Греческая революция: корабельный эксперимент
521
просмотров
Поступив на службу к революционерам, сэр Томас Кокрейн поддержал идею своего соотечественника Фрэнка Гастингса построить паровой фрегат с бомбическими пушками.

Рассказ о событиях в Греции и ситуации вокруг неё, которая в конце концов обернулась Наваринским сражением, будет неполным, если не остановиться на попытке создания греческого флота, способного противостоять турецкому. Эта попытка была напрямую связана с получением в 1824–1825 годах так называемых греческих займов на номинальную сумму 2,8 млн фунтов стерлингов. Напомним, что в реальности греки получили на руки в два раза меньше. Тем не менее для них это были гигантские деньги. Встал вопрос: на что их потратить? С одной стороны, в деньгах нуждалась армия — возникла идея пригласить на службу знаменитого английского генерала Чарльза Джеймса Непира. Однако по зрелом размышлении было решено нанять другого англичанина и потратить деньги на флот. Посмотрим, стоило ли оно того.

Меморандум Гастингса

Начнём с рассказа о Фрэнке Эбни Гастингсе — младшем сыне генерала британской армии, избравшем для себя карьеру на флоте. В 1805 году, будучи 11-летним юнгой на 98-пушечном линейном корабле «Нептун», он участвовал в сражении при Трафальгаре, а через десять лет в составе эскадры адмирала Александра Кокрейна — в серии сражений под Новым Орлеаном. В 1820 году на бриге «Кангару» он входил в гавань Порт-Рояла на Ямайке и удостоился резкого выговора от капитана флагманского корабля Ямайской эскадры:

«Какой болван бросил якорь так, что он спутался с нашим? Вам должно быть стыдно за себя! Проклятый идиот, кто вы?».

Фрэнк Эбни Гастингс.

Гастингс передал команду своему старпому, а сам явился на флагманский корабль и в присутствии адмирала флота вызвал его капитана на дуэль. Адмирал запретил дуэли, а Гастингса просто уволил. Тот написал в Адмиралтейство, однако там подтвердили решение адмирала. Тогда Фрэнк решил поступить на службу к каким-нибудь «молодым демократиям», которые боролись за свою свободу и независимость, надеясь, что там его знания и опыт будут востребованы. В 1821 году, когда началась Греческая революция, ему представился удобный случай.

Фрэнк Гастингс обосновался на острове Гидра в Эгейском море, командовал снаряжённым на собственные деньги капером «Фемистокл» и проявил себя умелым и отважным капитаном. Именно Гастингс в 1823 году составил меморандум, который во многом и привёл к созданию регулярного флота независимой Греции. В этом документе он писал, что у греков на данный момент нет регулярной армии, артиллерии, инженеров, и поэтому они не могут захватить турецкие крепости на территории Греции. Однако это возможно сделать, если прервать турецкие морские коммуникации. Соответственно, деньги грекам следовало вкладывать не в армию, а во флот — так они не только изолируют турецкие силы в Греции, но и избавят себя от возможной угрозы вторжения. Для этого Гастингс предложил построить паровой фрегат, вооружённый бомбическими пушками, то есть решил сделать ставку на совершенно новые технологии.

Прототипы бомбических орудий Пексана появились в 1822 году, существенно позже пароходов. «Шарлота Дандас», паровое судно с гребными колёсами по бортам, впервые прошла по каналу Клайд против ветра ещё в 1801 году. В 1812 году судно «Темз» на пару преодолело расстояние от Гринлока до Лондона. Через семь лет пароход «Саванна» пересёк Атлантику. Однако к 1823 году такие технологии как паровой двигатель и бомбические пушки были совершенно сырыми и неотработанными, хотя и таили в себе массу возможностей.

Гастингс утверждал, что всего одно паровое судно подобного типа даст решающее военно-морское превосходство над турецким флотом. Он сообщал, что готов вложить в это дело собственные деньги — 1000 фунтов. Энтузиазм англичанина был столь велик, что он заразил своей идеей прибывшего в Грецию полковника Эдварда Блакьера, и они вместе отправились в Англию, чтобы построить паровой шлюп «Амфитрита» для греческого флота, вложив в это предприятие уже целых 5000 фунтов из собственных средств. Однако дело застопорилось.

Греческих революционеров, находившихся в Лондоне, не нужно было убеждать в том, что часть денег действительно следует потратить на флот. Вопрос заключался в том, что покупать: классические корабли или суда нового — парового — типа? С одной стороны, с паровыми судами открывалось гораздо больше перспектив. С другой, классические корабли не сулили никаких проблем: они были досконально известны и абсолютно понятны.

