Как и почему сошла на нет блестящая гусарская атака в сражении под Варшавой 29 июля 1656 года

Когда говорят об атаках крылатых гусар Речи Посполитой, то прежде всего вспоминают их победы под Кирхгольмом, Клушино, Полонкой и, конечно же, Веной. Но была ещё одна, не менее известная, гусарская атака. Хотя она и не привела к победе — более того, армия Речи Посполитой потерпела поражение, — но привлекла к себе пристальное внимание не только историков, но и литераторов. Речь идёт об атаке польско-литовских гусарских хоругвей в битве под Варшавой против шведов в 1656 году.

Присяга и сопротивление

В 1655 году шведские войска короля Карла Х Густава вторглись в Речь Посполитую, чтобы раз и навсегда решить династический спор о шведской короне. Под натиском северного ветра Речь Посполитая Обоих Народов разваливалась как карточный домик: обессиленная казацкой ребелией, за которой последовала война с Московским царством, гонорливая шляхта ничего не могла поделать с новым врагом, пришедшим из-за моря. Великопольская знать, собравшаяся под Уйсцем для противостояния шведской агрессии, взвесила все плюсы и минусы и присягнула на верность Карлу Х, резонно полагая, что живая собака лучше дохлого льва. Этому примеру последовал и литовский гетман Януш Радзивилл. Справедливости ради следует отметить, что последние полтора года гетман самостоятельно, без помощи Короны, вёл военные действия против главных сил московской армии, практически не получая подкреплений от Яна Казимира.

В течение нескольких месяцев шведы овладели почти всей Речью Посполитой, правитель которой бежал в Силезию. И Краков, и Варшава признали власть шведского монарха.

Но начатая шведами в ноябре 1655 года ченстоховская авантюра кардинально изменила ход событий. Попытавшись захватить католическую святыню на Ясной Горе, шведы-лютеране всколыхнули всё польское общество. Уже 16 декабря 1655 года находившийся в Сокале великий гетман Станислав «Ревера» Потоцкий призвал поляков ко всеобщему выступлению против шведов. Подъём освободительного движения привёл к тому, что шляхта начала забывать принесённые Карлу Х клятвы верности.

Ян Казимир счёл этот момент удобным для возвращения в страну. За несколько месяцев польский король собрал во Львове многочисленную армию, во главе которой предпринял поход на Варшаву. Карл Х в это время пытался подавить выступления поляков на севере страны, оставив в Варшаве небольшой гарнизон под командованием фельдмаршала Арвида Виттенберга. После двухмесячной осады поляки вернули себе столицу, что означало крупный успех Яна Казимира. Однако уже в конце июля 1656 года к Варшаве подошёл Карл Х в сопровождении союзников-бранденбуржцев курфюрста Фридриха-Вильгельма.

Первый день под Варшавой

28–30 июля 1656 года под Варшавой разыгралось крупнейшее сражение польско-шведской войны. В распоряжении Яна Казимира имелось, по разным подсчётам, от 36 до 40 тысяч жолнеров: 4 тысячи пехотинцев, остальная часть войска — кавалерия. Значительную часть армии составляло посполитое рушение (10–13 тысяч человек). Вполовину меньше был контингент, выставленный Великим княжеством Литовским, — примерно 5–6 тысяч жолнеров, не поддержавших в своё время мятежную акцию Януша Радзивилла. Их возглавлял великий гетман литовский Павел Сапега. Карл Х располагал меньшим войском — 9 500 (2 000 пехоты и 7 500 конницы) шведов и 8 500 бранденбуржцев (3 500 пехоты и 5 000 конницы). Правда, пушек у шведов было больше — 58 против 18 польских.

Несмотря на численное превосходство поляков, Карл Х, склонный к атакующим действиям, и в этот раз не выпускал инициативу из рук. В первый день битвы шведы и бранденбуржцы предприняли фронтальный удар по позициям коронной армии, укрепившейся напротив Варшавы, на правом берегу Вислы. Однако значимого результата он не принёс: поляки и литовцы не только отразили шведское наступление, но и нанесли врагу ощутимые потери.

