Домашние питомцы Дали, Куинджи, Россетти и других знаменитых художников

Сальвадор Дали

Сальвадор Дали и его любимый оцелот Бабу

Интерес Сальвадора Дали к экзотическим животным (как и все, что он демонстрировал публике) был преувеличенным. Начнем с того, что его любимый оцелот Бабу был не вполне его. Дали купил его у какого-то попрошайки в Нью-Йорке и подбросил в номер своего секретаря Джона Питера Мура по прозвищу Капитан. Капитан, конечно, удивился, обнаружив в своей комнате пусть небольшого, но все-таки леопарда. Но виду не подал — Мур был доверенным лицом Дали в течение 12 лет, к подобным поворотам судьбы он привык.

Подарок пришелся ко двору: Капитан быстро подружился с Бабу, который, вообще, увлекся оцелотами — позднее он приобрел еще двух. Именно этот человек, а не Дали, содержал оцелотов — кормил их, лечил, оплачивал счета за испорченные вещи. Известны случаи, когда Бабу пометил старинные гравюры стоимостью в четыре тысячи долларов, а еще рояль на круизном лайнере. Дали лишь одалживал Бабу в качестве провокационного аксессуара. Впрочем, в компании оцелотов художник действительно проводил много времени — с некоторой натяжкой Бабу можно назвать домашним питомцем Дали.

Что касается знаменитого фото с муравьедом, оно целиком постановочное.

Конечно, Дали не держал дома столь экзотическое животное, он арендовал муравьеда в парижском зоопарке, чтобы эпатировать публику. Судя по всему, одалживал он муравьедов и в других учреждениях. К примеру, муравьед, с которым он приходил на телешоу Дика Кэветта, явно уступает в размерах тому, что красуется на культовом фото.

Существует несколько версий, объясняющих любовь Дали к муравьедам. Вероятно, это своеобразный оммаж Андре Бретону, автору поэмы «After the Giant Anteater», в кругу друзей носившего прозвище Муравьед. Сам Дали, впрочем, рассказывал, что в детстве у него жила летучая мышь. Однажды, обнаружив мышь мертвой, Сальвадор увидел, что по ее телу ползают муравьи. С тех пор муравьев он невзлюбил, а муравьедов, соответственно, зауважал.

Пауль Клее

Пауль Клее

От многочисленных художников — обожателей кошек — Пауль Клее отличался тем, что не только рисовал их, но и охотно брал в соавторы. Коты и кошки, сопровождавшие его в течение всей жизни, были для него не только приятной компанией, но партнерами, вдохновителями, а иногда и менторами. Одним из любимых приемов Клее было процарапывание красочного слоя чем-нибудь острым. И кто лучше котов мог обучить его этой непростой технике?
Американский коллекционер Эдвард Уорбург вспоминал, как был напуган, когда увидел в мастерской Клее, как его кот Бимбо подбирается к совсем еще свежей акварели. Уорбург хотел прогнать кота, чтобы тот не смазал краску, но Клее остановил его: «Пусть делает с ней, что хочет. Через годы кто-нибудь из вас — знатоков и ценителей — будет недоумевать, как мне удалось достичь такого эффекта!».

Клее верил, что коты обладают особым зрением и неким мистическим знанием. Нина — жена Василия Кандинского, с которым Клее дружил, — писала в мемуарах: «Клее обожал кошек. В Дессау его кот всегда пристально смотрел на меня из окна студии напротив моей квартиры. Пауль говорил: «У тебя не может быть от меня секретов. Кот все узнает и обязательно мне расскажет».

Архип Куинджи

Иван Владимиров. На крыше. А. И. Куинджи кормит голубей (1910 г.)

10 кг мяса, 6 кулей овса и 60 французских булок — таким был ежемесячный рацион птиц, живших неподалеку от петербургского дома Куинджи. Каждый день, ровно в полдень — вместе с пушечным залпом в Петропавловской крепости — художник поднимался на крышу своего дома. Голодных птиц он кормил, замерзших подбирал и отогревал в комнатах, больных — лечил. Себя Куинджи называл «птичьим избранником», утверждал, что пернатые понимают его речь. Особенно художник гордился случаем, когда ему удалось сделать трахеотомию задыхавшемуся голубю — тот еще долго жил у него на правах домашнего питомца.

Окружающие считали это чудачеством, добродушно посмеивались. Куинджи жаловался на жену: «Вот моя старуха говорит: с тобой, Архип Иванович, вот что будет — приедет за тобой карета, скажут, там вот на дороге ворона замерзает, спасай. И повезут тебя, только не к вороне, а в дом умалишенных».

Элизабет Вильма Львофф-Парлаги

Элизабет Вильма Львофф-Парлаги

Портретистка венгерского происхождения, Элизабет Вильма Львофф-Парлаги умела себя преподать. Некоторое (весьма непродолжительное) время она была замужем за неким русским князем по фамилии Львов. И хотя никаких титулов она не унаследовала, представлялась «Принсесс Элизабет Вильма Львофф-Парлаги».