Ещё в 1824 году филэллины обратились к американскому представителю в Лондоне Эдварду Рашу с вопросом, могут ли американские верфи построить для греков два 44-пушечных фрегата по типу «Конститьюшн». По собственным законам Штаты не могли строить военные корабли и продавать товары военного назначения непризнанным государствам, однако Рашу очень хотелось, чтобы эти деньги — а речь шла о 500 000 долларов (100 000 фунтов) — были израсходованы именно в США. Поэтому в начале 1825 года было заключено следующее соглашение: частные подрядчики построят для частных заказчиков в Лондоне два 44-пушечных фрегата

«по цене 250 тысяч долларов за штуку из настоящего вирджинского белого дуба».

Фрегаты получили имена «Хоуп» и «Либерейтор».

Фрегат «Либерейтор» (в американском флоте переименован в «Хадсон»).

После двух займов у греков в руках оказались средства, на которые можно было реализовать любой проект. 10 000 фунтов были переданы Гастингсу и Блакьеру, и те заказали в Дептфорде 400-тонный паровой корвет. Паровую машину на него должен был поставить владелец завода по их производству Александр Гэлоуэй. Гастингс обязался обеспечить вооружение. Корвет назвали «Персеверанс» («Настойчивость»). Таким образом, к весне 1825 года было заказано два обычных парусных фрегата в США и один паровой корвет в Европе.

Томас Кокрейн — адмирал греческого флота

В июне того же года греческие руководители решили сделать ход конём и пригласить на службу знаменитого Томаса Кокрейна. Помимо событий у Баскских подходов он отличился несколькими совершенно эпическими подвигами в чилийском флоте, а потом перешёл на службу во флот Бразилии, где также показал себя на высоте. 21 декабря 1824 года сэр Томас получил письмо от императора Бразилии Педру I, который благодарил его за службу — и увольнял. Чуть ранее, в августе, англичанин подал ко двору квитанции об оплате его службы как адмирала, а также расчёт размеров призовых. В ответ Педру приостановил вообще все выплаты по флоту. Спешно собранный суд обвинил Кокрейна в утаивании средств и присудил к штрафу в 60 000 фунтов стерлингов на том основании, что он якобы разграбил казначейство в Мараньяне на сумму 400 000 долларов. Достоверно неизвестно, действительно это сделал Кокрейн или же это был оговор, но, зная характер сэра Томаса, первый вариант исключать нельзя. Бразильские историки считают, что Кокрейн действительно грабил казначейство, тогда как английские исследователи это отрицают. Мы же можем только привести характеристику Кокрейна, данную ему адмиралом Джоном Джервисом в далёком 1798 году:

«Кокрейн — это бешеный, романтичный, талантливый офицер флота, который очень любит деньги, но очень не любит говорить правду».

Сэр Томас Кокрейн.

Осенью 1824 года сэр Томас находился в Сан-Луиш-де-Мараньян на текущем как решето фрегате «Юпиранга». Поскольку его требования не были удовлетворены, он решил конфисковать фрегат и отплыть на родину, выставив правительству Бразилии счёт на 11,5 млн реалов (21 600 фунтов стерлингов), которые причитались ему как главнокомандующему флотом, плюс примерно столько же в качестве доли от призовых денег. Тут как раз подоспело увольнение, и 10 апреля 1825 года Кокрейн покинул берега Бразилии. Кстати, сам сэр Томас считал, что так с ним обошлись по негласной указке из Лондона.

Когда в июне 1825 года Кокрейн согласился поступить на службу Греции, чтобы помочь ей отстоять свою независимость, он специально попросил деньги вперёд: 37 000 фунтов за то, чтобы он согласился, и ещё 20 000 — если Греция получит-таки независимость. Эти 37 000 фунтов должны были быть внесены специальной строкой во второй греческий заём. Отметим, что на тот момент годовые доходы ещё не признанной Греции британские банки оценивали в 90 000 фунтов стерлингов, то есть в качестве аванса Кокрейн потребовал более трети расходной части бюджета. Кроме того, сэр Томас специально оговорил себе повышенный процент (3/8 от стоимости) при делёжке призовых денег и реализацию любых призов в портах, принадлежавших Греции, Британии или России. Получив 37 000 фунтов, он вложил их в облигации первого греческого займа. Когда был выдан второй заём, облигации первого поднялись в цене. Англичанин продал их и положил в карман 100 000 фунтов. Наконец-то любовь сэра Томаса к «молодым демократиям» стояла на прочной финансовой основе.

Приглашение Кокрейна на службу было, пожалуй, самым смелым и самым затратным проектом греческого правительства. За эти 57 000 фунтов греки покупали не человека — они покупали репутацию. Когда до Стамбула добрались известия о том, что Кокрейн уже в пути, турецкий флот в полном составе сразу же ушёл в Мраморное море. Как отмечал один путешественник в Смирне,

«турецкий флот был столь напуган, что не вышел бы из порта даже в том случае, если бы у Кокрейна была всего одна мелкая шхуна».

