Успех Карла VIII в Романье: «убивают и ранят без какого-либо уважения»

После побед в Романье в 1494 году путь на Неаполь для французской армии Карла VIII, казалось, был открыт. Но захватчики испытывали определённые трудности. До недавнего времени они двигались почти исключительно по территории тех итальянских государств, что были связаны с Францией союзническими отношениями. Теперь же французы вступили на враждебную территорию: им предстояло пройти через земли республик Лукки, Флоренции, Сиены, а также через Папскую область.

Неаполитанский план военных действий в Романье

На северо-восток Апеннинского полуострова направилась армия под командованием юного и неопытного сына короля, принца Калабрийского Ферранте. При нём находились опытные кондотьеры Джанджакомо Тривульцио, Никколо Орсини и Бартоломео д’Альвиано, командовавшие смешанным контингентом союзников: неаполитанскими, флорентийскими и папскими войсками, численность которых к началу сентября достигла 8000 человек (поровну кавалерии и пехоты). Эта армия стояла в Романье, в районе городов Чезена и Форли. Им должны были дать отпор французские и миланские войска под командованием Бернара Стюарта д’Обиньи и Джанфранческо да Сансеверино, графа ди Кайаццо. Они имели под своим началом приблизительно 1200 кавалеристов и 3000 пехотинцпев, укрепившихся за вырытыми рвами.

План неаполитанцев заключался в том, чтобы разбить противника в Романье и затем двинуться по знаменитой древнеримской Эмилиевой дороге в миланские земли. Итогом военной кампании должно было стать свержение Лодовико «Моро» в Милане и восстановление там законного правителя — Джана Галеаццо Сфорца.

Дипломатические игры романьольских синьоров

Область Романья, формально входившая в состав Папского государства, фактически в это время представляла собой пёструю россыпь самостоятельных княжеств и городских синьорий. В частности, Джованни Бентивольо правил в Болонье, а знаменитая «волчица Романьи» Катерина Сфорца — в Имоле и Форли. Оба правителя были связаны родственными узами с миланскими Сфорца: Катерина являлась внебрачной дочерью Галеаццо Марии Сфорца (племянницей «Моро»), а Джованни был женат на двоюродной сестре Лодовико — Джиневре.

От позиции этих правителей во многом зависела безопасность пути на юг. Заинтересованный в скорейшем уходе французов из Ломбардии Лодовико «Моро» вёл с романьольскими синьорами переговоры о возможности прохода войск через их территории. В дело шли и обещания, и угрозы. Среди прочего Лодовико предложил старшему сыну Катерины Оттавиано, которому исполнилось всего 15 лет, военную кондотту — контракт, предполагавший существенный доход. Представитель противной стороны, герцог Калабрийский, в свой черёд, убеждал Катерину оказать поддержку неаполитанцам, поскольку их целью является восстановление на миланском престоле её сводного брата Джана Галеаццо. Тем не менее правительница продолжала колебаться. Большое влияние на неё оказывал её второй муж Джакомо Фео, который считал наиболее приемлемой позицию лавирования. В результате Катерина заявила о своём нейтралитете.

Гонфалоньер (глава ополчения) и «первый гражданин» Болоньи Джованни Бентивольо отличался прагматизмом и изворотливостью. На протяжении целого года напряжённых дипломатических переговоров он маневрировал между сторонами, пытаясь максимально выиграть от ключевого положения своего богатого города, как бы «замыкавшего» Эмилиеву дорогу. Из переписки Бентивольо видно, что он в полной мере осознавал опасность вмешательства иноземцев во внутренние итальянские дела. Собственные интересы были для него самым весомым аргументом. В это время Джованни Бентивольо добивался у папы кардинальской шапки для одного из своих сыновей, Антонгалеаццо. Александр VI, будучи союзником Неаполя, издал в адрес Бентивольо две буллы, запрещавшие ему помогать французам и миланцам. Тем не менее правитель продолжал хитрить и колебаться.

Почти до середины осени позиция Бентивольо и Катерины Сфорца оставалась выжидательной. Причина, по всей видимости, крылась в слабости неаполитанского командующего, сил которого не хватало для того, чтобы как следует припугнуть романьольских синьоров и тем более чтобы самому вторгнуться на территорию Милана.

В конце концов Катерина Сфорца всё-таки склонилась на сторону Неаполя. На её решение повлияли кондотта с папой Александром VI на сумму 16 000 дукатов и гарантии возвращения её сыну спорной синьории Зампески. В конце сентября 1494 года армия герцога Калабрийского разместилась лагерем в Имоле. Катерина устроила для командующего торжественный обед и официально приняла сторону Неаполя и папы. Биограф Катерины сообщает, что по её приказанию форлийские булочники не ложились спать целую ночь, чтобы испечь необходимое количество хлеба для неаполитанской армии.

