Это кладбище расположено у ворот Виктории в Гайд-парке, и в нем находятся не менее трех сотен могил собак, кошек, канареек и даже обезьян. Его история началась в 1881 году, когда у некоего джентльмена умер мальтийский терьер по имени Черри. Пес обожал этот парк, и хозяин решил, что было бы логично похоронить его в этом умиротворяющем месте. Он договорился со сторожем-привратником по имени Уинбридж, и тот разрешил похоронить питомца у своей сторожки. Над могилой была поставлена каменная плита с надписью: «Бедный Черри. Умер 28 апреля 1881 года».
На этом мистер Уинбридж хотел завершить практику захоронений, но случай распорядился иначе. Через год после гибели Черри прямо у все той же сторожки привратника карета сбила пса по имени Принц. Он принадлежал актрисе Луизе Фэрбротер, жене герцога Кембриджского, так что отказать ей не было никакой возможности. Так появилась вторая могила. Вскоре слух об «элитарном» кладбище домашних животных разлетелся по всему Лондону.
Хоронить здесь свою собаку или кота стало модным. Так что всего за пару десятилетий мрачные угодья сторожа Уинбриджа разрослись до небольшого некрополя. С 1881 по 1903 годы здесь похоронили больше 300 животных. Однако с уходом привратника на пенсию эту практику запретили. Впрочем, новые могилы изредка появлялись здесь вплоть до начала Второй мировой.
Некоторые из похороненных здесь животных стали своего рода легендой. Например, сторожевой пес по имени Гелерт, который верно служил своему хозяину, и когда на его сына напал волк, бросился на помощь, сумев одолеть хищника. Однако волк все же успел смертельно ранить ребенка, и хозяин, подоспевший слишком поздно, решил, что именно Гелерт загрыз его сына. Только после того, как разъяренный мужчина пристрелил своего пса, он обнаружил невдалеке тело волка. Осознавая свою ошибку, хозяин похоронил героического пса, удостоив его шикарного надгробия.
Где-то неподалеку можно найти могильный камень с надписью: «Балу. Отравлен жестокосердным швейцаром в Берне в 1899 году». Как видите, это кладбище — источник множества трагических сюжетов.
Тут будет уместно снова вспомнить Стивена Кинга. Во вступлении к его (очевидно какой именно!) книге есть отличный момент, в котором он объясняет свое отношение к смертям домашних животных:
«У моей дочки, тогда восьмилетней, был кот по имени Смаки, которого она обожала, но вскоре после переезда в Оррингтон я нашел его мертвым на лужайке у дома через дорогу. Кот моей дочери тоже погиб на плохой дороге, на шоссе номер 5. Мы похоронили его на кладбище домашних животных. Дочка сама соорудила надгробие и написала на нем: «СМАКИ: ОН БЫЛ ПОСЛУШНЫМ». (Разумеется, Смаки не был послушным; он был котом!).
Все вроде бы было нормально, пока в какой-то из вечеров я не услышал топот, доносившийся из гаража и сопровождавшийся плачем и странными хлопками, похожими на взрывы крошечных хлопушек. Я пошел посмотреть, что происходит, и обнаружил в гараже свою дочь, разъяренную и прекрасную в горе. Она нашла несколько больших листов пупырчатой пленки, которую используют для упаковки хрупких предметов, расстелила их на полу и давила пузырьки ногами с криками: «Это был мой кот! Пусть Бог заведет своего кота! А Смаки был мой!» Я считаю, что подобная ярость — самая правильная реакция думающего, восприимчивого человека на настоящее, большое горе. И я всегда восхищался дочерью за ее дерзкий выкрик: Пусть Бог заведет своего кота! Все верно, малышка, все верно».
— Стивен Кинг. «Кладбище домашних животных».