Воскресшие из мертвых в боях Первой мировой

Погибшим было свойственно оживать вновь издавна. Памятники литературы и русский фольклор полны свидетельств этого. Ещё в XIX веке воскресшие из мертвых являлись для сельского населения пореформенной России обычным делом. Военное ведомство было в курсе: в Главном инженерном управлении накануне русско-японской войны 1904–1905 годов даже занимались выведением специальных пород древесины, отличающихся особой прочностью. Их главным назначением было производство гробов для военнослужащих, продолжающих посмертное существование.

Но при этом даже в Санкт-Петербурге в преддверии Первой мировой войны судебно-медицинская работа по исследованию живых лиц и трупов велась лишь 12 частными врачами полиции, десять из которых располагали помощниками — то есть, всего 22 специалиста на целую столицу. Немудрено, что отдельные примеры воскрешений оставались неподконтрольны, неподотчётны и, по большому счёту, неизвестны. Тем не менее, до 1914 года они были прежде всего спорадическими. А в августе 1914 года случилось, возможно, крупнейшее событие века. Что же вызвало его?

Теория «воскрешения отцов»

Первый из вариантов – это глобальный эффект солнечного затмения 8 (21) августа. Уникальное событие даже на фоне разгоревшейся войны, оно ожидалось огромным количеством учёных и мыслителей, а в отдельных городах для обывателей в порядке ликбеза даже были выпущены специальные брошюры. Ещё основатель гелиологии А. Л. Чижевский доказал: космическая погода влияет на все биологические процессы, общество и техносферу. Однако нельзя исключать и иной вероятности – практического воплощения идеи «воскрешения отцов» мыслителя Н. Ф. Фёдорова.

Фёдоров не был профессиональным философом, но в своих теориях опережал время на десятилетия. Краеугольным камнем же его творческого наследия была теория «воскрешения отцов», то есть возвращения к жизни всех когда-либо живших. Фёдоров писал:

«Народ знамения ищет, желает видеть проявление жизненной силы, т.е. мощи в останках, в мёртвых костях… Всеобщее воскрешение будет последним, несомненным доказательством; в нём только заключается несомненный критерий достоверности, ибо только во всеобщем воскрешении мыслимое воспроизводится, делается осязаемым, и тогда самые ничтожные останки проявят свойственную жизни мощь».

Фёдорову не было суждено дожить до начала Первой мировой войны, однако вживе оставались его ученики и сподвижники. Насколько вероятным мог быть успех их попыток воплощения идей всей жизни учителя? Особенно в свете того, что другой русский философ-космист и самоучка – Константин Циолковский – стал основателем космонавтики?

К допущению положительного ответа на этот риторический вопрос располагают и реалии начала Первой мировой войны: 29 сентября 1914 года от боевого ранения скончался великий князь Олег Константинович Романов. Воспитатель великого князя Олега, генерал-майор Н. Н. Ермолинский вспоминал: «Светлое, детски чистое лицо князя было отлично освещено верхней лампой. Он лежал спокойный, ясный, просветленный, будто спал (sic!)».

Конечно, едва ли он спал, поскольку воскресшие не нуждались в отдыхе и сне, но оказаться первым среди них Олег Константинович вполне мог бы. Однако что-то в ходе эксперимента, вероятно, вышло из-под контроля и… процесс оживления приобрёл свойство цепной реакции.

«Шатуны» на фронте

Описание и анализ существования живых мертвецов в рядах Русской Императорской армии крайне затруднены. Свидетельства носят мозаичный характер. Но оживание убитых солдат было отмечено уже в первые месяцы войны, причём в обеих армиях. Очевидец живописал происходившее так:

«Разсказывают, что в августовских дебрях находили много тел, точно обнявшихся перед смертью. Умирали, схватившись: даже смерть не разжимала рук. Сейчас еще лежат массы павших. Восемь тысяч немцев похоронены только здесь. Но лишь отойдешь в сторону от дороги, – изо рва или перепутавшейся поросли на тебя смотрят широко открытые остановившиеся глаза…».

Осенью того же года воскрешения стали сродни очагам эпидемии. Соседство с ожившими, удостоившимися в солдатских среде и диалекте прозвища «шатуны», стало невыносимым для солдат и офицеров — даже в тылу. Артиллерийский офицер записывал в своём дневнике: «12-го ноября. Положение становится уже окончательно невыносимым. Вероятно, уже всё погибло. После войны остаться на военной службе будет нельзя. <…> Что же делать? Значит остаётся только револьвер? Неужели нет больше средств?». Единственным выходом ему виделось присоединение к сонму однополчан, воскресших из мёртвых!