Другой английский купец в Константинополе писал:

«Турки считали, что Кокрейн был своего рода наполовину человек, а наполовину дьявол или волшебник. Он не нуждался ни в нужном ветре, ни в нужных течениях, чтобы атаковать, разорить или сжечь любой объект. Я действительно полагаю: многие из них думали, что он может под парусом перенести свои корабли даже по земле».

Кокрейн, не меньший фанат паровых кораблей, нежели Гастингс, предложил следующее. На момент его поступления на службу сила греческого флота, который был в основном каперским и имел на вооружении мелкие корабли, близилась к нулю. Англичанин предложил выделить деньги на шесть паровых кораблей с мощными машинами, которые были бы вооружены в носу двумя 68-фунтовыми длинными орудиями бомбического типа. Лучше всего, продолжал Кокрейн, для этого подойдут старые британские 74-пушечники и корабли английской Ост-Индской компании, которые как раз в тот момент массово списывались, поэтому если пошевелиться, можно будет не строить корабли с нуля, а просто переделать уже существующие.

Адмирал лорд Эксмут так прокомментировал планы Кокрейна:

«Если дать сэру Томасу реализовать свою задумку, то греческий флот будет опасен не только для турецкого, но и для любого флота мира, включая наш».

Уверенность Кокрейна в успехе была столь непоколебимой, что он даже не попытался застраховать постройку новых кораблей.

В этот момент на сцене появились французы и предложили грекам создать флот из прообразов подводных лодок — «наутилусов». Эти кораблики над водой шли на паровом двигателе, а под водой — на вёслах. Греки отказались, сделав ставку на менее революционную технологию пароходов.

Разрыв между теорией и практикой

Итак, греки выделили на проект Кокрейна 150 000 фунтов стерлингов (из них 57 000 пошли ему на зарплату). В августе было заказано строительство ещё пяти таких же, как и «Персеверанс», корветов, которые должны были быть готовы к ноябрю 1825 года. К этому же времени должны были подоспеть и американские фрегаты. Ну а потом можно было идти в Стамбул, жечь там турецкий флот и диктовать султану свои условия.

Пароход «Персеверанс» (в греческом флоте переименован в «Катерию»).

В ноябре 1825 года сэр Томас прибыл в Лондон и обнаружил, что ни один из кораблей не готов. Это была стандартная проблема сырых технологий, поскольку конструкторы по факту экспериментировали на заказах клиентов. Три из шести кораблей нужно было удлинить в корпусе, ещё на трёх распределение весов оказалось совершенно неправильным, и они не могли выйти в море, не рискуя утонуть. Вдобавок посыпались неприятные вопросы от держателей облигаций греческого займа. В дело вмешалось правительство Великобритании, которое предъявило Кокрейну обвинение в нарушении закона об иностранной вербовке 1819 года, что заставило сэра Томаса бежать во Францию, спасаясь от тюремного заключения.

В мае 1826 года Кокрейн тайно посетил Англию и узнал, что три из шести кораблей «практически готовы». Но тут как гром среди ясного неба на него обрушилась новость о том, что Египет официально заказал один такой же пароход для себя. Причём египетский паша Мехмет Али купил ещё один уже готовый пароход и вооружил его тремя пушками, а сына Джона Гэлоуэя, Александра, завербовал для работы в Египте инженер-пашой, положив ему гигантскую зарплату в 1500 фунтов. По сути, сын Гэлоуэя оказался у турок в заложниках, и понятно, что Гэлоуэй все силы направил на то, чтобы побыстрее выполнить именно египетский заказ, а не греческий. Паровые машины были отгружены туркам в июле 1826 года, но до Египта они не дошли: корабли с ними перехватили греческие каперы.

Наконец, 18 мая 1826 года был готов первый паровой греческий корвет — «Персеверанс», укомплектованный исключительно британскими моряками. Испытания прошли успешно, и Гастингс по согласованию с Кокрейном отплыл на нём в Средиземное море. Однако, не дойдя до Гибралтара, «Персеверанс» превратился из парового корабля в парусный: в результате взрыва котлов машина была сильно повреждена, и корвету пришлось встать в Кальяри на ремонт. Вдобавок выяснилось, что идея Гастингса использовать в качестве топлива древесный уголь вместо каменного не слишком хороша — собственно, именно это и привело к поломке машины. Пришлось срочно посылать за углём в Англию.

