Суд над Риббентропом

В те самые минуты, когда Риббентроп поднимался по тринадцати ступенькам эшафота, установленного в спортзале нюрнбергской тюрьмы, типографские машины в Москве печатали номер газеты «Правда». На первой странице находилась статья его советского визави, чьё имя теперь прочно сцеплено с именем Риббентропа благодаря пакту о ненападении 1939 года. Она была посвящена генеральной линии внешней политики Советского Союза, и в ней, в частности, Молотов заявлял: «Глава Советского правительства И. В. Сталин сказал, что он безусловно верит в возможность дружественного и длительного сотрудничества Советского Союза и западных демократий… а также верит в дружественное соревнование между двумя системами».

Вино и дипломатия

В детстве Иоахим Риббентроп, сын германского офицера, неплохо играл на скрипке и подавал спортивные надежды, но учёба ему не давалась.

Дворянская приставка к фамилии появилась у него только в мае 1925-го, когда он был уже 32-летним зрелым человеком, ветераном Первой мировой, кавалером Железного креста: его усыновила дальняя родственница из аристократической ветви этого большого рода. Недостаток образования не мешал ему успешно заниматься бизнесом — операциями по продаже германских вин за границу; стартовым капиталом послужили средства, полученные по наследству от умершей ещё в начале XX века матери. К концу 1920-х Риббентроп был богатым человеком со знакомствами не только в бизнес-кругах, но и в политических.

Именно международные связи в начале 1930-х, когда через посредничество своих друзей будущий министр иностранных дел Германии сошёлся с её будущим диктатором, определили его дипломатическую «специализацию» в партийном руко­водстве. Риббентроп и его люди зондировали почву в промышленных кругах Франции и Великобритании, выходили на влиятельных политиков, исподволь внушали мысль о необходимости разрешить Германии восстановить её военную мощь, ограниченную Версальским договором 1919 года. Крупным успехом Риббентропа стало заключение в 1935 году англо-германского морского соглашения, позволявшего Гитлеру построить флот, по тоннажу и классам кораблей составляющий 35 процентов мощи британского; разумеется, позже фюрер войдёт во вкус и на этом показателе не оста­новится, но уже тогда это соглашение означало, что Версальский договор положен под сукно. Успехи Риббентропа на «британском фронте» принесли ему должность посла в Лондоне в тот период, когда Гитлер всерьёз рассматривал Великобританию как возможного союзника.

Весной 1938 года Иоахим фон Риббентроп официально возглавил германскую внешнюю политику; впрочем, он обречён был оставаться фактическим «вторым лицом», так как все маломальские существенные вопросы в этой области Гитлер решал лично (как и Сталин в СССР).

Советско-германский пакт носит имена поставивших под ним под­писи рейхсминистра и наркома, но решение, разумеется, принимали их «хозяева». Точно так же и решение о начале войны с СССР Гитлер принимал самостоятельно, но на Риббентропа была возложена обязанность проинформировать советское руководство о начале войны, что он и сделал со свойственной ему педантичностью одновременно по двум каналам — в Москве через посла фон Шуленбурга и в Берлине — лично путём вручения соответствующего меморандума в 4 часа утра советскому послу (и по совместительству — заместителю наркома иностранных дел) Владимиру Деканозову.

«…Был вполне согласен»

В Нюрнберге основные обвинения против Риббентропа заключались в его активном участии в подготовке и развязывании агрессивной войны.

Его обвинили в дипломатическом оправдании аншлюса Австрии, подготовке захвата Чехословакии и вторжения в Польшу. Он играл немалую, хотя и второстепенную роль в создании альянса, известного как «страны оси» (Берлин — Рим — Токио). На Риббентропа возложили ответственность и за некоторые преступления против человечности на том основании, что он был участником ряда совещаний, на которых планировались подобные «акции» (например, «окончательное решение еврейского вопроса» на территории Венгрии или депортация 50 тысяч евреев из вишистской Франции).

Как заключил трибунал, «имеются многочисленные доказательства, устанавливающие, что Риббентроп был вполне согласен с основными положениями национал-социалистского кредо и что его сотрудничество с Гитлером и подсудимыми по настоящему делу в совершении преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человечности было искренним и добровольным. Риббентроп служил Гитлеру добровольно до конца именно потому, что политика Гитлера и его планы соответствовали его собственным убеждениям».

Без шансов на победу

Но и победителям было что скрывать в Нюрнберге. Великобритания и Франция не хотели частого упоминания Мюнхена и ковровых бомбёжек германских городов, советской стороне не нравились вопросы, связанные с секретными протоколами к пакту о ненападении и «катынским расстрелом». В результате между делегациями было заключено «джентльменское соглашение» с целью свести к минимуму обсуждение ряда вопросов, а то, что не имело строгого документального подтверждения, как в случае с секретными протоколами (германские оригиналы погибли в огне, советские были надёжно спрятаны), и вовсе «вынести за скобки». Тем не менее протоколы всплыли.

Возмутителем спокойствия стал адвокат Рудольфа Гесса и Ганса Франка доктор Альфред Зайдль, который, ссылаясь на некоего неназванного американского офицера, передавшего ему копию документов, а также показания под присягой бывшего советника германского МИДа, посла по особым поручениям Фридриха Гауса, заявил о существовании соглашения между Германией и СССР о разделе части Европы на сферы влияния. Логика защитника была проста: если одна из обвиняющих и судящих сторон была участником «заговора с целью совершения преступлений» (термин англоамери­канского права), то обвинения в нём должны быть исключены. Суд дважды отказался рассматривать этот вопрос. «В нашу задачу не входит расследование внешней политики других государств. Ещё раз напоминаю: суд уже отверг этот так называемый документ как фальшивку», — сказал главный обвинитель от СССР, будущий Генеральный прокурор Советского Союза Роман Руденко. И точка.

Представлявший Риббентропа доктор Мартин Хорн в свою очередь пытался строить защиту своего клиента на тех же двух основаниях, кото­рыми широко пользовались и другие адвокаты, — на тезисе о том, что подсудимый был слепым исполнителем воли Гитлера и на принципе уголовного права, восходящем ещё к античным временам, — nulla poena sine lege («нет закона — нет престу­пления»): «Уголовно-политические понятия Устава создают новые нормы правовых принципов, которые следует рассматривать как зародыш нового правового порядка. В то время, когда разыгрывались инкриминируемые события, у господина фон Риббентропа отсутствовало сознание, что подобного рода мировой порядок существует».

Эти доводы, как и в случае других обвиняемых, трибунал отверг на том основании, что законодательство любой цивилизованной страны осуждает убийства, грабежи и иное насилие, а именно подобные преступления, только невиданного ранее масштаба, подготавливали обвинявшиеся в Нюрнберге вожди Германии и руководили их совершением. То, что победители тоже бывали в этом отношении небезупречны, не снимало с обвиняемых ответственности — с этим мы согласны и сегодня.

Вячеславу Молотову повезло: он оказался в стане победителей, поэтому оправдывался он не перед судом, а уже на пенсии, через три десятка лет после Нюрнберга, в собственной квартире перед поэтом Феликсом Чуевым. Поэтому оправдывался почти наступательно: «А нам нужна была Прибалтика…» «Защита Риббентропа» оказалась проигрышным дебютом. Впрочем, в этой партии у чёрных иного, видимо, и не было…