Рыцарь Эльдорадо: Уолтер Рэли при дворе и в дебрях Ориноко

Я знать не знал, что делать мне с собой,
Как лучше угодить моей богине:
Идти в атаку иль трубить отбой,
У ног томиться или на чужбине,

Неведомые земли открывать,
Скитаться ради славы или злата…
Но память разворачивала вспять —
Грозней, чем буря, — паруса фрегата.

Классик английского Возрождения, не только поэт, но и философ, историк, выдающийся политик, а по совместительству знаменитый флотоводец и лихой корсар, долгие годы - фаворит королевы Елизаветы IУолтер Рэли был сыном небогатого дворянина из Девоншира. В шестнадцать лет он отправился во Францию и принял участие в гражданской войне, сражаясь на стороне гугенотов и Генриха Наварского, будущего французского короля Генриха IV. По возвращении отправился в Оксфорд, но задержался там не слишком долго. Впрочем, это была довольно распространенная практика. Считалось, что молодому человеку благородного происхождения полезно послушать университетские лекции, но получать диплом вовсе не обязательно.

Потом Рэли перебрался в Лондон, где вскоре приобрёл славу отчаянного дуэлянта. Тогда же обнаружились его поэтические таланты. Столичное общество весьма высоко ценило его лирику. Большое влияние на молодого человека оказывал его старший единоутробный брат Хэмфри Гилберт. Уолтер был совсем юным, когда Хэмфри уже заслужил репутацию морского волка и был возведён королевой в рыцарское звание. Младший брат также не желал довольствоваться лишь славой столичного дебошира и салонного льва. В 1578 г. он принимал участие в организованной Хэмфри экспедиции в Новый Свет, а в 1580 г. в военном походе в Ирландию. Но эти предприятия были не слишком удачными, до Нового Света братья вообще не добрались. Сильнейший шторм пригнал эскадру назад к берегам Англии. В ирландской кампании всё сложилось более удачно, но большой славы и богатства она всё же не принесла.

Глобальный карьерный прорыв Уолтер Рэли совершил именно в образе праздного гуляки. Как утверждает легенда, в один пасмурный слякотный день 1581 г. королевский двор совершал прогулку на свежем воздухе. Среди сопровождавших монархиню кавалеров находился и Рэли. Он был одним из многих и никогда прежде не обращал на себя особого внимания её величества, но в тот день вырядился не по чину, в роскошный алый бархатный плащ, отделанный дорогими каменьями, на который истратил чуть ли не всё своё состояние. Вдруг в прогулке произошла заминка. Прямо на пути процессии возникла огромная лужа жидкой грязи, которую было никак не обойти, не измазав башмачков. Придворные в растерянности остановились, и тут Рэли, недолго думая, сорвал свой драгоценный плащ и швырнул его под ноги королевы, за что был удостоен высочайшей улыбки. Говорят, с этого момента и начался их роман. Уолтеру Рэли было тогда 29 лет, Елизавете 48, но совсем не обязательно относить утверждение, что королева была всё ещё чудо как хороша, на счёт придворных льстецов.

Способ, каким сэр Уолтер приобрёл исключительное влияние на дела Английского королевства, традиционно вызывает ироническую ухмылку, но то, как он это влияние использовал, несколько меняет дело. Да и Елизавета, по-видимому, была не из тех женщин, что позволяют себя просто так доить. Её фавориты, как и фавориты российской императрицы Екатерины II всегда ловили мышей. На счету Рэли военные походы в Ирландию, организация многих сверхприбыльных корсарских рейдов против испанского флота, личное участие в ряде рейдов, финансирование первой попытки основания английской колонии по ту сторону Атлантики.

С начала открытой войны с Испанией в 1588 г. Рэли командовал небольшой эскадрой, и великолепно проявил себя в морском сражении при Портленде. Испанский флот превосходил английскую эскадру количеством кораблей, но состоял из неповоротливых галеонов с высоко расположенными орудийными палубами, что затрудняло ведение огня на коротких дистанциях по низким целям. Англичане выманивали испанцев на бой в открытое море, где, ловко маневрируя , стремительно приближались к ним на короткую дистанцию и попадали в слепую зону, где были почти недосягаемы для вражеской артиллерии. Нельзя, однако, сказать, что победа далась англичанам легко. Баталия началась с утра, и лишь к концу дня разгром испанской эскадры был завершен.