Взвесив все сложности, которыми был чреват дальнейший лобовой удар, Карл Х Густав предпринял на следующий день обходной манёвр. Шведский король оставил против поляков небольшой заслон (который полдня убеждал Яна Казимира, что шведы находятся на прежних позициях), обошёл правый фланг противника и стал выстраивать своё войско фронтом к Висле. Осознав, что враг угрожает с фланга, Ян Казимир начал разворачивать свои войска. Польское командование попыталось, пока шведы полностью не развернулись в боевой порядок, сбить их построение кавалерийскими атаками (первую из которых осуществили татары), но безрезультатно — все они были отбиты артиллерийским и мушкетным огнём.

Тогда поляки вспомнили о всесокрушающем таране, имевшемся в их распоряжении. На правом фланге коронной армии началось сосредоточение гусарских хоругвей, которые должны были массированной конной атакой проломить вражеский строй.

Восхождение Полубинского

Возглавить атаку гусар Ян Казимир доверил тридцатилетнему Александру Хиларию Полубинскому, литовскому польному писарю. В молодости Полубинский два года провёл во Франции и Голландии, знакомясь с западноевропейским военным искусством.

В 1648 году он получил от Януша Радзивилла лист пшиповедный на набор гусарской хоругви в 100 коней. С ней Полубинский участвовал в военных действиях против мятежных казаков, в том числе в штурме Пинска (9 октября 1648 года), битвах под Мозырем (22 февраля 1649 года) и Лоевом (31 июля 1649 года). В 1651 году А. Полубинский получил пшиповедный лист уже непосредственно от короля и сформировал гусарскую хоругвь в 120 коней, вместе с которой сражался во второй битве под Лоевом (6 июля 1651 года) и в битве под Белой Церковью (23 сентября 1651 года). Его военные заслуги по достоинству оценил Януш Радзивилл, зимой 1651–1652 годов назначивший Полубинского командовать своим гетманским полком во время отсутствия его постоянного командира М. Францкевича.

После начала войны с Московским царством Александр Полубинский отличился в битвах под Шкловом (12 августа 1654 года) и Шепелевичами (24 августа 1654 года), а также в ходе Могилёвской кампании в феврале 1655 года. Ещё в сентябре 1654 года за свои успехи он получил должность польного писаря, а в феврале 1655 года стал поручником гусарской хоругви его Королевского Величества в Великом княжестве Литовском — наиболее элитного соединения в армии ВКЛ. Таким карьерным взлётом Полубинский был обязан не только своим военным талантам, но и (может, даже в большей степени) поддержке клана Сапег и самого Яна Казимира, которого польный писарь поддерживал в конфликте с Янушем Радзивиллом.

В начале шведского «потопа» поручник с королевской хоругвью присоединился к коронной армии С. Ланскоронского и 3 октября 1655 года участвовал в неудачной битве под Войничем. После этого, как и многие другие, он принёс присягу на верность Карлу Х — и нарушил её уже в феврале 1656 года. Присоединившись к коронному войску, Александр Полубинский вместе со Стефаном Чарнецким и Ежи Любомирским участвовал в операциях против шведских войск. Летом 1656 года Полубинский оказался под Варшавой.

Сколько было гусар у Полубинского?

С лёгкой руки Людвика Кубали в историографии надолго закрепилась численность в 1 200 польских и литовских гусар. На протяжении ХХ века она неоднократно корректировалась в сторону уменьшения. В наше время на основе польских исследований Станислава Хербста и Мирослава Нагельского количество гусар оценивается в 800–900 человек в составе шести хоругвей — двух литовских и четырёх коронных. Швед Петер Энглунд указывает, что гусар было «около 1 000». В связи с этим любопытно мнение, высказанное Веславом Маевским и поддержанное в наши дни Анджеем Маевским: в гусарской атаке участвовали исключительно литовские хоругви, что снижает численность атакующих до 340 всадников. Указывая эту цифру, А. Маевский не включает сюда старую хоругвь Януша Радзивилла, которая, по его мнению, также принимала участие в атаке — соответственно, число литвинов колебалось в районе четырёх сотен.

