Струйского.

Творчество Струйского и книгопечатание

Собратья по цеху посмеивались над тем, что выходило из-под пера чудаковатого помещика. Сам же он наслаждался и процессом, и результатом своего сочинительства. Струйский заставлял своих гостей слушать, как он читает свои вирши, причем делал он это исключительно выразительно, с завыванием. Даже для эпохи Державина это было слишком.
Первые свои поэтические произведения Николай Еремеевич печатал в типографиях Москвы и Петербурга. В 1789 году Струйский преподнес императрице издание собственного сочинения под названием «Епистола Ея Императорскому Величеству всепресветлейшей героине великой императрице Екатерине Второй от вернооподданнейшего Николая Струйского», за что был пожалован бриллиантовым перстнем от государыни.

А в 1792 году Струйский открыл в Рузаевке собственную типографию. Это было весьма дорогое развлечение – оборудование привозили из Англии, дополнительных расходов требовало обучение крепостных работе на станках. Зато стихотворец организовал все по высшему разряду – издания, которые производились в Рузаевке, отличались исключительно высоким уровнем исполнения. Первой книгой, выпущенной в его типографии, стало издание «Перстень» - в память о подарке государыни.

О жизни и творчестве Струйского известно из немногих источников, одним из них были мемуары князя Ивана Долгорукова, который служил вице-губернатором Пензенской губернии и посещал Рузаевку. Сам поэт, он отзывался о сочинителе Струйском с неприязнью. У помещика, помимо прочих причуд, подозревали склонность издеваться над крепостными – правда, в отличие от печально известной Салтычихи, он в этом уличен не был, и даже те, кто не жаловал Струйского, признавали, что подтверждений этим слухам у них нет.

Во всяком случае, известно, что хозяин имел обыкновение привлекать крестьян к постановкам на юридические темы, затевал «процессы», театрализованные тяжбы, в которых у каждого участника была своя роль. Говорили, что порой помещик заигрывался и путал постановку и реальность.

Вызывала скепсис заодно и та страсть, с которой он подходил к изучению издательского процесса. В некотором смысле Струйский опередил свое время: он хорошо разбирался в вещах, которые спустя несколько десятков лет будут использовать в работе книгоиздатели.

Эту работу своего верноподданного оценила, кстати, сама императрица, которая, не особенно акцентируя внимание на содержании, демонстрировала с гордостью книги рузаевской типографии иностранным послам и даже презентовала их, упоминая вскользь, что такие книги в империи производятся не в столице или в Москве, а в далекой провинции.

Наследство и наследники

Николай Еремеевич тратил на содержание типографии большую часть своих доходов. Но продолжалось это недолго. В 1796 году по указу императрицы ее пришлось закрыть, как и все другие частные типографии империи: Екатерина боялась повторения в России событий Великой Французской революции; она подписала соответствующий указ о запрете частных типографий. За время существования детища Струйского было выпущено более пятидесяти произведений – не только авторства самого помещика, но и другие тексты, которые он счел достойными издания.

В гениальности Струйскому как литератора "жертвы" его графомании отказывали. Правда, сейчас взгляд на его творчество несколько переменился – эти стихи рассматриваются и изучаются едва ли не как иллюстрирующие уровень и характерные черты русского искусства второй половины XVIII века.

Что же до семейной жизни – первый брак, заключенным между 19-летним Струйским и его ровесницей, закончился неудачно, Олимпиада Сергеевна умерла при родах, как и двое близнецов. Вторично он женился в 1772 году – на Александре Петровне Озеровой, той самой, чье лицо прославит портретист Рокотов. Портреты Струйского и его жены, выполненные художником, украшали собой гостиную дворца в Рузаевке.

Николай Еремеевич звал жену Сапфирой, посвящал ей оды и прочие хвалебные строки, впрочем, она была далеко не единственным адресатом такого рода. В браке родилось восемнадцать детей, восемь из которых дожили до взрослого возраста.

17 ноября пришла весть о смерти императрицы Екатерины II, и это известие сразило несчастного Струйского. Он слег после удара с горячкой и умер спустя три недели после известия, 13 декабря. Струйскому было 47 лет. Вдова пережила его на 43 года, став главой семьи после смерти мужа. Двое внуков Струйского стали известны благодаря своим стихам, оба были рождены от крепостных крестьянок, оба прожили довольно несчастливую жизнь.

Александр Полежаев был сыном Леонтия Николаевича Струйского, сосланного в Сибирь за расправу над крепостным. Он был автором поэмы «Сашка», за которую по велению императора Николая I отправился в ссылку в армию. Он умер в 33 года от чахотки.

Дмитрий Струйский, узаконенный и получивший дворянский титул, тоже был поэтом, превосходно играл на музыкальных инструментах, стал одним из первых музыкальных критиков. Он пустился в странствия по Европе, окончил жизнь в доме умалишенных в Париже.

Великолепную типографию и само имение в Рузаевке сохранить не удалось. Оборудование после смерти Струйского было продано его вдовой для Симбирской городской типографии. Произведения искусства, которыми было наполнено имение, были отправлены в московские и петербургские музеи, где их можно увидеть и сейчас.

На месте дома Струйских сейчас находится школа. В музее сохранился лишь один предмет, возможно, принадлежавший когда-то Николаю Еремеевичу Струйскому. Это бронзовая чернильница. Символично, что именно литературный, сочинительский атрибут стал связующим звеном между подданным Екатерины II и современностью.

А вот как сын крепостной крестьянки стал любимым художником императрицы и московской знати: Федор Рокотов.