Художественное направление, к которому Кустодиев тяготел в 1910-е гг., называют неоклассицизмом. Оно предполагало ориентацию на великие образцы классического искусства, на традиции академической живописи. Такие тенденции во многом шли вразрез с авангардными течениями модернистского искусства начала ХХ в. Эстетика модерна ориентировалась на другие стандарты красоты: изысканная чувственность, рафинированный излом, декаданс и усталость. Купчихи и крестьянки Кустодиева были полной противоположностью этим идеалам.
Обращение Бориса Кустодиева к эстетическим канонам прошлого было своеобразным бегством от реальности – тяжелейшая болезнь (паралич нижней части тела из-за опухоли в позвоночнике) приковала художника к инвалидному креслу, а российские реалии 1917-1920 гг. заставляли бежать в мир фантазий от разрушающегося на глазах старого уклада патриархальной России с купчихами и народными гуляньями в тихих провинциальных городах. Благодаря работам Кустодиева мы можем сложить представление о дореволюционной жизни поволжских крестьян и мещан, чей быт так полно и красочно отразился в картинах художника.
Кустодиев – автор целой галереи женских образов. Его часто обвиняли в том, что он изображает не народный, а простонародный идеал красоты, хотя его работы далеки от идеализации – многие видят в них иронию и гротеск. Некоторые критики утверждают, что его творческая манера – это «сон о небывалой России», где дородные женщины символизируют гармонию, покой и уют русского мира.
Часто моделями для купчих Кустодиева становились представительницы интеллигентной среды – для «Купчихи за чаем» ему позировала Г. Адеркас – студентка медицинского факультета, жившая по соседству. Жена Кустодиева не обладала такими же пышными формами, как его модели. Но когда его спрашивали, почему он пишет дородных женщин, он отвечал: «Худые женщины на творчество не вдохновляют».
Обнаженные пышные русские красавицы вдохновляли не только автора. Говорят, кустодиевская «Красавица» (1915) свела с ума одного митрополита, который признавался: «Видимо, диавол водил дерзкой рукой художника, когда он писал свою «Красавицу», ибо смутил он навек покой мой. Узрел я ее прелесть и ласковость и забыл посты и бдения. Иду в монастырь, где и буду замаливать грехи свои». Критики же видели в этой картине «и любование, и эротику, и иронию».
В. Володарский писал о кустодиевской красавице: «Восторг перед плотской красотой этой купчихи, ее здоровьем, примитивной радостью бытия и злая ирония – вот комплект чувств, которые испытываю я при виде картины». Наверное, такие же противоречивые эмоции испытывает и современная публика, глядя на работы художника.