Главным аргументом в споре историков является тот факт, что ни один знатный поляк, возглавлявший гусарскую хоругвь, не согласился бы стать подчинённым литвина — пусть даже и поручника гусарской королевской хоругви. Вполне соглашаясь с этим, М. Нагельский считает, что количество хоругвей ВКЛ, участвовавших в атаке, возможно, было равным коронным хоругвям. Исходя из этого паритета (к тому же при равенстве хоругвей численность литвинов была выше), Александру Полубинскому, как наивысшему чину в военной иерархии ВКЛ, и было доверено командование, так как оба литовских гетмана — Павел Сапега и Винцентий Гонсевский — не присутствовали на поле боя.

В подтверждение своей версии А. Маевский отмечает, что коронные хоругви, даже если их командиры и согласились идти в атаку под командованием литвина, просто не успели бы подойти к месту сосредоточения войск, откуда началась атака — слишком мало времени прошло от решения командования об атаке до её начала. Исходя из выше перечисленных фактов, будем считать, что в атаке приняли участие от 400 до 1 000 гусар. Естественно, это очень большой диапазон, но установить более точную цифру на данный момент невозможно.

Гусарские хоругви, принявшие участие в атаке

По версии М. Нагельского:

Коронные хоругви:

• гетмана великого коронного Станислава «Реверы» Потоцкого;
• гетмана польного коронного Станислава Ланскоронского;
• воеводы краковского Владислава Мышковского;
• подчашего сандомирского Яна Замойского.

Хоругви Великого княжества Литовского:

• Его королевского Величества Яна Казимира;
• гетмана великого литовского Павла Сапеги.

Возможно, участвовали хоругви Великого княжества Литовского:

• кравчего литовского Михаила Казимира Радзивилла;
• прежняя хоругвь Януша Радзивилла.

По версии А. Маевского:

• Его королевского Величества Яна Казимира;
• гетмана великого литовского Павла Сапеги;
• прежняя хоругвь Януша Радзивилла.

Блеск и провал гусарской атаки

Атака началась 29 июля около четырёх часов пополудни. Традиционно гусары выстроились на расстоянии примерно 375 м от противника тремя рядами — товарищи впереди, пахолки сзади. Поддержать их успех должны были козацкие и лёгкие хоругви, сосредоточившиеся за гусарами. Чтобы избежать неудачи предыдущих кавалерийских атак, гусары нацелились на левый фланг союзного войска, где была расположена шведская кавалерия — плотность заградительного огня в этом случае должна была быть более низкой, чем на участках, где находилась вооружённая мушкетами пехота.

Как обычно, первые 75 м гусарские кони прошли шагом, 150 следующих метров — рысью, затем 90 м — галопом, а 60 оставшихся метров пролетели карьером. В течение минуты гусары находились под свинцовым ливнем, обрушенным на них стреляющими картечью шведскими орудиями, к которым в последние секунды присоединились пистолетные залпы рейтарских полков. Но всё это не остановило гусар, копейным ударом буквально разорвавших Уппландский и Смоландский рейтарские полки. Досталось также и гвардейским королевским рейтарам. Первая линия построения шведов была прорвана.

