Польский вопрос
Бурно растущая немецкая экономика перед войной привлекала множество иностранных рабочих. В 1913 году около полумиллиона таких «трудовых мигрантов» трудились в сельском хозяйстве и до 700 тысяч — в промышленности.
С началом боевых действий около 350 тысяч польских сезонных рабочих, граждан Российской империи, оказались по ту сторону границы и немецкие власти решили не отпускать их назад, поскольку большинство было призывного возраста. В октябре 1914 года, по предложению прусского министра внутренних дел, их официально закрепили за хозяйствами, в которых они работали, поставив под полицейский надзор и запретив покидать место жительства без специального разрешения. Вскоре то же самое проделали и со ста тысячами поляков, работавших в немецкой промышленности. Для поддержания видимости «законности» их всех под угрозой отправки на каторгу заставили подписать «добровольные особые бессрочные контракты» со своими работодателями.
Стоит отметить, что немцы здесь с порога ударились в двойные стандарты: французских и английских гражданских лиц поместили в лагеря для интернированных, но заниматься подневольным трудом их никто не заставлял.
Но всё это было только цветочками.
Бельгийские неудачи
Бельгия стала одной из первых стран, попавших под немецкую оккупацию, но до поры до времени немцы старались действовать там как можно более тактично. По мере того, как война затягивалась, а ситуация внутри рейха ухудшалась, внимание обратили и на неё.
В марте 1916 года немецкое военное министерство предложило начать кампанию по вербовке бельгийцев на работу в Германию. Интересовали прежде всего квалифицированные специалисты: шахтёры, работники металлургии и машиностроения. За несколько месяцев удалось найти лишь 30 тысяч добровольцев, а нужными специалистами из них были единицы.
Разочарованное таким исходом министерство, которое ожидало в десять раз больше людей, предложило начать насильственные депортации.
Генерал-губернатор Бельгии Моритц фон Блиссинг временно заблокировал это предложение. Возражения фон Блиссинга против депортаций строились на том, что, во-первых, это привело бы к обострению внутренней ситуации в Бельгии с возможными актами саботажа и партизанщины, а во-вторых, Бельгию после победы собирались присоединить к рейху — мол, вроде как и не дело так обращаться со своими будущими гражданами.
Ситуация резко переменилась с приходом к власти дуэта из Людендорфа и Гинденбурга. Те не собирались миндальничать и в октябре 1916 года приказали начать депортации бельгийских рабочих для нужд немецкой оборонной промышленности. Первоначально планировалось вывозить до 20 тысяч человек в неделю, но реальные цифры оказались в десятки раз ниже. Перегруженная военными эшелонами бельгийская железнодорожная система не могла обеспечить перевозку больших объёмов людей в Германию, а кроме того, подчинённые фон Блиссинга и местные бельгийские власти тихо саботировали отлов людей.
Депортации продолжались с октября 1916 года до февраля 1917-го, когда немцы под давлением целого ряда стран и даже папы римского прекратили практику.
В Германию за это время успели вывезти 60 847 человек, которых поместили в концлагеря, где голодом и побоями заставляли подписывать «добровольные контракты». До лета 1917 года в этих лагерях умерли полторы тысячи депортированных, но подписались только 13 376 человек. Остальных, впрочем, всё равно принудительно отправили на работы к концу 1917 года.
Тем не менее, попытки обычной вербовки возобновились осенью 1917 года, когда было уже достаточно предложить хороший продуктовый паёк. Всего к концу войны в Германии трудилось 160 тысяч бельгийцев.
Неудача в Бельгии не слишком расстроила немецкое руководство — они уже нашли огромное количество рабочих рук в других местах.
Снова в Польшу
Определив действия в отношении поляков осени 1914 года как успех, немцы активно принялись набирать людей на территориях, оккупированных на востоке.
Первые шаги были предприняты в марте 1915-го, ещё до Великого отступления русской армии и немецкой оккупации основной польской территории. Немцы открыли на захваченных территориях вербовочные пункты, в которых рекламировали жителям большие зарплаты, хорошие условия проживания и прочие плюшки работы в рейхе. На широкую ногу процесс поставили летом 1915 года, когда была сформирована «Центральная немецкая рабочая организация», которой поручили массовые вербовки поляков.
До весны 1916 года дело шло довольно бодро: за это время было навербовано около ста тысяч человек. Не стоит забывать, что войны и немецкая оккупация серьёзно пошатнули польскую экономику, и многим безработным было некуда деваться.
В результате к осени 1916-го немцам пришлось объявлять — как это сделал, например, шеф варшавской полиции полковник Эрнст фон Глазенапп, — что если квоты «Рабочей организации» не будут выполнены, то оккупационные власти начнут принудительные депортации.К лету 1916 года по Польше уже ходили слухи, что, несмотря на все рассказы о сладкой жизни в рейхе, поездка туда — это билет в один конец, а по приезде ты превращаешься в бесправного и бесплатного крепостного.
