Артиллерия в эпоху паруса

Утвердилось мнение, что в эпоху паруса выучка английских комендоров и пушкарей была на порядок выше, чем у их соперников — французов и испанцев. Так считали оппоненты островитян: например, французский адмирал де Грасс, который потерпел поражение в сражении у островов Всех Святых в апреле 1782 года и попал в плен, бросил британскому адмиралу Роднею: «Мы отстали от вас на 20 лет. На каждые наши два залпа вы давали три». Такого же мнения придерживались видные морские историки вроде Уильяма Лиарда Клоуза или Уильяма Стенхоупа Лоувелла. Но так ли всё обстояло на самом деле?

Инструкции и распоряжения

Первые руководства по учениям орудийных расчётов появились в Роял Неви в 1745 году. В статье XXXV Боевых инструкций (Articles of War) по флоту было сказано:

«Капитан корабля обязан поддерживать дисциплину на вверенном ему судне и часто проводить упражнения артиллерийских команд с большими и малыми пушками (great guns and small arms), чтобы получить преимущество в бою (to render them more expert in time of battle), а также записывать в судовом журнале время этих учений».

Этот пункт некоторые адмиралы иногда вносили и в Инструкции по флоту (Fleet Orders). Например, дотошный Джон Джервис, будущий лорд Сент-Винсент, в 1797 году даже детализировал график тренировок по стрельбе, сообщив, что в гавани они должны проводиться каждый день с не менее чем пятью пушками, а в море — «когда позволит погода, но достаточно часто».

Собственно, полезность таких упражнений признавали и капитаны кораблей. Командир фрегата Amazon Риу (Riou) в 1799 году отмечал:

«Для получения настоящего мастерства в командной артиллерийской стрельбе орудийные расчёты должны упражняться каждый день (исключая воскресенье), если ничто экстраординарное не мешает тренировке. На учения с пушкой одного орудийного расчёта уходит чуть менее часа и включает в себя: 1) откат орудия от порта; 2) укладку порохового картуза и картонного пыжа; 3) накат орудия к порту; 4) холостой выстрел; 5) а также перекат пушки из носа в корму и обратно, чистку ствола и самой пушки».

Примерно такие же требования предъявлял к тренировкам орудийных расчётов и кэптен 74-пушечного корабля Mars Дафф в 1803 году. Он считал, что тренировка должна происходить каждый день, кроме воскресенья, и в ней должны участвовать не только артиллеристы, но и морские пехотинцы, чтобы в бою уметь работать с пушками. Перечислять можно долго: Нельсон, Коллингвуд, Сомарец и другие действительно издавали приказы по флоту, где устанавливали регламент и график тренировок.

Как было на самом деле

В реальности всё было не так однозначно. Если мы посмотрим уже названную статью из Боевых инструкций (а именно они и были дисциплинарным уставом для капитанов), то увидим, что Адмиралтейство не давало чётких указаний по времени, периодичности и длительности учений, оставив этот вопрос на совести командиров кораблей. В результате каждый капитан определял их для себя сам. И получались ситуации вроде такой. 21 августа 1805 года у Бреста 80-пушечный Caesar вступил в перестрелку с французскими кораблями. Главный комендор Ричардсон отметил, что к тому моменту двадцать человек из орудийных расчётов ещё ни разу не видели пушку. Может быть, это досадное исключение? Нет. На нельсоновском Victory, если верить воспоминаниям матроса Джеймса Френча, учения производились раз в неделю. Адмирал Стопфорд, принявший в 1809 году команду над блокирующей эскадрой у Бордо, первым делом затребовал вахтенные журналы с кораблей. И увидел, что за всё время блокады — примерно пять месяцев — артиллерийские учения проводились лишь четыре или пять раз.

Но если бы только это! Уильям Прингл Грин, мичман с Conqueror, отмечал:

«На многих кораблях Его Величества тренировки орудийных команд проходили с одними и теми же пушками. Хотя логика диктует, что пушки каждый раз должны быть разные, в действительности, особенно во время дальнего похода, все палубы могли быть заставлены припасами, матросским скарбом, свёрнутыми гамаками и т.д. В результате во время боя выяснялась не очень приятная особенность: те пушки, с которыми тренировались, были вычищены, выдраены, готовы к бою и отлично стреляли. На остальных же пушках часто наблюдались неисправности, например, ржавчина в стволе или повреждённый лафет, или ослабшие и истёршиеся канаты. В бою эти пушки часто самовзрывались, отскакивали в сторону, сваливались с лафетов, отрывались от креплений. Отдельно стоит сказать и об инструментах, которые используются для ухода за пушками. Неиспользуемые в течение длительного периода губки часто просто крошились, банники внезапно оказывались лысыми или сломанными, если же сюда приплюсовать суету во время боя, манипуляции с боеприпасами и т.п., понятно, что такие последствия не должны казаться необычайными».

К этому стоит прибавить и поведение людей в стрессовой ситуации — в бою. Тот же Френч писал, что в его орудийном расчёте «был негр, просто боявшийся выстрелов, и поэтому бесполезный в бою», и ирландец, «который любил залиться алкоголем и любую операцию, даже самую простейшую, выполнял не менее 10 минут».

