Штурм Измаила: кровавая жертва русской армии

1790 год. Шёл уже четвёртый год войны между Россией и Османской империей.

Несмотря на успехи на Чёрном море и взятие союзными австрийцами Белграда и Бухареста, война затягивалась. На Балканах туркам удалось остановить силы Габсбургов, а русские войска несколько лет вели боевые действия у Дуная, но никак не могли продвинуться дальше.

После смерти Иосифа II, верного союзника и друга Екатерины II, Австрия поддалась давлению со стороны Пруссии и в июле подписала Рейхенбахскую конвенцию, обязывающую заключить сепаратный мир с османами.

В войне было немало побед, а вот результаты кампаний 1787–1789 годов оказались удивительно скромными. Ситуация для русских осложнялась необходимостью отправить значительный корпус на границу Польши, чтобы при необходимости выступить против Пруссии.

Таким образом, у России оставался только один выход — «дожать» турок и принудить их к заключению мира.

Начало осады

Этим и занялись в 1790 году. Хотя Килия, Тульча и Исакча довольно быстро пали, главный центр обороны турок — Измаил — оставался неприступным.

Осенью против крепости велись довольно вялые боевые действия, но к регулярной осаде армия так и не приступила. На острове Сулин по приказу адмирала де Рибаса установили восемь артиллерийских батарей, которые вели постоянный обстрел Измаила. К тому же активным действиям русских войск успешно препятствовал гарнизон крепости.

Уже знакомая нам ситуация повторялась: за октябрь–ноябрь 1790 года русские уничтожили немало турецких кораблей, захватили десятки пушек, но не продвинулись ни на шаг к своей цели. Военный совет постановил, что дело идёт к холодам, армии надо отступать на зимние квартиры, да и крепость слишком хорошо защищена, чтобы рассчитывать на её взятие. Так что стоит отступить и вернуться уже весной.

Это серьёзно обеспокоило Потёмкина, который поручил действовать против Измаила одному из самых прославленных русских генералов — Суворову.

Будучи очень тонким политиком, Потёмкин написал ему: «Предоставляю Вашему Сиятельству поступить тут по лучшему Вашему усмотрению продолжением ли предприятий на Измаил или оставлением оного. Ваше Сиятельство будучи на месте и имея руки развязанные, не упустите, конечно, ничего того, что только к пользе службы и славе оружия может способствовать».

Гордость и честолюбие

Для безмерно честолюбивого Суворова эти слова стали настоящим вызовом. Справиться там, где потерпели неудачу другие, доказать всем, что именно он лучший полководец — эти мотивы сопровождали карьеру Александра Васильевича всю жизнь, не раз принося победы. Однако не менее часто это приводило к довольно неприятным последствиям. О тщеславии Суворова было хорошо известно каждому. Он с редкостным безразличием относился к деньгам и никогда не искал прибыли в войне, но жаждал славы, чинов, почётных званий, титулов и орденов.

В XVIII веке было принято носить лишь самые старшие знаки орденов, но Суворов в торжественный момент надевал все полученные награды, что неизменно производило на современников сильное впечатление. Пример того, как это выглядело, можно увидеть на портретах Иоганна Шмидта или Йозефа Крейцингера. Четыре большие звезды, несколько орденских лент, одна поверх другой, портрет императора в алмазах и россыпь прочих наград.

Второго декабря 1790 года Суворов прибыл в лагерь русских войск под Измаилом. Он внимательно осмотрел укрепления и отдал первое распоряжение — делать фашины и лестницы для штурма. С самого начала было ясно: полководец не собирается вести долгую осаду Измаила и рассчитывает исключительно на быстрый штурм.

В этом месте стоит немного отвлечься от происходящего и обратиться к очень важному вопросу — как в то время брали хорошо укреплённые крепости?

Как брали крепости в XVIII веке

После того, как в XVII веке в Европе утвердилась бастионная система, усовершенствованная французским полководцем Вобаном, выяснилось: брать штурмом хорошо построенную крепость не то что очень сложно, а скорее всего бессмысленно.

Система флангового обстрела наступающих колонн и совершенно не страдающие от артиллерийского огня куртины делали потери при штурме столь тяжёлыми, что даже успех (который никто не мог гарантировать) превращался в пиррову победу.