Сражение при Портленде – важное звено в цепи эпизодов, приведших к бесславному концу испанской Непобедимой Армады. Англичане изрядно потрепали испанцев в ряде стычек, а в завершение в дело вмешалась ещё и стихия. Внезапно поднявшийся ветер отнёс большую часть кораблей Великой Армады на север к Оркнейским островам, где на них обрушился жуткий шторм. Не иначе как подданным королевы Елизаветы помогла сама Фея Моргана, согласно древним британским преданиям – королева Оркнейская. Впрочем, разговоры о том, что Непобедимую Армаду победили не люди, а ветер и волны, велись больше в Испании и едва ли соответствовали истине. Шторм поставил точку в противостоянии, но его судьба определилась раньше.

Война с Испанией упрочила славу Рэйли-флотоводца. Казалось, его звезда сияет ярче, чем когда-либо прежде, но внезапно он потерял высочайшее благоволение по причинам личного характера. Осенью 1591 г. сэр Уолтер тайно обвенчался с некой Елизаветой Трокмортон, вскоре у них родился сын. Когда всё выплыло наружу, королева была вне себя и отправила в Тауэр и фаворита и соперницу. Дело, всё же, не кончилось эшафотом. Супругам несказанно повезло. Месяца через два после ареста в Дортмуд прибыла снаряжённая «преступником» капёрская экспедиция, как выяснилось, весьма успешная. Рэйли был прямо из тюрьмы направлен для проведения ревизии и составления финансового отчета. Королева боялась запутаться в мало знакомых счетах и упустить часть прибыли. Оказалось, что общая стоимость захваченного груза оценивалась в 150 тысяч фунтов стерлингов, из которых на вложенные 3 тысячи фунтов Елизавета получила 90 тысяч фунтов. После окончания подсчетов сэр Уолтер был снова водворен в Тауэр, но гнев Прекрасной Дамы на коварного изменщика слегка поостыл.

Кажется, Наполеон изволил высказаться, что англичане нация лавочников? Лавочники и есть. Хлебом не корми, дай понастроить лавочек где-нибудь за краем земли, и для обеспечения им благоприятного бизнес-климата отгрохать империю. Вот и Елизавета Тюдор задумалась, если отрубить голову неверному возлюбленному, кто в лавке останется?

В конце концов супруги получили свободу, но Рэли не оставили при дворе, а отправили с глаз долой искать Эльдорадо в дебрях Ориноко, что, очевидно, пришлось ему по вкусу. По итогом этой экспедиции была написана книга «Путешествие в огромную, богатую и прекрасную империю Гвиана с великим и золотым городом Маноа, который испанцы называют Эль Дорадо». Там содержится масса сведений о Южной Америке. Прибыв на место Рэли начал с того, что собрал информацию о размещении и передвижениях в этих краях испанцев, а также испанские байки о лежащей где-то в глубине континента обширной стране, столица которой стоит на берегу громадного солёного озера, наподобие Каспийского моря. Этот город якобы основал младший брат императора Перу, убитого конкистадорами Франсиско Писарро. Всё это было щедро сдобрено весьма ценными подробностями о местной флоре и фауне, расположение водных путей и отношениях, сложившихся между индейскими племенами.

Экспедиция не обошлась без прямого военного столкновения с испанцами и подрывной работы среди индейцев. «Я прослыл бы совершеннейшим ослом, - писал Рэли - если бы, желая отомстить за прежнее зло и добраться до Гвианы на небольших шлюпках, отошедших от моих кораблей на 400 или 500 миль, оставил у себя в тылу гарнизон, заинтересованный в том же предприятии и ожидающий со дня на день помощи из Испании. Поэтому, избрав наиболее подходящее время, я вечером напал на караул и, перебив его, послал вперед капитана Колфилда с шестьюдесятью солдатами, а сам двинулся за ним, прихватив с собой еще сорок, и так на рассвете захватил их новый город, который они называли С. Джозеф [Сан-Хосе-де-Оруна]. Они прекратили сопротивление, обменявшись с нами лишь несколькими выстрелами, и все были отпущены, кроме Беррео и его помощника (я взял их с собой на корабль), и по настоянию индейцев я предал новый город С. Джозеф огню.

В тот же день прибыл капитан Джордж Гиффорд на корабле ваших милостей и капитан Кэймис, которого я потерял у берегов Испании, с галионом, и на этих кораблях — многие джентльмены и остальные люди, что было для нашей маленькой армии большой поддержкой и помощью.

