Став председателем тайного общества «Филики Этерия», Александр Ипсиланти развил бурную деятельность и в 1821 году поднял два восстания. Эти события поставили его тёзку — российского императора Александра I — перед дилеммой: поддержать греков-единоверцев в борьбе против турецкого господства или же придерживаться собственного принципа несменяемости власти и нерушимости границ. В результате дипломатических комбинаций Россия испортила отношения с Великобританией, однако уже в 1827 году подписала с ней и Францией договор, имевший самое непосредственное влияние на судьбу Греции.
Восстание начинается
Тема русского проникновения на Балканы ещё ждёт своего исследователя. История эта крепко переплетается с деятельностью спецслужб, что очень часто выпадает из поля зрения историков при описании чисто «народного характера» восстаний на Балканах. Один пример. Иван Петрович Липранди, генерал Русской императорской армии и деятель тайной полиции, вспоминал:
«Князь А. Ипсиланти в 1820 году, после кратковременного пребывания своего в Одессе (…) приехал в Измаил, где в это время я находился по служебным делам. Накануне выезда моего в первый раз увидел его на объезде командира Дунайской флотилии капитана I ранга Попандопуло, у которого приехавший в тот же день князь остановился. Узнав, что я кишинёвский житель, расспрашивал меня о многих лицах и после объезда просил передать записку брату его Николаю, долженствующему уже быть в Кишинёве».
Иван Петрович Липранди — человек очень непростой, русский супершпион, после победы над Наполеоном изучал опыт министерств Фуше и Савари в деле шпионажа, учился непосредственно у экс-преступника и знаменитого частного сыщика Эжена Франсуа Видока. Что же Липранди делал в Молдавии? Конечно, по совершенно случайному стечению обстоятельств изучал дела в балканских провинциях Османской империи и, несомненно, совершенно случайно встретился с этерийцами. Результатом этой встречи стала их засылка в Дунайские княжества, а потом и в саму Грецию.
В 1820 году греки подняли восстание, рассчитывая на поддержку русских и англичан. Турки в апреле 1822 года ответили Хиосской резнёй, которая подняла на восстание всю Грецию. Надежды на помощь русских не оправдались, ибо Россию резко одёрнула Австрия — партнёр по Священному союзу. Не помогло даже то, что разъярённые турки вздёрнули на воротах Святой Софии константинопольского патриарха Григория V — Россия только разорвала дипломатические отношения с Турцией. А вот англичане выступили на стороне повстанцев. Вскоре в события вмешалась и Франция, причём одной рукой она поддерживала вполне себе автономно-протурецкий Египет, настроенный против греков, а второй — греков против турок и египтян. Казалось, к концу 1822 года восставшим удалось добиться значительных успехов. Но было одно «но».
Турецкий султан Махмуд II решил привлечь на свою сторону пашу Египта и в благодарность за помощь в подавлении восстания предложил Мухаммеду-Али Крит. Египетский владыка согласился. Египет имел большой флот, любовно построенный при помощи французов по французским же лекалам, и потому паша рассчитывал завоевать господство на море очень быстро, буквально одним ударом. К весне 1824 года египтяне фактически захватили Крит — очаги сопротивления сохранялись только в горных анклавах. После этого подданные Мухаммеда-Али высадились уже в Греции.
В этой ситуации греческие революционные лидеры не нашли ничего лучше, чем устроить гражданскую войну между собой: сторонники Георгия Кунтуриотиса против приверженцев Петробея Мавромихалиса, которого поддержал Теодорос Колокотронис. Конфликт продолжался с 1823 по 1825 год и сыграл на руку египтянам.
Примерно в это же время британцы предложили грекам, терпевшим одно поражение за другим, стать британским протекторатом. Это взорвало Россию, стремительно терявшую в Греции остатки авторитета, и чуть не спровоцировало глобальную войну в Европе, причём Россия вполне могла выступить на стороне Турции.
Американские обиды
В 1824 году у греков предсказуемо начались проблемы с армией и флотом, которые не на что было содержать и снабжать. От основного флота откололась его часть во главе с Димитриосом Каллергисом и Эммануилом Антониадисом. Их корабли высадились на острове Грамвуса возле Крита и организовали там по сути пиратскую республику: кто-кто, а революционеры лучше всех понимали, что на революцию нужны деньги.
Первыми под раздачу попали американцы, которые вполне себе спокойно до этого торговали с Турцией. В 1821 году американская общественность активно поддержала революцию в Греции. Например, жители Чарльстона отправили повстанцам в качестве подарка 50 бочек солонины, а греческий комитет Спрингфилда (штат Массачусетс) — внушительные запасы солёного бекона, сахара, рыбы и муки. Нью-йоркские газеты освещали восстание исключительно с прогреческих позиций. Выставленный на торги греческим комитетом какой-то мяч был продан за 8000 долларов, и эти деньги были переданы повстанцам. Однако через три года, после захвата первых американских судов, тональность американских СМИ резко изменилась. Теперь они сравнивали греков с алжирцами и восхищались сдержанностью турок, которые вели себя с этими варварами слишком мягко. Отметим, что сразу же после начала восстания руководство греческих революционных сил почти одновременно с объявлением военных действий обратилось в письменной форме к христианским странам Запада с просьбой о международной поддержке. Захваты американских торговцев сильно охладили симпатии Запада — по крайней мере так произошло в Штатах.
