Суды над животными: безумная средневековая причуда со смыслом

Историки нашли подтверждения 85 судов над бестиями в Европе, но по некоторым данным их число достигло двухсот. Почти все скандальные происшествия произошли на территории Франции и Швейцарии с XIII по XVI века. На самом деле суды над животными продолжались в Европе и в Новое время, но просвещенные жители уже считали их пережитками прошлого. В Средневековье такие слушания, наоборот, не вызывали вопросов и проходили в обычном режиме: подсудимым назначали адвокатов, потерпевших также представляли профессиональные юристы. Судья выслушивал обе стороны, приглашал экспертов и часто учитывал отягчающие или смягчающие обстоятельства при вынесении вердикта.

Самыми злостными преступниками среди животных считались свиньи

Свиноматок и поросят таскали по судам чаще всех – неудивительно, учитывая, что в те времена всеядные хрюшки слонялись по улицам без присмотра и свободно размножались. Одно из самых известных дел случилось во французской коммуне Савиньи в 1457 году. Семерых свиней арестовали за убийство пятилетнего мальчика. Адвокат животных опросил свидетелей и выяснил, что ребенка атаковала лишь одна из арестованных – ее приговорили к смерти через повешение, остальных оправдали. Обычно свиней обвиняли в жестокости из-за нападений на маленьких детей. Те часто оставались одни в люльке, пока родители работали, а животные сжирали отпрысков и попадали на скамью подсудимых.

Антрополог Джойс Сэйлсбери в исследовании «Чудовище внутри: Животные в Средневековье» приводит свидетельства того, как в сознании европейцев того времени границы между людьми и животными часто стирались. Конечно, никто не считал домашнюю скотину разумной и сознательной – это означало богохульство. Но человек и другие живые существа встраивались в одну иерархию – просто люди находились на ступень выше свиней и коров. Свою роль сыграли суеверия, убежденность в реальности ведьм и колдовства – в средневековых сказаниях полно историй о животных, обладающих человеческими качествами: зачатками рациональности и представлениями о морали. 

Из-за этого со свиньями-детоубийцами поступали, как с преступниками-людьми, вплоть до мельчайших деталей. Например, перед казнью (обычно применяли повешение или сожжение) хряков одевали в жилет, перчатки и кальсоны. В некоторых случаях на морду преступника натягивали человеческую маску, которая как бы стирала различия между видами. В таком виде приговоренного зверя тащили по улицам в назидание зевакам. «Даже палачу заказали новую пару перчаток, – рассказывает Эдвард Эванс в работе «Судебное преследование и казни животных». – Чтобы он мог хотя бы метафорически выйти из этого с чистыми руками. Так власти показали, что он, как представитель правосудия, не был виноват в кровопролитии». На такие представления уходили приличные деньги, но для системы было важно показать единообразие работы правосудия. Иногда такая модель работала в пользу обвиняемых – например, поросят оправдывали, потому что они не отвечали за преступные деяния в силу возраста.

В сентябре 1379-го два выводка свиней из французского монастыря арестовали за убийство мужчины по имени Перрино Муэ. Под суд попали как напавшие животные, так и те, кто просто стоял рядом и наблюдал за смертью человека. Настоятель обратился с прошением, чтобы свидетелей помиловали и казнили лишь непосредственных преступников – массовая казнь подорвала бы благосостояние храма. Герцог Бургундский проявил чудеса гуманизма и отпустил большую часть выводков – с жизнью расстались лишь три самых жестоких хряка. Внимание к характеру животного – еще одна невероятная для современного сознания мелочь, которая часто решала исход слушания. Иногда на основании показаний смертные казни заменяли поркой, как и в судах над людьми.