Взятие крепости Мордано

Конец сомнениям правителей мелких государств Романьи положил французский военачальник д’Обиньи. Он двинул войска вперёд и 19 октября окружил городок Мордано, расположенный в окрестностях Имолы. Среди 200 защитников городской крепости были неаполитанцы, но принц Ферранте не пришёл им на помощь. Гарнизон отказался сдаться, не вняв даже предостережениям Гаспаро Сансеверино о том, что французы сражаются подобно «бешеным псам и предают всех мечу». Солдаты гарнизона в один голос закричали, что «готовы умереть за графиню и Оттавиано!» Тем не менее комендант на всякий случай отослал из города часть юных и привлекательных женщин.

На следующий день «галлы» пустили в ход пушки и после 3-часовой канонады проникли в замок через пробитую в стене брешь. По словам Ф. Гвиччардини, «свирепость нападающих французов была такова, что некоторые из них, пересекая наполненный водой ров, утонули в нём». Городок был охвачен огнём, а его обитатели подверглись грабежам, насилию и смерти. Местные жители умоляли солдат смилостивиться, но те хотели крови, добычи и женщин. Жажду крови как-то утолило жестокое убийство немца Иоганна, отвечавшего в гарнизоне крепости за артиллерию: его кромсали на куски, пока он ещё был жив. Даже укрывшихся в церкви женщин солдаты выгнали и «подвергли бесчестию». Мордано сгорел. В огне уцелело лишь здание ратуши. Губернатор и комендант крепости были заключены в темницу и получили свободу только в обмен на выкуп.

После этой резни, слава о которой опережала движение войска, сопротивление в Романье прекратилось. Вскоре Катерина Сфорца заключила с захватчиками соглашение, а войска антифранцузской коалиции отошли южнее — в Чезену, а затем в Анкону. Что касается французов, то д’Обиньи, подчинив Романью, повернул армию в Тоскану, где в Сиене соединился с основными силами.

Сожжение Мордано вызвало у итальянцев не меньший трепет, чем разграбление Рапалло в сентябре. Феррарский посол в Милане Джакомо Тротти писал: «Французы (…) ведут себя очень жестоко и с большим превосходством и убивают и ранят без какого-либо уважения». Как отмечает современный историк С. Бьянкарди, после этого у итальянцев осталась только одна реакция на французов — страх. Французы превратились в их глазах в настоящих демонов.

«Французский способ войны»

Причиной шока, в который французы повергли итальянских солдат и нонкомбатантов, было резкое отличие в принятых в двух странах «способах ведения войны». Под последними следует понимать весь комплекс действий армии, начиная от тактики полевых сражений и осад и заканчивая отношением к мирному населению в захваченных городах и в сельской местности.

Принятые в Италии XV века правила исходили из того, что война уподоблялась искусству. Как скульпторы и живописцы следовали античным образцам, так же поступали и полководцы. Как ренессансные архитекторы зачитывались Витрувием, так и кондотьеры не стеснялись изучать произведения Плутарха, Цезаря или Аппиана. В биографии Федерико да Монтефельтро (1422–1482), написанной Веспасиано да Бистиччи, подчёркивалось, что военная репутация кондотьера прямо вытекала из его классических штудий: «Герцог совершил большую часть своих военных деяний по древним и современным примерам; у древних [он учился] посредством изучения истории…»

В соответствии со своим пониманием классических авторов итальянские полководцы редко вступали в сражения, предпочитая маневрировать. Битвы XV века начинались после формального вызова, их ход напоминал спектакль, а завершались сражения малой кровью.

Французы практиковали иную тактику. Её отличия от принятой на Апеннинском полуострове хорошо выразил советник Карла VIII Филипп де Коммин, считавшийся экспертом в итальянских вопросах и принявший участие в войне 1494–1495 годов в качестве дипломата. Не раз и не два в своих «Мемуарах» Коммин отмечал «удивление», которое вызывал французский способ ведения войны у итальянских военачальников, солдат и обывателей. Итальянцы «не имели понятия об артиллерии, в которой французы были искусны, как никто». Он писал, что первоначально итальянцы приветствовали французов, но потом обратились против них и на обратном пути армии Карла VIII вовсю грабили её обозы.

«…Виной тому были беспорядки и грабежи, учинявшиеся нами, а также проповеди, с которыми враги повсюду обращались к народу, обвиняя нас в том, что мы совершаем насилие над женщинами и отнимаем имущество и деньги, где только найдём (…) Что касается насилий над женщинами, то это ложь, что же до остального, то кое-что было на самом деле».

Взятие Мордано хорошо демонстрирует, что итальянский военачальник не понимал противника, с которым ему пришлось столкнуться. Неаполитанская армия под командованием герцога Калабрийского стояла неподалёку от крепости, но так и не пришла на помощь несчастному гарнизону — ведь герцог ждал полевого сражения лицом к лицу.

Различие в тактике военных действий привело к тем потрясениям, которые отмечены у всех современников, писавших о Первой Итальянской войне с точки зрения итальянцев, прежде всего у Н. Макиавелли и Ф. Гвиччардини. Постепенно ситуация выровнялась, а на почве столкновения военных традиций Франции, Италии, Испании и германских земель родилась новая пехота с её особенностями и преимуществами.

Продолжение: Неаполь: город сбежавших королей.