Вот как описал этот момент классик польской литературы Генрик Сенкевич в романе «Потоп» словами пана Володыёвского:

«Тогда пошли в атаку литовские гусары… под началом князя Полубинского, великого воина… Было их тысяча двести людей и коней, каких свет не видывал. Они шли в ста шагах от нас, и, говорю тебе, земля дрожала под ними. Я видел бранденбургскую пехоту, которая втыкает пики в землю во мгновение ока, чтобы отразить первый натиск. Рядом били из мушкетов, так что дым заслонил их совершенно. Вдруг видим: гусары уже пустили коней. Господи, что за зрелище! Они влетели в дым… исчезли! Мои солдаты начали кричать: «Сомнут! Сомнут!» Секунду не видать ничего. Вдруг загремело что-то, и такой раздался звук, как будто в тысяче кузниц кузнецы били молотом. Смотрим. Иисусе, Мария! Курфюрстовские воины уже лежат, как поваленная пшеница, по которой буря прошлась. А они давай за ними! Только флаги вьются! Идут на шведов! Ударили на рейтар! — рейтары лежат в лёжку! Ударили на второй полк! — в лёжку! Тут взрыв… пушки грянули… Мы видим их только, когда ветром дым сдувает. Они громят шведскую пехоту… Всё рвётся, всё валится, расступается, где пройдут наши, там улица… И чуть ли не через целую армию прошли!.. Вот они столкнулись с полком конной гвардии, среди которой Carolus стоит… И гвардию как ветром сдуло!..»

Но развить успех гусары не смогли. Ворвавшись вглубь вражеских рядов, они попали под перекрёстный огонь с флангов. На кураже гусары донеслись до второй шведской линии, но сил разорвать её уже не было. Хуже всего было то, что гусары оказались без поддержки — козацкие и лёгкие хоругви остались на своих местах. И вместо того, чтобы закрепить успех и прикрыть гусар с флангов, они как зачарованные любовались кровавым зрелищем. Сложно сказать, что послужило тому причиной. Как правило, участники событий сваливали вину на отсутствие приказа об атаке, не решаясь начать её самостоятельно. Этот факт указывает на невысокое моральное состояние польско-литовской армии в те дни.

Патрик Гордон, участник битвы под Варшавой со стороны поляков, в своём дневнике приводит любопытные сведения:

«Король Швеции, ввиду нависшей над его левым флангом бури, сразу же лично отправился туда между боевыми порядками со своей гвардией из драбантов и рейтар. Он приказал всем бригадным и полковым командирам, когда гусары или копьеносцы ударят на них, расступиться и дать волю их яростному напору, который, как он знал, нельзя было в то время сдержать никакою силой или тактикой…

Шведские полевые орудия беспрерывно били по наступавшим полякам. Дойдя до первой линии, они получили свободный проход без сопротивления, кроме пулевого обстрела флангов. Дистанция между (шведскими) линиями была велика, и когда гусары вышли туда, они стали метаться во все концы, подобно коню без седока, и отовсюду, особенно со стороны резерва, подвергались мощным ружейным залпам. В этом положении на них обрушился со своей гвардией сам король, несмотря на грозившую его особе опасность. Те немногие храбрецы, атакованные со всех сторон, оказались в сетях и, как сухое топливо при сильном пламени, были вскоре поглощены. Лишь единицы выбрались обратно. Основной резерв, как и добровольцы, не оказали им никакой помощи, не повели настоящего боя или атаки, а с очевидной гибелью сих доблестных гусар в беспорядке ретировались».

Эта цитата часто приводится в качестве подтверждения тезиса о неэффективности гусарской атаки. Однако следует заметить, что Гордон, по всей вероятности, не располагал точными данными и описал бой с чьих-то слов, приведя ряд неточностей: например, атаку у него возглавляет Павел Сапега, а резервом командует Стефан Чарнецкий, которые вообще не присутствовали в войске Яна Казимира во время битвы.

На гравюре Эрика Дальберга, шведского инженера, также участвовавшего в битве под Варшавой, гусарская атака как раз доходит до второго ряда шведского построения. С этим согласны как польские, так и шведские историки — С. Хербст, М. Нагельский, А. Маевский, П. Энглунд. К тому же шведские рейтары просто не имели места, чтобы расступиться перед напором гусар, ведь и слева, и справа от них были выстроены соседние полки. Так что вряд ли версия Патрика Гордона соответствует действительному ходу событий.