«Просим вас покинуть эту местность»

Порой дикость процессов усугубляла видовая принадлежность подсудимых. Свиней было относительно легко арестовать, запереть в клетке и одеть по последней моде, но с мелкими вредителями получалось сложнее. Например, с пожиравшими урожай крысами или с термитами, которые уничтожали церковное имущество. Главная проблема заключалась в том, что обвиняемых было невозможно доставить на слушание. Великий британский писатель Джулиан Барнс уделил особое внимание юридическим коллизиям дела о жуках-древоточцах в монументальной «Истории мира в 10 1/2 главах»:  

«Я утверждаю, что если бы случаи с тварями и подлежали юрисдикции суда, настоящий трибунал не имел бы законных оснований рассматривать это дело, ибо существует хорошо известное и давно установленное правило, что обвиняемых нельзя судить в их отсутствии. Здесь прозвучало заявление, что древесным червям была отправлена стандартная повестка, предписывающая им в назначенный день, а именно сегодня, явиться на суд, они же дерзко отказались явиться, тем самым лишась обычного права не быть судимыми in absentia. Против этого аргумента я выдвигаю два возражения. Первое: если даже вызов в суд был составлен должным образом, имеем ли мы доказательства того, что он получен моими подзащитными? Ибо известно, что повестка должна быть не только составлена, но и доставлена, а поверенный жителей Мамироля не указал, каким способом древесные черви подтвердили получение повестки. И второе возражение, еще более веское: в анналах права имеется строжайше сформулированный принцип, согласно которому ответчику следует извинить неявку в суд, если может быть показано, что значительное расстояние, трудности или опасности пути не позволяют ему предстать перед судом без всякого риска. Если бы вы вызвали на суд крысу, могли бы вы ожидать, что она доберется сюда, минуя город, полный кошек? А в данном случае дорога от места обитания тварей до суда представляет для них непреодолимое препятствие не только вследствие своей чудовищной дальности, но и из-за смертельной угрозы, которую несут с собой хищники, всегда готовые покуситься на жизнь этих кротких созданий». 

Барнса вдохновил адвокат Бартоломью Шазенье, который в XVI веке сколотил имя на защите насекомых и грызунов. Его бенефисом стало дело о крысах, обвиненных в «злонамеренном и беспричинном» уничтожении урожая ячменя во французской провинции Отён. Шазенье доказал, что всех обвиняемых невозможно доставить на процесс, поэтому их необходимо помиловать. Прием сработал: судья принял во внимание ситуацию крыс на основании, как пишет Эванс, «трудного и долгого пути, таящего множество опасностей, включая возможную встречу с их смертоносными врагами – котами, которые следили за всеми их передвижениями и поджидали за каждым углом». Впоследствии Шазенье послужил прототипом для персонажа Колина Ферта в фильме о судах над животными «Час свиньи».

В качестве компромисса суд часто ограничивался предписаниями, выполнение которых, естественно, было невозможно обеспечить. Например, крысам отправляли извещения с примерно одинаковым текстом: «Просим вас покинуть эту местность, а также любой дом, где ваше присутствие посчитают нежелательным». Одно из самых известных дел такого рода началось в 1545 году, когда замученную чумой Францию добили жуки-долгоносики. Насекомые заполонили коммуну Сен-Жюльен и уничтожили винодельческий бизнес. Дошло до публичных молений, которые сработали (как решили местные жители) – довольно скоро насекомые исчезли. 

Но через 30 лет эпидемия долгоносиков возобновилась – в 1587-м суд открыл слушание против вредных жуков, защитником которых выступал Антуан Фильо. Он использовал аргумент высших сил: если Бог зачем-то поместил на землю долгоносиков, значит, они входят в его план и имеют предназначение. В таком случае борьба с насекомыми будет богохульным деянием, поэтому надо признать, что экономические убытки Сен-Жюльена – незначительная случайность. Суд отклонил доводы юриста на основании того, что «хоть животные и были созданы до человека, но должны подчиняться ему и отвечать его нуждам, потому что в этом и заключается смысл их создания». 

Местные жители нашли вариант, который устроил бы все стороны: предложили выделить долгоносикам участок земли за городом, где они смогли бы свободно существовать и не подвергались бы гонениям со стороны людей. Фильо отклонил предложение на основании того, что «участок не обеспечен подходящей для подзащитных пищей», хотя там произрастало множество деревьев и кустов. Смутные представления об устройстве и повадках животных мешали юристам и жителям прийти к согласию. Решение суда по этому делу не сохранилось, но в аналогичных случаях у насекомых требовали покинуть город к определенному времени конкретного дня под угрозой анафемы.

