Где кутили сливки общества Серебряного века, и почему богема Петербурга предпочитала «собачью» жизнь?

Париж на улочках Петербурга

Знаменитый художественный критик Александр Бенуа писал: «Вздумали наши театральные эстеты создать в Петербурге то, чем (уже не первый десяток лет) славился Париж, а для многих русских людей это даже служило главной приманкой Парижа. Я имею в виду парижское «кабаре», т. е. то вечно разнообразное, причудливое, почти всегда дурашливое зрелище, что временами могло принимать характер чего-то обличительного, но что главным образом потешало даже и «самых серьёзных» людей и что было разбросано по ряду маленьких предприятий на склонах Монмартра». С начала XX века и вплоть до 1917 кабаре распространились по всей России.

Но у кабаре в Москве и Петербурге были и русские корни — традиции литературных кафе, артистических салонов и даже маленьких домашних кружков и театров, где встречались сливки общества и ставили небольшие веселые спектакли, играли в шарады и устраивали розыгрыши.

От «Башни» Иванова к подвалу «Бродячей собаки»

В начале века вся петербургская богема собиралась на «средах» в «Башне» Вячеслава Иванова. Именно на одной из таких «сред» поэты открыли для себя талант юной Анны Ахматовой, и именно посетители «Башни» спустились потом в «подвал», открыв знаменитое кафе-кабаре «Бродячая собака». С кабаре были связаны и многие другие известные люди — Александр Бенуа и Мстислав Добужинский, Всеволод Мейерхольд и Федор Комиссаржевский, Осип Мандельштам и Велимир Хлебников.

 Одним из самых распространенных образов тех годов был «пир во время чумы». Чтобы не думать о надвигающейся грозе, люди веселились напропалую. Большой популярностью пользовались, например, капустники. На одном из таких, в 1909, гигант Федор Шаляпин состязался с режиссёром Леопольдом Сулержицким во французской борьбе. Аккомпанировал этому действу оркестр под руководством Владимира Немировича-Данченко. Тут же актёры распевали дуэты и пародировали «гризеток». Цыганы, цыганки, клоуны, танцоры, хулиганы — кого только не было в кабаре.

Большой популярностью пользовались капустники в кабаре

В кабаре пускали только избранных. «Летучая мышь» в Москве открывалась как закрытый клуб Художественного театра. Приглашённый в кабаре должен был пройти обряд посвящения: на него надевали шутовской бумажный колпак как символ беззаботности и веселья. Николай Эфрос вспоминал: «Лица, которые мы привыкли видеть важными и деловитыми, стонали от спазм неудержимого хохота. Всех охватило какое-то беззаботное безумие смеха: профессор живописи кричал петухом, художественный критик хрюкал свиньёй. Такое можно встретить только на кипучем карнавале в Италии или веселой по специальности Франции».

Ирония и скепсис

 В Петербурге кабаре не рассчитывали исключительно на импровизации своих актёров. В местном театральном кабаре «Кривое зеркало» ставили в основном пародии. Доступ на сцену открыли всем желающим из публики — в театральный клуб хлынули студенты и актёры-недоучки. Но находилось место и импровизации: на сцене изображали то испорченный граммофон, то голоса знаменитых актрис.

В 1911 в Петербурге открылось кафе «Бродячая собака»

Русскому кабаре были свойственны ирония и скепсис. Александр Блок писал: «Самые живые, самые чуткие дети нашего времени поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь сродни душевным недугам и может быть названа иронией». Именно поэтому в кабаре процветали пародийный жанры.

Собачья жизнь

В 1911 в Петербурге открылась «Бродячая собака». Алексей Толстой вспоминал, как компания скиталась в поисках подвала, где можно было бы встретить Новый год 1912. Кто-то заметил, что сейчас они похожи на бродячих собак, ищущих приюта. Так и появилось название для будущего культового заведения. «Бродячая собака» стала настоящим домом для петербургской богемы, которая чувствовала себя загнанной в ощущении надвигающейся угрозы. «Нам (мне, Мандельштаму и многим другим), — вспоминал Владимир Пяст, — начинало казаться, что весь мир, собственно, сосредоточился в «Собаке», что нет иной жизни, иных интересов, чем «собачьи».

Главным символом «Бродячей собаки» была лежащая на тумбе у входа «Свиная книга». Она была испещрена стихами, шаржами и нотными знаками. Книга стала настоящей летописью кабаре. Приход нового гостя возвещали ударом в огромный турецкий барабан, который стоял в большом зале. На нем отбивали и «стражу». За этим поручено было следить Кузнецову. Иногда обязанности «стражника» исполнял Владимир Маяковский, «возлежавший на барабане в позе раненого гладиатора.