Печальный финал

Не сумев прорвать шведское построение, гусары начали поодиночке и небольшими группами возвращаться к своему войску, подвергаясь контратакам шведов. В этот момент боя произошёл эпизод, едва не стоивший жизни шведскому королю. Гусар Якуб Ковалевский (Рох Ковальский в «Потопе» Г. Сенкевича) внезапно атаковал находившегося неподалёку от места схватки Карла Х, нанеся ему удар копьём в грудь. Стальной нагрудник выдержал, а Ковалевского застрелил кто-то из окружения короля. Поляки считают, что меткий выстрел сделал Богуслав Радзивилл, а шведы называют шведского драбанта Бенгдта Траваре.

Эти разночтения в источниках дали Збигневу Хундерту и Анджею Маевскому возможность предположить, опираясь на материалы сейма варшавской шляхты 1672 года, что напавших на короля гусар было двое: кроме упомянутого Ковалевского Карла Х атаковал Войцех Липский, также погибший в этом эпизоде. Интересно, что гусарский товарищ был единственным воином Речи Посполитой, похороненным шведами на поле боя, — всех остальных павших врагов скандинавы оставили без погребения. Впрочем, недавно появилась версия В. Кравчука, что не гусары, а татары, сражавшиеся на стороне Яна Казимира, угрожали жизни шведского короля.

Атака, длившаяся несколько минут, закончилась. Остатки гусарских хоругвей вернулись к польско-литовскому построению, чтобы зализать раны — не исключено, что и высказать свои мысли не пошедшим в атаку хоругвям, — а также подсчитать потери. А подсчитывать было что: одна гусарская хоругвь Павла Сапеги лишилась 18 убитых товарищей, а пахолков, должно быть, было раза в два больше. Потери королевской хоругви оцениваются примерно в половину от участвовавших в атаке.

А. Маевский считает, что потери, таким образом, составили не менее 38% всего отряда Полубинского, что является чуть ли не самыми высокими потерями гусар в истории. М. Нагельский полагает, что максимальное число погибших гусар не может превышать 150 человек, ссылаясь на расчёты С. Хербста, а убыль в хоругвях составила от 15 до 20 %. Такая высокая разница процентных оценок потерь связана с тем, что А. Маевский высчитывает процент потерь от трёх хоругвей, а М. Нагельский — от шести или даже восьми. К тому же, не имея точных данных количества потерь, подсчёты ведутся путём сопоставления списочных ведомостей за второй и третий кварталы 1656 года. Это позволяет дать лишь весьма приблизительную оценку. Сам М. Нагельский указывает, что в третьем квартале конные хоругви значительно усилились за счёт шляхты Мазовии и Люблинщины, что в ещё большей степени затрудняет подсчёт потерь гусар в битве под Варшавой.

Второй день боя завершился на этой неудачной для Речи Посполитой ноте. Провал гусарской атаки болезненно сказался на общем моральном состоянии войска. Уже ночью многие поляки начали переходить на левый берег Вислы, а утром третьего дня шведское наступление подтолкнуло их ко всеобщему бегству. За три дня боёв поляки и литвины потеряли около 2 тысяч жолнеров, в то время как шведы и бранденбуржцы — не более 700 человек, большая часть из которых погибла от гусарского натиска.

Славно начавшийся поход Яна Казимира на Варшаву завершился бесславным отступлением. Гусары в очередной раз продемонстрировали свои блестящие боевые качества, доказав, что они не зря получают самый высокий в войске жолд. Только нерешительность остальных сил польской армии не позволила конникам добыть очередную победу. И всё же эти несколько минут неудачной атаки под Варшавой добавили гусарам славы не меньше, чем Кирхгольм, Полонка или Вена.