Американцы терпеть не стали и в 1824 году отправили в Средиземное море эскадру коммодора Джона Роджерса в составе 74-пушечного линейного корабля USS North Carolina, фрегата USS Constitution, шлюпов USS Fairfield, USS Lexington и USS Ontario, а также шхун USS Porpoise и USS Warren.
Байрон и греческие займы
В 1823 году в Грецию вместе с 500 солдатами и оружием для повстанцев прибыл лорд Джордж Гордон Байрон. Официально он выступал от своего лица, а неофициально был дипломатическим агентом министра иностранных дел Британии лорда Каннинга. Байрон прибыл на остров Кефалония в конце 1823 года, а уже 5 января добрался до Мисолонги (ныне город Месолонгион), где вступил в контакт с Александром Маврокордатосом. Поэту понадобилось совсем не много времени, чтобы проникнуться неприязнью к сулиотам, жившим на северо-западе Греции: по наблюдениям Байрона, они хотели только одного — грабить. Однако личные симпатии и антипатии уже не имели никакого значения. Байрон поднял в Европе волну филэллинизма, и Англия, Франция, Россия и США решили поддержать независимость Греции. Здесь и начинается история так называемых греческих займов.
Первый заём был выдан Греции в 1824 году. Реализовывался он по следующей схеме: квалифицированные заёмщики (андеррайтеры Loughnan & Sons и O'Brien) выпустили облигации на общую сумму в 800 000 фунтов стерлингов. Облигации представляли собой ценные бумаги с процентной ставкой 5% и амортизационной ставкой 1%. Поскольку облигации продавались сильно ниже номинала, Греция получила лишь 472 000 фунтов, то есть 59% от номинальной стоимости кредита, а погасить должна была 800 000 фунтов. Срок кредита составлял 36 лет.
Второй заём со схожими условиями осуществлял андеррайтер Ricardo Brothers. Номинальная стоимость кредита достигала 2 млн фунтов. И опять из-за продаж облигаций ниже номинала греки получили на руки только 1,1 млн фунтов, причём из этой суммы пришлось сразу же вычесть 250 000 фунтов для частичного погашения первого займа.
По условиям обоих займов Греция должна была выплачивать 1% от стоимости кредита в течение 36 лет, то есть в первом случае 80 000 фунтов в год, во втором — 200 000 фунтов в год. Выплата 1% в год в течение 36 лет даёт только 36% от суммы, а как быть с остальным? Здесь решили просто: если платежи будут депонироваться на процентный счёт с безопасной процентной ставкой 5%, то через 36 лет депозит достигнет как раз 100% суммы.
Понятно, что условия предоставления займов были грабительскими, но тут надо учесть, что заёмщики не могли предоставить никаких гарантий по возврату кредита. Более того, в 1824–1825 годах Греция ещё не была даже признанным государством: в Османской империи борцов за независимость называли исключительно мятежниками. С учётом этих обстоятельств при безопасной процентной ставке 5% греки получили займы по результирующей ставке 9,5%, ибо за риск невозврата приходится платить. Однако самым главным тут был другой аспект: по сути, выдача этих займов стала признанием независимой Греции де-факто. Более того, Канниг признал Грецию «страной, находящейся в состоянии войны» и дал лондонскому Сити «зелёный свет» на выдачу этих займов.
Теперь военное вмешательство иностранных держав в Греческую войну за независимость стало необратимым — на кону стояли большие деньги. Между тем греки были близки к краху. 4 апреля 1826 года в Санкт-Петербурге министр иностранных дел России Нессельроде и премьер-министр Англии герцог Веллингтон подписали протокол, предусматривавший посредничество России и Англии в конфликте между греками и турками. Далее закипела дипломатическая работа. Французы также были готовы подписаться под документом, но только если его поддержит Австрия. Австрия соглашалась поставить свою подпись только после Пруссии. Наконец 6 июля 1827 года был подписан Лондонский договор, согласно которому Англия, Франция и Россия постановили:
- война в Греции должна закончиться;
- греки получают автономию в составе Османской империи;
- обе стороны обмениваются пленными по принципу «всех на всех»;
- если стороны не смогут договориться, великие державы вмешаются в войну.
9 июля Османская империя дала понять, что отказывается от любых попыток посредничества и компромиссов. Тем не менее 16 августа текст протокола был официально предъявлен турецкому министру иностранных дел. Стамбул на него даже не ответил. 2 сентября греки объявили, что признают Лондонский договор, а их командующие Ричард Чёрч и Томас Кокрейн объявили о перемирии. Вмешательство великих держав было неизбежно.
Продолжение следует: Греческая революция: корабельный эксперимент