Отдельно стоит сказать и о боевом опыте капитанов Нельсона. Из 27 кораблей лишь пять служили под его началом в Средиземноморском флоте. Остальные же были собраны из различных эскадр (блокировали Брест, Рошфор, Ферроль) и имели разный боевой опыт. Десять капитанов служили под началом Нельсона в разные годы, пятеро из них, а также адмирал Коллингвуд ранее командовали линейными кораблями. 13 капитанов участвовали в сражении при Финистерре под началом Кальдера 22 июля 1805 года. Два капитана имели опыт боя «корабль против фрегата», один командовал блокшивом, семеро ранее были капитанами фрегатов и имели опыт действий против фрегатов противника. Один капитан не имел никакого опыта сражений.

И ещё один факт: примерно половина эскадры Нельсона имела слабую артиллерийскую подготовку и последний раз проводила учения орудийной прислуги три и более месяцев назад. Заслуга Нельсона состоит в том, что он заставил свою эскадру выступить в Трафальгарском бою как единый механизм, и капитаны с различным опытом, так же как артиллеристы с различной подготовкой, смогли переиграть французов и испанцев.

А как у соперников?

Может показаться, что британская практика стрельбы почти не отличалась от французской или испанской. Это не так. Скорее, британская стрельба из пушек не находилась на какой-то недосягаемой высоте. Более того, в ряде случаев и на ряде кораблей она была откровенно плохой и вполне купировалась бы нормально поставленной у противника боевой учёбой. Однако у французов с испанцами дела обстояли ещё хуже.

Вот несколько примеров. Мичман Робертс с Victory писал, что 74-пушечный Revenge начал бой в 12:35 и к 16:45 был окружён пятью кораблями — четырьмя французскими и одним испанским. Тем не менее Revenge смог отбиться и некоторых своих противников даже захватить, что объяснялось отвратительной стрельбой союзников.

Французский капитан Вилльмадрин с 74-пушечного Swiftsure (корабль был захвачен французами в 1802 году), по признанию офицеров с его визави Colossus, проделал гениальный манёвр, который должен был привести к убойному залпу. Однако почти все ядра французов пролетели мимо либо ударились перед британским кораблём, и подошедший на помощь англичанину Orion закончил дело, дав по французу продольный залп в корму.

Капитан знаменитого Redoutable Люка вспоминал, что его пушкари вели огонь настолько плохо, что он «пригрозил командирам расчётов повесить их, если стрельба не наладится».

Помимо плохой подготовки французских артиллеристов стоит упомянуть и одну из составляющих пороха — селитру. Британцы на протяжении всех Наполеоновских войн использовали привозную индийскую селитру, тогда как французы производили её сами. В результате французский порох образовывал меньше пороховых газов, нежели английский, что подтвердилось при Абукире: «На одинаковой дальности английские ядра поражали наши корабли в борт, тогда как наши падали, недолетая до их кораблей». Поскольку пушки были примерно одинаковыми, ядра тоже, дистанция одна и та же, способы зарядки и меры пороха на выстрел не отличались, остаётся предположить только одно: французский порох действительно был менее качественным.

Ещё на один недостаток французской стрельбы указал Пьер Сево (Sevaux), начальник по боеприпасам (master at arms) на французском линкоре Fougueux:

«Согласно нашей плохой традиции, мы начали стрелять с большой дистанции и выпустили более 100 ядер прежде, чем враг сблизился с нами на действенную дистанцию боя».

К этому стоит добавить, что французская нижняя батарея состояла из 36-фунтовых орудий, более тяжёлых, нежели английские 32-фунтовые, и во время этого бессмысленного обстрела орудийные расчёты просто устали.

В 1790 году инспектор британской артиллерии Блумфилд, борясь с разрывами пушек на кораблях, разработал и внедрил новую их конструкцию. Пушки Блумфилда были усилены кольцами в казённой части и в начале ствола, что уменьшило количество саморазрывов пушек. У французов же такая система была принята только в 1803 году, и большинство их пушек после интенсивного использования было склонно к разрывам. Что и происходило, к примеру, на Redoutable и флагмане Вильнёва Bucentaure.

Отдельно стоит упомянуть испанцев. При Трафальгаре британцы стремились к ближнему бою и на дальней и средней дистанции старались бить в корпус, французы также стреляли в корпус, но из-за скверной подготовки команд и плохого пороха били на недолётах. Испанцы же стреляли в белый свет как в копейку, ведя огонь по мачтам и вантам, причём прицел брали очень высоко.

По воспоминаниям Грина, испанские залпы с Santisima Trinidad сбили с Conqueror «клотик на фок-мачте, несколько канатов и проделали пару дыр в третьем ярусе парусов». Подобное отмечал и Колин Кэмпбелл с Defiance:

«За всё время боя с испанским флагманом Гравины Principe de Asturias в нас не попали ни разу. Испанцы целили слишком высоко — почти все ядра прошли на уровне бом-брам-стеньги и выше, и за 20 минут огневого контакта у нас убили лишь одного человека, да и то случайно».