В одном из очерков о войне Я. Окунева читаем: «Дым рассеивается, и в нескольких саженях от окопов видна гора тел, вышиною около аршина. Торчат руки, как будто, угрожающие кому-то кулаками, ноги, сведенные судорогой, лица, искаженные ужасной мукой, блестят подковы на копытах лошадей, свалившихся в одну кучу с людьми, скошенных пулеметными и ружейными выстрелами… Она живая эта гора: руки, высунувшиеся из нея, шевелят пальцами, лица гримасничают ужасные гримасы предсмертной муки!». Это и были «шатуны».

К середине кампании 1915 года командованию на уровне армий уже было проще замалчивать проблему «шатунов», нежели принимать и получать материалы о них по команде. Однако истинное положение с головой выдавали донесения о боевых потерях в войсковых частях – умолчание о восставших из мёртвых ратниках приводило к серьёзному занижению общих потерь. Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта генерал от инфантерии М. В. Алексеев был буквально вынужден вмешаться в ситуацию специальным приказом от 27 июня 1915 г., гласившим:

«В войсковых донесениях очень часто умалчивается о потерях, понесенных во время боев в людях и особенно в материальной части. <…> Требую, чтобы в будущем от меня не были скрываемы потери…».

Между тем, тайна воскрешения из мёртвых (тогда тайной не являвшаяся!) подчас невольно или намеренно раскрывалась в служебной переписке структур Действующей Армии и военного ведомства. Сейчас эти документы доступны исследователям в архивах и, несмотря на очевидно проведённую в минувшие десятилетия масштабную работу по их «чистке», всё же могут быть выявлены. Вот один из примеров тому, на мой взгляд, не допускающий двоякого толкования:

«Начальник Военной автомобильной школы по части технической – Управляющему делами Технического Комитета Главного Военно-Технического Управления.

11 ноября 1915 г.

№ 7738.

г. Петроград.

Сношения от 5 января с.г. за № 705 с сообщением предложения Г. Г. Сойкина бронированных автомобилей было передано умершему Штабс-Капитану МГЕБРОВУ, которое и не было им возвращено.

Генерал-Майор СЕКРЕТЕВ».

Одним из немногих известных примеров массового участия оживших покойников в бою в 1914–1918 гг. является оборона другой крепости западного порубежья Российской империи – Осовца. 24 июля (6 августа) 1915 г. германские войска предприняли химическую атаку передовой крепостной (Сосненской) позиции, и 18-й ландверный полк выдвинулся для её занятия. Однако немцев повергла в шок и смешала их планы контратака 13-й роты 226-го Землянского полка под командованием подпоручика Котлинского. Она сохранилась в истории как «атака мертвецов», и это неспроста.

В то же время, в кругах тогдашнего крупного бизнеса вызревает и полноценное лобби мертвецов-воинов. Рост их количества в рядах Русской армии виделся финансовым воротилам весьма выгодным: «шатун» исполнителен, неустрашим, вынослив, а главное – не нуждается в снабжении и продовольствии. Член правления Торгово-промышленного банка князь С. В. Кудашев был одним из таких наиболее последовательных лоббистов. В разгар «Великого Отступления» в 1915 году он писал министру иностранных дел С. А. Сазонову о необходимости пойти на чрезвычайные меры и призвать под ружьё сразу полтора миллиона человек, «чтобы одна часть людей, призываемая в первую очередь, для пополнения выбывших, обречена была вследствие своей необученности верной погибели. Но дала бы время остальным… Сперва вольются в строй 300.000 человек, которые и лягут костьми в первый же месяц. Через месяц появятся 300.000 человек (sic!) слабо обученных, получивших месячное образование… Так что материал солдатский будет все время улучшаться». Следует отметить, что Кудашев писал, находясь в Ставке, где и продвигал свои идеи в жизнь.

Однако полноценно развиться им довелось только в 1917 году, после падения самодержавия и распада Русской армии во всех смыслах этого слова. Подобные подразделения, сохранившиеся в исторической памяти под названием «батальонов смерти», действительно формировались в революционную пору в большом количестве. По предварительным оценкам, действующую армию наводнили миллионы неживых. Живые же культивировали образ смерти как наилучшей альтернативы всей политической демагогии.