Гастингс достиг греческого города Нафплион только в сентябре 1826 года. Корабль так и не был вооружён, поэтому греки отправили «Персеверанс» в США, чтобы там вооружить, и вернулся он в Нафплион только в декабре 1826 года.

Кокрейн оставался в Ирландии и ждал там ещё два паровых судна — «Энтерпрайз» и «Ирризистейбл», которые сразу по готовности должны были уйти в Средиземное море. В июле 1826 года сэр Томас отплыл в Мессину и там узнал, что корабли ещё не готовы, а более того — из-за угрозы взрыва паровых котлов отправились на переделку. В сентябре пришли новости, что работы над ещё тремя пароходами — «Меркури», «Алерт» и «Лэшер» — приостановлены, а из 150 000 фунтов стерлингов 123 109 уже были потрачены. За эту сумму греки получили пароходик-калеку без вооружения и разъярённого адмирала, бесцельно слонявшегося по Средиземноморью.

А что же фрегаты, строившиеся в США? В 1825 году все американские верфи были загружены на полную мощность, так как у них разместили заказы на строительство кораблей для своих флотов правительства Бразилии, Мексики, Перу и Колумбии. Строительных материалов не было вообще, а стоимость работ резко возросла. В октябре Лаллеманд, агент греков в Нью-Йорке, с тревогой писал в Лондон, что вместо 500 000 долларов подрядчикам в США выплачено уже 750 000 долларов (150 000 фунтов), а корабли до сих пор не готовы. Более того, по смете цена полностью готовых и вооружённых кораблей должна была составить 1,1 млн долларов, то есть 220 000 фунтов.

Клеймо на изделиях манчестерской фирмы W&J Galloway and Sons, которая производила паровые машины для кораблей греческого проекта.

Ситуация складывалась трагикомическая. На конец 1825 года греки планировали завести флот из восьми кораблей, а в реальности имели только один небольшой пароход. В начале 1826 года греческий представитель Костосталвос прибыл в Нью-Йорк и нашёл какой-то запутанный клубок из неоплаченных проектов и невыполнимых требований. Было очевидно, что денег, полученных по займам, не хватит, чтобы расплатиться за оба фрегата. Стороны договорились о следующем: правительство США покупает один из фрегатов — «Либерейтор» — за 233 570 долларов и 97 центов (при том, что греки уже потратили на него 440 606 долларов 31 цент), а за эти деньги будет достроен второй фрегат — «Хоуп». Корабль был готов в сентябре 1826 года, получил новое имя — «Эллас» — и прибыл в Нафплион в ноябре. Фрегат обошёлся в совершенно дикую сумму — 155 000 фунтов стерлингов. За такие деньги можно было построить два линейных корабля типа «Виктори».

В октябре 1826 года Кокрейн прибыл в Марсель. Там к нему обратились мальтийские рыцари, предложив нанять их под своё начало. С помощью Парижского комитета помощи Греции удалось купить военный бриг «Савье», который был готов к выходу в море в феврале 1827 года. На этот момент флот Кокрейна имел в своём составе один 44-пушечный фрегат, маленький пароход и бриг, а также две купленные у мальтийских рыцарей яхты — прямо скажем, негусто.

Наконец с опозданием в 15 месяцев Кокрейн всё же отправился к берегам Греции. Перед отплытием он написал письмо египетскому паше Мехмету Али, процитировав слова из Библии, 31-й главы книги пророка Исайи:

«И Египтяне — люди, а не Бог; и кони их — плоть, а не дух. И простирает руку Свою Господь, и споткнётся защитник, и упадёт защищаемый, и все вместе погибнут».

Как же сложилась судьба заказанных Кокрейном пароходов?

«Энтерпрайз» вышел на испытания в декабре 1826 года, но они не увенчались успехом, и судно сдали только в апреле следующего года. Уже при плавании в Ла-Манше его машина трижды чуть не взорвалась, а у Уэссана рванула так, что мало не показалось. Кораблик отвели на ремонт в Плимут. До Греции он добрался только в сентябре 1827 года. «Меркури» был готов лишь к декабрю 1828 года. «Ирризистейбл» даже после многочисленных переделок имел проблемы с котлами и прибыл в Грецию в сентябре 1828 года. «Алерт» и «Лэшер» так никогда и не были достроены и сгнили в Темзе.

На постройку этих пароходов греки потратили 300 000 фунтов, а к середине 1826 года получили только один из них. Задумка Кокрейна, великолепная в теории, полностью провалилась, столкнувшись с суровой реальностью. Паровое кораблестроение на тот момент ещё не вышло из пелёнок и было совершенно сырой технологией.

Продолжение следует: Дипломатия великих держав и бурная деятельность Томаса Кокрейна у греческих берегов в 1827 году

Ваша реакция?


Мы думаем Вам понравится