Жикль Туш, который во время Трафальгара наблюдал за боем, находясь на Orion в качестве военнопленного, горько вздыхал:

«Мы и испанцы потратили впустую массу ядер, стреляя то в воду, то в мачты. Если бы треть из этого количества попала в корпуса британцев — битва закончилась бы нашей победой».

Британцы же, наоборот, сохраняли силы расчётов для боя и открыли ответную стрельбу лишь с расстояния 150 ярдов (137 м) и ближе, то есть с пистолетной дистанции, когда почти каждый выстрел достигает цели.

Стоит сказать, адмирал Пьер-Шарль Вильнёв и не ждал особой помощи от испанцев, охарактеризовав испанский флот так: «Прекрасные и гордые корабли, укомплектованные пастухами, нищими и небольшим количеством моряков». И это было правдой. По воспоминаниям капитана Мистраля с французского линкора Neptune, когда 100-пушечный Royal Sovereign приблизился к его кораблю и испанскому 100-пушечнику Santa Ana, то в артиллерийский бой с англичанином вступил только французский корабль. Испанские артиллерийские расчёты в большинстве своём захлопнули порты и убежали к другому борту, чтобы не быть задетыми щепками, разлетающимися по всей палубе от попаданий британских орудий. Согласно британским воззрениям, подтверждённым практикой, стрельба в корпус корабля вносила смятение и страх в души вражеских артиллеристов. Ядро, на ближней дистанции попадая в борт противника, не пробивало его, а проламывало, давая кучу деревянных щепок, раня, убивая и калеча орудийную прислугу. Видя это, остальные артиллеристы противника разбегались от пушек и отказывались от стрельбы по английскому кораблю.

Кроме того, в ближнем бою англичане, как оказалось, имели решающее преимущество — карронады. Стоит понять, что британские тренировки с большими пушками не имели особого значения для дистанции ближнего боя. Тот же Redoutable, сблизившись с Victory, дал несколько залпов по британскому флагману с ближней дистанции. После боя на Victory насчитали 92 попадания в правый борт, 42 из них — в пушечные порты, что заставило английские расчёты захлопнуть их и убежать на другой борт. Но тяжёлое французское 36-фунтовое ядро — это именно «бронебойный» снаряд, малопригодный для уничтожения живой силы противника, тем более находящейся за почти метровой древесной «бронёй». В свою очередь, две 68-фунтовые карронады, стоявшие на верхней палубе британского флагмана, дали всего два залпа картечью сверху вниз по палубе Redoutable, где собиралась абордажная команда, нанесли французам жесточайшие потери в людях (около 200 человек), и атака захлебнулась, не начавшись.

Мичман Бэдкок с британского Neptune отмечал, что в дуэли с Santisima Trinidad «мы поддерживали частый огонь, который вынуждал испанцев отказаться от стрельбы по нам». «Частый огонь» (brisk fire) — понятие субъективное. Бо́льшая часть команды Neptune не участвовала в тренировках орудийных расчётов, и, по данным того же Бэдкока, скорострельность составляла один выстрел в три минуты. Для сравнения: артиллеристы Royal Sovereign под началом Коллингвуда развили на начальном этапе сражения темп стрельбы два выстрела в три минуты. Но и скорострельности Neptune вполне хватило для нейтрализации испанских орудийных расчётов и полного прекращения огня со 140-пушечного левиафана.

Получая повреждения в корпус от английских пушек, особенно в районе ватерлинии, французские и испанские корабли вынуждены были отправлять часть матросов, обслуживающих пушки, к насосам, чтобы откачать воду. Это опять-таки снижало темп и эффективность огня союзников.

Первые 14 кораблей из эскадры Нельсона – Коллингвуда вступили в бой на близкой дистанции и нанесли французам и испанцам существенные потери. Они и сами получили обширные повреждения, однако же смогли выстоять до подхода остальных линкоров. Да, подготовка орудийных расчётов Роял Неви оказалась неоднородной, на некоторых кораблях — вообще недостаточной, однако и этого хватило для того, чтобы выстоять в переломный момент и подавить огонь союзников.

Сыграла свою роль и тактика Нельсона. Парусные корабли не имеют заднего хода. Разрезав союзный флот в двух местах, англичане вывели французский авангард из игры и получили возможность громить подходившие линкоры арьергарда продольными залпами. Вслед за этим образовалась куча-мала, старая добрая свалка, где численное преимущество союзников уже не играло особой роли. В поединке «корабль против корабля» всё решала лучшая подготовленность британских экипажей, правильная тактика стрельбы, которая не давала союзникам вести ответный огонь той же интенсивности, и постоянно подходившие к месту действия британские корабли арьергарда, которые делали преимущество в огне катастрофическим для испанцев и французов. Шанс сцепить свои корабли с британскими и пойти на абордаж, решив дело перевесом в численности команд, не был использован из-за наличия у англичан большого количества карронад, которые картечью наносили абордажным партиям совершенно дикие потери.