Итак, мы поспешили навстречу нашему желанному открытию. Но прежде всего я собрал всех капитанов [индейских вождей] острова, которые были врагами испанцев (ибо были и такие, коих Беррео доставил из других стран и поселил здесь, чтобы грабить и разорять уроженцев этих мест). И через моего индейского толмача, привезенного мною из Англии, я объявил им, что я слуга королевы, великого касика Севера и девственницы, и под ее властью больше касиков, чем деревьев на острове, что она — враг кастильцев из-за их тиранств и притеснений и что она принесла избавление всем народам, живущим близ нее, и, освободив весь берег северного мира от кастильского рабства, прислала меня освободить индейцев и в то же время защитить страну Гвиану от испанского вторжения и завоевания. Я показал им портрет ее величества, и они так восхищались им и так его почитали, что легко могли бы пасть перед ним ниц, как это свойственно идолопоклонникам.

Подобную и еще более длинную речь я держал и перед другими народами как по пути в Гвиану, так и по границам; таким образом, в этой части мира ее величество весьма знаменита и почитаема, и называют ее теперь Эзрабета Кассипуна Акеревана, что значит Елизавета великая государыня или величайшая правительница».

Разобравшись в первом приближении с тылами, Рэли оставил свои корабли дожидаться своего возвращения и сотней наиболее отважных спутников попытался проникнуть как можно дальше вглубь континента на шлюпках. «Я уверен, - вспоминал он - что на всей земле нет подобного слияния рек и рукавов, пересекающих друг друга так много раз. Все они столь обильны и велики и так походят один на другой, что никто не может сказать, которым следует воспользоваться. И если даже мы шли бы по компасу или по солнцу, надеясь так пройти прямым курсом, то и тогда нам пришлось бы кружить среди множества островов. Каждый остров здесь окаймлен высокими деревьями, так что никто не мог ничего разглядеть более чем на ширину реки или на длину бреши между островами».

Сэр Уолтер остался в убеждении (или, по крайней мере, убеждал других), что не дошёл до Маноа двести миль. Он уверял, что «если бы мы смогли вступить в эту страну дней на десять раньше, до разлива рек, — нам удалось бы подойти к великому городу Маноа или по крайней мере взять так много других больших и малых городов, расположенных более близко, что это принесло бы доход, достойный королевы. Но богу не угодно было на этот раз оказать мне столь великую милость».

Он не достиг своей цели, но его книга содержит массу довольно близких к реальности сведений по географии региона: «У великой реки Ориноко, или Баракан, девять рукавов, которые впадают в море севернее ее главного устья; южнее его есть семь других, так что она изливается в море всего шестнадцатью рукавами между островами и местностью, иссеченной оврагами; но острова очень велики, многие из них такие же большие, как остров Уайт, и еще больше, и много меньших. От первого рукава на севере до последнего на юге по меньшей мере сто лиг, так что устье реки при впадении в море не менее трехсот миль шириною, что, я думаю, гораздо больше, чем устье Амазонки». Согласно современным данным Ориноко изливается в море не шестнадцатью, а семнадцатью рукавами. Неточность, как видим, очень не большая. С оценкой ширины устья Рэли промахнулся гораздо сильнее, раза в два. Нынешние географы оценивают её не в 300, а приблизительно 150 миль, но устья Амазонки оно всё же шире. Километров на десять. Тем не менее, проделанная сэром Уолтером исследовательская работа была колоссальна. К отчёту об экспедиции он прилагал составленные им карты, которые настоятельно рекомендовал держать в секрете.

Но беда в том, что Рэли не привёз из своего путешествия, как первые конкистадоры, горы слитков, а лишь сведения о том, что в тех краях имеются золотые месторождения, и образцы руды. Это сильно вредило ему в глазах общественного мнения. Сам он сообщает по данному вопросу следующее: «Так как существуют различные мнения о золотой руде, привезенной из Гвианы, а также вследствие того, что лондонский олдермен и чиновник монетного двора ее величества объявил, что она не имеет никакой ценности, я счел полезным в добавление к этим строкам дать ответ как на сию злобную клевету, так и на другие наветы.

Действительно, когда мы находились на острове Тринедадо, я узнал от одного индейца, что недалеко от гавани, где мы стояли на якоре, были найдены рудные камни, которые туземцы считали золотом. Они были тем более в сем убеждены, что видели раньше, как и англичане, и французы собирали эти камни и грузили на корабли; так как это могло быть золото, я послал сорок человек и каждому приказал принести из той залежи по камню, дабы испытать его достоинство. И когда это было сделано, я сообщил им, что камень этот — марказит, не имеющий никакой ценности.