Но всё же в то время даже мощные укрепления удавалось брать. Правда, для этого требовалась совсем иная тактика, разработанная всё тем же Вобаном, — постепенная, или «правильная» атака. Для неё требовалось вести к стенам крепости линию параллелей — широких траншей, в которых устанавливались орудия, подавляющие крепостную артиллерию. Венчающая параллель проходила уже прямо под куртиной, там под прикрытием плотного огня устанавливалась мина, стена рушилась и крепость могла быть легко захвачена.

Сам Вобан взял все крепости, которые осаждал, а потери его войск при постепенной атаке были удивительно низкими.

Самые известные осады XVIII века: Выборг в 1710 году — город взят усиленной бомбардировкой, Данциг в 1734 году — то же самое, Кольберг в 1761 году — взят после блокады.

Была ли альтернатива штурму?

Однако в 1790 году в армии было достаточно артиллерии, имелись неплохие военные инженеры. Не случайно ещё в ноябре, до начала осады, Потёмкин писал Суворову: «Сын принца де Линя инженер. Употребите его по способности». Да и находившийся в этот момент под Измаилом генерал Кутузов получил хорошее военно-инженерное образование.

Не было недостатка в пушках. Только на принимавших участие в штурме батареях находились 40 орудий, а корабли, которые помогали осаждающим, несли ещё более 500 пушек. Даже времени было в избытке. Зима в устье Дуная очень мягкая, даже в январе средняя температура не опускается ниже трёх-четырёх градусов тепла. К тому же постепенная атака не занимала столько времени, как блокада. Тот же Вобан не раз брал мощные крепости всего за несколько дней.

В конце концов французский метод русские до этого уже использовали, о чём свидетельствует взятие Бендер в 1770 году. Вначале генерал Панин планировал блокаду, но после того, как за техническую сторону взялся инженер-генерал Гербель, всего за десять дней к османским укреплениям была подведена венчающая параллель, стена была взорвана, и в результате последующей атаки крепость пала, а русские потеряли всего менее двух тысяч солдат.

Суворов действует

Вместо скучного копания траншей Суворов предпочёл быстрый штурм. Девятого декабря на военном совете генерал-аншеф прямо заявил — никакой блокады, только как можно более быстрая атака. Понятно, почему полководец отказался от бомбардировки. Действия де Рибаса, пытавшегося ранее бомбардировать Измаил, к успеху не привели. Но почему Суворов отказался от вобановской тактики, остаётся загадкой. На военном совете этот вариант даже не рассматривался.

Зато легко понять, почему был выбран штурм — быстрое решение этой сложнейшей задачи сулило славу и награды. Кроме того, русскими полководцами, казалось, завладела апатия; никто, кроме Суворова, не был готов действовать немедленно и решительно. Потёмкин же, отдав абсолютно разумные приказы, самоустранился и стал наблюдать за происходящим. Для него был выгоден любой исход: и провал Суворова, успехам которого фельдмаршал завидовал, и победа, результаты которой всё равно доставались командующему.

Штурм

Ночью 11 декабря после недолгой подготовки начался штурм. Тщательную рекогносцировку местности из-за спешки провести не успели. Точного плана крепости не было. Из-за этого штурмующие колонны порой двигались наугад и несли потери.

Ожесточённые бои шли почти до полудня, но несмотря на упорное сопротивление турок, Измаил был взят.

В бою участвовала 31 тысяча русских солдат, им противостояло, по современным данным, 15-18 тысяч османов. Цель была достигнута, но её цена оказалась непомерно высока. Суворов в рапорте Потёмкину писал всего о 1800 погибших. Разумеется, эта цифра была крайне далека от действительности. В исторической литературе число жертв увеличивают до 2200.

Участник этих событий полковник Ланжерон приводит иные данные: только при штурме укреплений погибли четыре тысячи солдат, а ещё 4100 вскоре скончались от полученных ран. Русский военный историк XIX века Петрушевский, автор самой авторитетной биографии Суворова, считает данные Ланжерона более точными, нежели официальные.

Хотя взятие Измаила было выдающимся военным успехом, оно произвело впечатление в Европе не столько достигнутым результатом, сколько готовностью екатерининской армии идти на любые жертвы ради победы.

Сам Суворов относился к победе с изрядным скепсисом. Несколько лет спустя, проезжая мимо финской крепости, он обратился к своему адъютанту: «Можно взять эту крепость штурмом?» «Какой крепости нельзя взять, если взят Измаил?» — был ответ. Суворов задумался и после тягостного молчания ответил офицеру: «На такой штурм, как измаильский, можно пускаться один раз в жизни».