Как Толкин и Льюис подружились: из Шира в Нарнию и обратно

Клубы и тайные общества всегда были важной частью жизни Джона Толкина. В школьные годы он организовал ЧКБО, который распался только после Первой мировой войны. Позже был клуб «Углерезов», а потом появились знаменитые «Инглинги», чьим ядром стали сам Толкин и Клайв Льюис.

Льюис тоже питал привязанность к собраниям приятелей, где за пинтой пива можно было обсудить последние новости науки и литературы, и, безусловно, умел дружить. После гибели своего товарища Эдварда Мура будущий писатель взял на себя ответственность за его семью и называл Джейн Мур, маму Эдварда, собственной матерью.

Толкин и Льюис познакомились 11 мая 1926 года, а их дружба закончилась 22 ноября 1963-го со смертью одного из писателей. Рассказываем, что нашли друг в друге автор «Властелина колец» и создатель «Хроник Нарнии».

Медиевист из лагеря «литов» и «болтливый типчик»

Биограф Толкина Хамфри Карпентер был уверен, что во второй половине 20-х оба писателя нуждались в общении и искали людей, совпадающих с ними в интересах и убеждениях:

«Во время войны так много старых друзей погибло, что выжившие ощущали необходимость держаться поближе друг к другу. Дружба такого рода была явлением весьма примечательным и в то же время совершенно естественным и неизбежным».

Однако Толкин и Льюис не то чтобы сразу понравились друг другу. Первый увидел в новом знакомом — двадцатисемилетнем наставнике по английскому языку и литературе в Модлин-Колледже — ученого из враждебного лагеря «литов». А Льюис в дневниках характеризовал молодого профессора англосаксонского языка как «спокойного, бледного, болтливого типчика», впрочем, великодушно уточнил, что Толкин представляется ему «совершенно безобидным».

Обоих писателей объединяла любовь к исландским сагам и скандинавской мифологии, пиву, спорам и долгим задушевным беседам. И Толкин, и Льюис были деятельными людьми, поэтому, помимо изучения корпуса северных текстов и создания собственных произведений, они мечтали о переменах на факультете, вместе строили планы и плели интриги. «Позволь тебе напомнить, что за каждым деревом прячутся замаскированные орки», — как-то написал Льюис в ответ на одно из заговорщицких посланий своего друга.

В 1927 году будущий автор «Хроник Нарнии» стал завсегдатаем клуба «Углерезов», а когда общество выполнило свою задачу, перечитав и обсудив все саги, он вместе с Толкином создал «Инглингов». Теперь члены кружка комментировали не чужие произведения, а свои собственные.

Самый преданный читатель

Профессор признавался, что именно Льюис внушил ему веру в его писательский талант:

«Мой неоплатный долг по отношению к нему состоит не в том, что обычно понимается под словом „влияние“, а в том, что он просто подбадривал меня. Долгое время он был моим единственным слушателем. Он единственный подал мне мысль о том, что мои „побасенки“ могут стать чем-то большим, чем личное хобби», — писал Толкин в своем дневнике.

Льюис действительно был преданным и благодарным читателем своего друга. Одним из первых произведений, которое Толкин показал новому приятелю, стала поэма «Берен и Лутиэн», и тот отозвался о тексте более чем лестно:

«Могу сказать совершенно откровенно, что не припомню, когда мне в последний раз доводилось столь приятно провести вечер. И дело не в том, что мне нравилось читать поэму, написанную моим другом: я получил бы не меньше удовольствия, будь это книга неизвестного автора, случайно купленная в лавке».

В 1961 году уже больной Льюис хлопотал о присуждении Толкину Нобелевской премии. Однако комитет отклонил кандидатуру профессора, пояснив, что его произведения «ни в коей мере нельзя назвать прозой высшего класса».

Что же до отношения самого Толкина к произведениям Льюиса, то оно было гораздо более неоднозначным. Профессор подозревал, что идея Нарнии, появившейся позже вселенной «Властелина колец», была украдена именно у него, и критиковал друга за плохо проработанный мир. Некоторые высказывания автора «Хоббита», по-видимому, были настолько обидными, что Толкину приходилось долго и искренне просить прощения:

«Мои стихи и мое письмо — следствие того, что я вдруг резко осознал (и нескоро о том забуду), сколько боли может примешаться к авторству, в том, что касается как творения, так и „публикации“, каковая является существенной частью процесса в целом. А яркость осмысления, конечно же, объясняется тем, что ты, к кому я питаю глубокую привязанность и сочувствие, оказался жертвой, а сам я — обвиняемым. Я и сам вздрагивал под полупокровительственной, полуиздевательской плетью, в то время как дорогие моему сердцу мелочи становились просто-напросто предлогом для словесной живодерни». 

Из письма Толкина Льюису, 1948 год

Возвращение блудного сына

Однако профессор явно не остался в долгу у своего друга. В отрочестве Льюис увлекся оккультизмом и мифологией и отошел от христианства, а позже и вовсе разочаровался в любых верованиях. Его атеизм расстраивал искреннего католика Толкина и вынуждал того проводить душеспасительные беседы. Причем настолько проникновенные, что и Льюис в какой-то момент уверовал. Но, к огромному разочарованию друга, он обратился не в католицизм, а вернулся в англиканскую церковь, адептом которой был в детстве.

Оставим за скобками этические моменты поведения друзей. В этой ситуации важным кажется то, что, вновь обретя веру, Льюис стал ярым ее сторонником и очень быстро завоевал популярность в качестве христианского проповедника. Причем такую большую, что, как пишет Карпентер, Толкин мог завидовать его славе, как завидует учитель превзошедшему его ученику. Более того, именно благодаря этим переменам в сознании Льюиса родилась нарнийская вселенная, наполненная аллюзиями из Библии.

Общение двух писателей длилось почти 37 лет, и, как любые человеческие отношения, оно омрачалось обидами и ревностью. Однако оба автора были искренне привязаны друг к другу и разделяли интересы, что, по мнению Льюиса, и является залогом долгой и крепкой дружбы:

«Дружба возможна только тогда, когда нам что-то важнее дружбы. Если человек ответит на тот вопрос: „Да плевал я на истину! Мне друг нужен“, он может добиться только привязанности. Здесь „не о чем дружить“, а дружба всегда „о чем-то“, хотя бы это было домино или интерес к белым мышам».

Клайв С. Льюис. Эссе «Любовь», глава «Дружба»