Впрочем, голод и нищета всё-таки обеспечивали немцам набор нужных рабочих рук. К масштабным принудительным депортациям в Польше не приступали — по тем же причинам, что и в Бельгии: рассчитывая на послевоенное подчинённое, но благодарное польское государство.
Всего в Германию из Польши на работу уехало до 300 тысяч человек, а если прибавить к ним 400 тысяч застрявших там с начала войны, то получится крайне внушительное число.
Отдельно стоит отметить появление в прифронтовых районах «гражданских рабочих батальонов», куда немцы насильно сгоняли местное население для строительства дорог, укреплений и прочего. В Польше через такие батальоны прошло до 150 тысяч человек (для сравнения: во Франции — 60 тысяч, в Бельгии — 40 тысяч). Нередко в рабочие батальоны в Польше сгоняли евреев, чтобы не слишком трогать местное польское население и сделать им приятное видом угнетённых соседей.
Военнопленные
С началом войны немецкая армия начала захватывать довольного много пленных. Уже к концу 1914 года в их руках было 220 тысяч французов, 19 тысяч британцев и около 300 тысяч русских солдат. К концу 1915 года суммарная цифра пленных взлетела до 1,5 миллиона. К концу войны в руках немцев оказались 2,5 миллиона вражеских солдат, и ещё два миллиона — у австро-венгров.
Первоначально немцы не имели планов по использованию труда военнопленных, но первой подала пример Австро-Венгрия, начавшая в середине 1915 года задействовать их на мелиорационных работах и строительстве железных дорог. Немцы подхватили начинание и сперва использовали принудительный труд в той же сфере, но быстро переключили узников на работы в шахтах и карьерах. К августу 1916 года пятая часть работников немецкой горнорудной отрасли была из числа военнопленных. Скоро к этому списку добавились металлургическая и химическая промышленность, которым тоже требовались люди для грязных работ.
Но главным применением для подневольного труда пленных стало сельское хозяйство — в Австро-Венгрии это назвали «первостепенной государственной необходимостью».
Первоначально пленных использовали для работы в крупных поместьях группами по 30-50 человек, но в октябре 1915 года разрешили брать и всего по несколько человек. В результате из полутора миллионов пленных, работавших в сельском хозяйстве, большинство трудились на небольших фермах — по одному-два человека.
Пленные, попавшие на небольшие фермы, могли считать себя счастливчиками — ведь тех, кого отправляли на заводы и шахты, держали в переполненных грязных лагерях и плохо кормили. В ещё более скверном положении оказались те, кого отправляли в трудовые батальоны во фронтовую зону, где с их жизнями вообще никто не считался (в подобных батальонах состояли 16 процентов военнопленных в Германии и 20 процентов в Австро-Венгрии). В большинстве случаев работавшие на фермах встречали сносное обращение и хороший паёк. На многих небольших фермах к ним относились как к любым другим сезонным рабочим.
По мнению немецких чиновников, эти хорошие отношения заходили слишком далеко.
Проверяющие писали возмущённые рапорты, что «пленные едят за одним столом со своими немецкими хозяевами даже не как батраки, а как члены семей, что полностью аморально и недопустимо».
Бывали и романы — как минимум несколько сотен случаев беременностей, — что вынудило выпустить официальный запрет на какие бы то ни было «отношения с врагом». Пресса описывала подобные истории как примеры «падения морали», а правые газеты обвиняли женщин в том, что они связались с «расово неполноценными» и «предали наших героев на фронте».
Примеру ферм скоро последовал и городской малый бизнес. Скажем, владелица парикмахерской Хелена Грус из Позена запросила себе хорошего цирюльника, так как её мужа призвали в армию, а напарник плохо работал. Герд Кельш из Мюнхена похвалился в письме брату, «что раздобыл отличного сапожника-француза и двух русских подмастерьев» для своей мастерской. Пивовар из Дортмунда Альберт Гутмюллер жаловался, что ему прислали трех слишком хилых работников и он был вынужден потратить много времени на переписку, чтобы их отправили назад в лагерь и прислали кого получше.
Вообще в Германии спонтанно возник своеобразный рабовладельческий рынок, где за взятку или при наличии связей можно было выбирать себе невольных работников по вкусу.
Великий рейх
К концу 1917 года Германия оказалась в неприятно большой зависимости от принудительного труда иностранцев. Добыча угля и сельское хозяйство уже не могли без них обходиться и требовали всё больше и больше подневольного труда. Об эффективности работы пленных и «добровольных» работников существует множество мнений. Принято считать, что их труд в сельском хозяйстве был в целом довольно высокопроизводительным (особенно на небольших фермах), а вот на заводах и в шахтах от них оказалось больше вреда, чем пользы, — из-за низкой квалификации и неграмотности в сочетании с плохим физическим состоянием пленных.
Но никто не отрицает, что без них Германии пришлось бы куда хуже, — что, впрочем, не извиняет введения фактического рабовладения.
Нельзя забывать и о том, что опыт использования невольников во Втором рейхе не был забыт. Третий рейх использовал во время Второй мировой всё те же методы и практики — от попыток заманить по-хорошему до депортаций и использования труда военнопленных и узников концлагерей.