Многие тем не менее, доверяя более собственному разумению, нежели тому, что я сказал, набрали этого марказита и испытали его в разных местах после моего возвращения на родину. В самой Гвиане я никогда не видел марказита, но все скалы, горы, все камни на равнинах, в лесах и на берегах рек блестели и казались удивительно ценными; при испытании, не марказит ли это, в камнях обнаружили следы драгоценных руд. Это было, однако, не что иное, как El Madre del oro (как ее называют испанцы), она — мать золота, или, как говорят другие, золотая накипь.

Многие из моего отряда привезли в Англию разные виды этих камней, и каждый из них принял самый красивый за самый лучший, а это не всегда так. Я, однако, не запрещал им ни поступать, ни думать таким образом, да если бы я и отказал им в удовлетворении этих прихотей, я мало что мог бы дать им взамен.

Я рассудил, однако, что золото должно быть либо в зернах, отдельно от камня, как это наблюдается в большинстве рек в Гвиане, либо — в разновидности белого камня, который мы называем белый шпат; я видел несколько холмов из него в разных местах, но у меня не было ни времени, ни людей, ни орудий, нужных для работы.

Поблизости от одной из рек я нашел очень большую жилу, или залежь, этого белого шпата, или кремня, и пытался ее вскрыть всеми средствами, какие имел, ибо на поверхности было несколько зернышек золота. Но, не найдя способов разработать ее сверху и осматривая ее с боков и со всех сторон, я набрел на скалу из той же породы, от которой кинжалами и обухами топоров мы отбили немного камня. Во всех частях Гвианы, где мы проходили, мы видели много холмов и скал из этой разновидности белого камня, в котором зарождается золото.

Этот камень много раз проверяли, и в Лондоне он был прежде всего испытан мастером Уэствудом, пробщиком, живущим на Вуд-стрит, и золота оказалось 12 000—13 000 фунтов на одну тонну руды [В данном отрывке содержания золота указано в так называемом пробирном фунте, равном 12 гранам (0,744 грамма)]. Другой сорт был после этого испытан мастером Балмером и мастером Димоком, мастером-пробщиком, и в одной тонне оказалось 23 000 фунтов золота. Некоторые из камней снова были испытаны мастером Палмером, контролером монетного двора, и в них оказалось по 26 000 фунтов золота на тонну руды . Так же, в то же самое время и теми же лицами была испытана пыль из той же залежи, в которой оказалось 8 фунтов 6 унций золота на 100 фунтов руды; так же, в то же самое время, кроме других проб, сделанных в столице и другими людьми в Лондоне, испытан был медный идол из Гвианы, который содержит третью часть золота. Но оттого, что все окончилось хорошо, и, должно быть, потому, что указанному олдермену не преподнесли лучшую долю, ему угодно было оклеветать всех остальных и навредить предприятию, насколько это было в его силах».

Как читатель без сомнения видит, отрывок содержательный, но скучный. Какой-то белый шпат, какие-то фунты на тонну… А ведь в памяти народной была ещё жива чуть ли не под потолок забитая чистым золотом комната – выкуп, полученный испанским конкистадором Франсиско Писсаро за перуанского императора Атауальпу. К тому же Рэли указывал на трудности освоения исследованного им края: «Будь горы Гвианы даже из чистого золота, мы не могли оставаться там дольше, чтобы добыть его. И если бы кто увидел, в каком необычайно твердом камне содержится эта лучшая руда, он не счел бы, что золото там можно легко добывать целыми грудами, в особенности нам, не имевшим (как было сказано раньше) ни людей, ни инструментов, ни времени для выполнения этого дела.

При этом открытии было не менее ста человек, которые все могут подтвердить, что, когда мы проходили по какому-либо притоку реки Ориноко, дабы осмотреть внутреннюю часть страны, и оставляли лодки всего на шесть часов, нам приходилось при возвращении погружаться в воду до самых глаз. И если бы мы повторили то же назавтра, было бы невозможно ни перейти ее вброд, ни переплыть из-за большой скорости течения, а также потому, что по границам Гвианы растут столь густые леса, что ни лодка, ни человек не смогут подойти к берегу и высадиться там.

В июне, июле, августе и сентябре плавать по этим рекам невозможно, ибо такова стремительность течения и так много затоплено деревьев и бревен, что если лодка только приткнется к какому-нибудь дереву или колу, то невозможно будет спасти никого из сидящих в ней; не успевали мы отойти от берега, как нас мчало с такой быстротой, что мы спускались вниз по реке, чаще всего против ветра, немногим меньше чем по сто миль в сутки».