На данном этапе исследования невозможно указать причину и сколь-либо точное время спада и завершения пандемии восстаний из мёртвых в России после 1917 года. Да и завершения ли? История Гражданской войны в России 1918–1921 гг. и первых десятилетий советской власти – с «психическими атаками» частей Белой гвардии, выглядящими отчаянным, но единственно возможным способом инициации из vitum в postmortem; с нечеловеческой жестокостью «красного террора», запечатлённой выдающимся историком С. П. Мельгуновым, так и не осмелившимся раскрыть всей правды… — предстаёт продолжением той же, отнюдь не прервавшейся цепи.

Живые мертвецы: след в литературе

Упоминаний о «шатунах» в 1914–1918 гг. в советской научной и художественной литературе крайне мало. Но всё же они есть. Наиболее очевидный тому пример – творчество писателя Валентина Пикуля. Именно он, вопреки даже всесильной цензуре, впервые приоткрыл миллионам сограждан величайшую тайну неизвестной им войны.

В романе «Моонзунд» Пикуль, описывая оборону Либавы в мае 1915 года, изобразил одного из её участников так:

«…Город словно вымер. Со стороны парков слышалась стрельба. Последним прошел через Либаву штрафной матрос, отставший от своей части. Он волочил на сытом загривке пулемет «шоша». <…>

На центральной площади города лежал мертвый матрос, убитый выстрелом в лицо. Его оттащили за ноги в сторону и бросили в траву сквера».

А два года спустя, уже в ходе обороны мыса Церель…:

«…Мимо комиссара здоровущий матрос протащил на своем сытом загривке пулемет «шоша». На вопрос, куда он его тащит, ответил честно:

— На пропой братишкам. На мызе с бароном договорились…

— Стой! Именем революции — не ползи, гнида!

— Иди ты…

Блеснул огонь из маузера. Пулемет, рушась сверху на убитого, раздробил ему череп возле уха. Все было так неожиданно, что Артеньев даже растерялся… Гарнизон притих, строй выровнялся».

Сознательно ли автор оставил воскресшего матроса или попросту недоглядел – сказать наверняка сложно. Но в его творчестве есть и более веское свидетельство – фрагмент текста миниатюры о генерале М. И. Драгомирове: «Но когда я думаю о Драгомирове, он почему-то предстает передо мною в последние годы жизни. Я вижу его в степной глуши на хуторе близ Конотопа, где из высокой травы стрекочут цикады. Однажды тут раздались два выстрела — и выросли две могилы на хуторе. Сыновья Драгомирова покончили с собой, не в силах выносить отцовской деспотии…». Речь здесь идёт о генерале от кавалерии Абраме Михайловиче и генерал-лейтенанте Владимире Михайловиче Драгомировых, как известно, служивших до преклонных лет!

Но почему воскрешение мертвецов оставалось сверхсекретным на протяжении века? Ответ представляется нам лишь один: власти скрывали, и продолжают скрывать.

В первые годы советской власти была выпущена брошюра «Как отличить мертвеца». Сразу по выходу из печати она угодила в спецхраны за семью печатями и грифами, лишь недавно став достоянием общественности.

Вплоть до конца 1990-х годов не было проведено ни одного комплексного исследования потерь Русской армии в 1914–1918 гг. с опорой на архивные источники. Но этому, вероятнее всего, воспрепятствовал запрет из высших эшелонов. Уникальная картотека потерь русской армии в Первую мировую, будучи в годы Великой Отечественной войны эвакуированной за Урал, по сей день хранится в районном архиве г. Ялуторовска Тюменской области. О нём мало кто знает, и еще меньше исследователей могут добраться до такой глубинки.

В преддверии 100-летия начала Великой войны продолжать замалчивать его оказалось невозможно. Как следствие, 30 января 2014 году по телевидению был показан репортаж о якобы сенсационной находке — коллекции архивных документов, обнаруженной почему-то в Тобольске. При этом ситуация с доступом к «Ялуторовскому архиву» не изменилась и вряд ли изменится.

Но правды не утаить. «De mortuis aut bene, aut nihil», — изрек древнегреческий философ Хилон ещё в VI в. до н.э. Воплощение даже этой максимы до сих пор остаётся невозможным, «nihil» непоколебим. Настало время припомнить иное высказывание того же мудреца и твердо следовать ему: «De mortuis — veritas!».