Писала она преимущественно знатных и влиятельных особ, мода на нее набирала обороты по обе стороны атлантического океана. В начале XX века она была чрезвычайно востребована в США — не вдававшиеся в нюансы американские толстосумы мечтали, чтобы их портрет написала «венгерская принцесса».

Образ жизни Элизабет Вильма Львофф-Парлаги вела соответствующий. Она проживала в «Плаза» на Манхэттене, где занимала 14 комнат (одна из них была переоборудована в частную часовню). Вместе с ней в отель въехали камердинер, личный хирург, слуги, кошка, собака, гвинейская свинья, несколько экзотических птиц, пара небольших аллигаторов и медведь.

Вскоре Принсесс решила, что фамилия обязывает ее приобрести льва — она присмотрела подходящего львенка в цирке в Мэдисон-сквер-гарден. Она готова была заплатить любые деньги, но владельцы упрямились. В конце концов, львенка, в благодарность за написанный портрет, купил для нее знаменитый генерал Дэниел Сиклс — герою гражданской войны в цирке отказать не смогли.

Фрида Кало

Дом Фриды Кало и Диего Риверы в Мехико мог бы дать фору зоопарку средней руки. У них были паукообразные обезьянки коаты, кошки, попугаи, орел, олененок, целая свора мексиканских лысых собак — ксолоицкуинтли. Вся эта разношерстная публика проявляла норов, достойный темперамента хозяев. Кошки ревновали к обезьянам (особенно к любимцу Диего и Фриды — мистеру Фуланг-Чангу). Один из попугаев постоянно воровал со стола масло, другой — неизменно сообщал гостям, что у него похмелье. Собаки носились за оленем среди агав и гранатов. И только орел сохранял положенную ему невозмутимость. Жизнь в «синем доме» напоминала мексиканскую мыльную оперу, где животные играют не последнюю роль. И, как будто коат и ксолоицкуинтли было мало, некоторое время в доме проживал Лев. Троцкий.

Пабло Пикассо

Пабло Пикассо

Любителей собак среди знаменитых художников, пожалуй, не меньше, чем поклонников кошек. В их числе — отдельная каста, владельцы такс: эта порода отчего-то пользуется особой благосклонностью артистических натур. Своих питомцев-такс обожали Пьер Боннар и Дэвид Хокни, Адольф Эберле и Энди Уорхол. А самая знаменитая пара — разумеется, Пикассо и его такса Лумп (от немецкого Lump — каналья).

Щенка художнику подарил его приятель, военный фотокорреспондент Дэвид Дункан. Помимо таксы, у Дункана была афганская борзая, с которой Лумп не слишком ладил. Однажды Дункан приехал к Пикассо вместе с Лумпом, и тот не пожелал уходить. Пикассо — выдающийся дрессировщик женщин — делался необыкновенно покладистым в присутствии таксы. Лумпу было позволено все: спасть в постели хозяина, есть с его тарелки, бывать в мастерской (другие питомцы художника — боксер Ян и коза Эсмеральда таких привилегий, разумеется, не имели). В течение семи лет Пабло и Лумп были неразлучны.

А потом у Лумпа отнялись ноги из-за проблем с позвоночником, и Пикассо просто отдал его в приют — на верную смерть. Эта любовь, как и все отношения Пикассо окончилась бы трагедией, если бы Дэвид Дункан не отыскал пса, который чудом оказался еще жив. Паралич оказался временным и легко излечимым явлением, Лумп прожил с бывшим хозяином еще 10 счастливых лет. «Вы должны понимать, что Пикассо испанец», — говорил Дункан, пытаясь оправдать своего гениального друга. «Он относился к животным немного иначе нежели вы или я». Впрочем, кто в этой истории настоящий Лумп, решайте сами.

Данте Габриэль Россетти

Данте Габриэль Россетти

Данте Габриэль Россетти — один из основателей Братства прерафаэлитов — был натурой страстной, порывистой и с причудами. Когда его жена умерла от передозировки опиумной настойкой (она долго болела), Россетти, терзаемый чувством вины из-за того, что он был слишком занят искусством и не уделял ей должного внимания, похоронил вместе с супругой рукописи своих поэм. Восемь лет спустя он раскопал могилу и опубликовал поэмы.

Если что-то и увлекало его сильнее, чем поэзия и живопись, то это были экзотические животные. У Россетти была лама, броненосец, тукан, пара сурков, несколько павлинов, совы, попугаи, саламандра, кенгуру, великое множетсво собак и два ослика. Говорят, художник вел переговоры о покупке слона (ему очень хотелось своего слона), когда его вниманием всецело завладели вомбаты.

«Вомбат — это радость, восторг, безумие!» — говорил Россетти. Он часто приглашал друзей разделить эти чувства в Лондонском зоопарке. В конце концов, он обзавелся собственным вомбатом, которого назвал Топ — в честь мужа своей любовницы.
Увы, неприспособленный для английского климата Топ вскоре заболел и умер. Россетти заказал таксидермисту чучело и посвятил покойному другу небольшую поэму. Позднее он приобрел другого вомбата, но это было уже не то. Долгое время художник скорбел. И даже тукан, которого он приучил носить ковбойскую шляпу и кататься верхом на ламе, не мог его утешить.