В общем, особо успешным это предприятие не посчитали, хотя и к провальным не отнесли. Собранную сэром Уолтером информацию приняли к сведению и поставили ему в заслугу, но немедленных золотых гор она не сулила, требовались слишком большие вложения, а тут как раз новый фаворит королевы граф Эссекс собрался в военную экспедицию против Кадиса. Это было актуальнее, чем повторное исследование бассейна Ориноко, и Рэли отправился вместе с ним в качестве контр-адмирала.

В этом походе англичане молниеносно разгромили защищавший Кадис испанский флот, высадили десант и захватили сначала, город, а три дня спустя – крепость Сан-Филиппе, где заперся гарнизон. Руководитель обороны герцог Медина-Сидония (тот самый, что командовал Непобедимой Армадой) был вынужден отдать приказ сжечь 32 торговых корабля с товарами, чтобы они не достались англичанам. Утверждают, что тогда сгорело имущества на 20 млн. дукатов. На следующий день представители англичан встретились с городскими властями, где сообщили, что в обмен на контрибуцию готовы оставить Кадис и уплыть обратно. Сумму выкупа определили в 520 тысяч дукатов и взяли себе в заложники до выкупа 51 знатного горожанина. Однако, дождавшись лишь частичной оплаты (120 тысяч дукатов), 5 июля англичане покинули Кадис. Заложников при этом не отпустили и увезли с собой (они вернулись на родину лишь в 1603 году, перед заключением мирного договора). Добыча от грабежа составила около 300 тысяч фунтов.

Под стенами Кадиса оба фаворита – бывший и нынешний, проявили себя блестяще, что способствовало окончательному примирению сэра Уолтера с её величеством. Утешившись в объятиях Эссекса Елизавета готова была видеть в Рэли старого друга и верного слугу. Прежнего положения он уже не занял, но вплоть до смерти королевы в 1603 г. пользовался её расположением. Правда, некий осадок у Прекрасной Дамы всё же остался, и она так и не позволила появиться при дворе своей тёзке, леди Рэли.

С преемником Елизаветы Яковом I отношения сэра Уолтера, увы, не сложились. В первый же год нового царствования он был арестован по обвинению в государственной измене. Ему инкриминировали заговор с целью посадить на трон некую шотландскую принцессу Арабеллу, кузину Якова. Обвинение было подготовлено из ряда вон плохо, и Рэли превратил судебный процесс в роскошный балаган. Он издевался над судьями как мог, и когда доведённый до белого каления обвинитель возмущённо воскликнул: « Мне просто не хватает слов!», подсудимый ядовито заметил: «Вам действительно не хватает слов, иначе вы не повторяли бы одно и то же из раза в раз ». Это не спасло его от смертного приговора, но продлило ему жизнь на какое-то время.

Приговор был жуткий: смертная казнь через повешение, потрошение и четвертование. Но привести его в исполнение не решились. Горожане передавали друг другу едкие остроты сэра Уолтера, и были все основания опасаться, что его появление на эшафоте вызовет волнения и, хуже того, выставит молодого короля в смешном свете. Рэли оставили в Тауэре где он и провёл следующие тринадцать лет. Эти годы не были бесплодными во всех смыслах. В тюрьме он написал «Трактат о кораблях», «Обзор королевского военно-морского флота», «Прерогативы парламента», «Правительственный совет» и, наконец, начал «Историю мира», которую ему удалось довести до 130 года до н.э. Кроме того, условия заключения позволили ему стать отцом ещё одного сына.

В 1616 г. тихой замкнутой жизни Рэли в уютном каземате пришёл конец. Король Яков заинтересовался проектом поисков Эльдорада в бассейне Ориноко. Его убедили, что лучший специалист, которому следовало бы поручить это дело, находится в Тауэре. Таким образом, Рэли второй раз в жизни покинул тюрьму, чтобы отправиться в Южную Америку.

Это было последнее путешествие прославленного флотоводца. Увы, экспедиция оказалась крайне неудачной. Он так и не нашёл свой золотой город Маноа, а в стычке с испанцами погиб его старший сын. Сэр Уолтер вернулся на родину с тяжёлым сердцем, зная, что ничего хорошего его там не ждёт. Приговор пятнадцатилетней давности никто не отменял, а задобрить короля ему было нечем. Впрочем, Рэли всегда относился к вопросам жизни и смерти философски.

Что наша жизнь? Страстей одна игра,
А радость - лишь антракта мишура;
Надев костюм в утробе матерей,
Мы жалкий фарс играть спешим скорей,
И строгий зритель – Небо, без обид
За нашими огрехами следит.
В конце игры от солнечных гримас
Как занавес, могила скроет нас.
Последний сон – всего апофеоз,
Но мы умрём не в шутку, а всерьёз.