Пару раз до суда доходили совсем экзотические случаи, по сравнению с которыми даже борьба с долгоносиками превращалась в занудную рутину. В 1474-м суд Базеля за колдовские деяния приговорил к сожжению отложившего яйцо петуха с формулировкой «отвратительное и противоестественное преступление». Считалось, что из отложенного петухом яйца обязательно вылупится василиск. Это сделало суд испытанием на храбрость – не каждый хотел участвовать в процессе с таким опасным подсудимым. 

В 1596-м в Марселе вообще казнили дельфинов, хотя детали того дела не сохранились.

Другим частым основанием для ареста животного являлось скотоложство. Тогда доставалось обоим участникам омерзительного акта, но даже тут суд иногда докапывался до нетривиальных подробностей. В 1750 году, уже в Новое время, француза Жака Феррона судили в пригороде Парижа Ванве за совокупление с ослицей. И мужчину, и животное приговорили к смерти, но Феррона действительно сожгли, а ослицу оправдали, потому что она принимала участие в содеянном не по своей воле. К тому же, знавший ее священник дал обвиняемой характеристику, в которой назвал животное «благочестивым и добродетельным». Так ослица из обвиняемой превратилась в потерпевшую, а правосудие восторжествовало.

Вероятно, самый безумный случай произошел в XIX веке в разгар Наполеоновских войн. У берегов английского порта Хартлпул затонуло судно. Единственным уцелевшим пассажиром оказалась обезьянка, которую капитан держал в качестве талисмана. Местные жители решили, что экзотическая зверюшка – шпион, а ее нечленораздельное бормотание с ужимками приняли за французскую речь. Примата быстро отдали под трибунал, признали виновным в шпионаже и повесили прямо на берегу. История получилась настолько дикой, что вошла в фольклор Хартлпула, хотя местным вряд ли стоило ей гордиться. В народе их прозвали соответствующе — вешатели обезьян. Хоть и в шутку.

Конечно, иногда страх перед неизведанным и предрассудки приводили к травле, которая слабо соответствовала представлениям о справедливости даже века назад. В конце XVI века великий швейцарский натуралист Леонард Турнейссер подарил родному городу лося. Люди из низших сословий приняли невиданное животное за опасного демона. Закончилось тем, что местная старуха с молчаливого согласия градоправителя скормила невинному сохатому начиненное иглами яблоко. Лось умер в мучениях.

А что если в Средневековье к животным относились более гуманно, чем сейчас?

Современные антропологи и философы нередко приходят к выводу, что в Средневековье животные имели больше прав и шансов на понимание, чем в наше время. Свиньи, быки, собаки, козлы и крысы получали юридическую помощь, а суд честно и беспристрастно рассматривал свидетельства, анализировал мотивы, поведение обвиняемых и жертв. Конечно, суды исходили из ложной посылки, приписывая животным определенную степень сознательности и способность отвечать за свои действия, но они принимали индивидуальность других видов и не приравнивали их к объектам. Если поросята сожрут младенца на ферме в 2020 году, их скорее пристрелят на месте, а не простят из-за того, что они неспособны контролировать инстинкты. 

Такое отношение к другим видам в Средневековье связано, с одной стороны, с включением их в единую картину созданного Богом мира – в этом смысле животные не отличаются от человека и должны отвечать за поступки на равных основаниях с людьми. С другой стороны, авторитет схоластических учений строился на стройности и единообразии доказательств. Используя здравый смысл и базовые представления о животном мире, мы легко можем посмеяться над примитивностью европейцев того времени, но для них в рамках культуры и системы убеждений того времени было намного логичнее следовать протоколу без исключений, чем игнорировать преступление, если его совершила свинья, а не человек. 

Французский философ Мишель Фуко в 1960-х годах ввел в поле анализа современных социальных наук понятие эпистемы – структуры, которая задает определенный способ существования и мышления в каждую эпоху. Эпистему обуславливают историко-культурные диспозиции типа религиозных убеждений, взглядов на человека и на его отношения с миром. Это значит, что установки древних греков или французов XVI века казались им самим очевидными, а для нас выглядят варварством или глупостью. В этом тезисе нет ничего сногсшибательного, но при анализе средневековых пыток или древних жертвоприношений тяжело отделаться от заложенных в интерпретаторе культурных установок и не возмутиться жестокостью предков. Если все же попытаться, станет очевидно, что суды над животными – не преступный идиотизм, а уникальный феномен, который многое рассказывает о представлениях эпохи.