Респаун 30-ой дивизии СС из белорусских добровольцев

В ноябре 1944 года 30-я (русская №2) дивизия СС была разбита на Западном фронте. Уцелевших русских добровольцев отправили на укомплектование Русской освободительной армии (РОА), а остатки белорусского личного состава были выведены в тыл для создания новой, теперь уже белорусской дивизии СС.

Последние бои

Успех дивизии 21-22 ноября 1944 года так и остался её единственным значимым достижением. 23 ноября союзники перегруппировались и нанесли по немецким рубежам серию мощных контрударов танками и пехотой при поддержке артиллерии. Оборона 198-й пехотной дивизии была прорвана между Кортлево и Сеппуа, противник вышел к швейцарской границе. Затем настал черёд 30-й гренадерской дивизии войск СС, по которой французы также нанесли несколько сильных ударов танковыми частями и артиллерией.

Противопоставить столь мощному натиску Зиглинг ничего не мог. Поскольку противотанковых пушек в дивизии не имелось вовсе, ситуация из сложной быстро превратилась в безнадёжную. При приближении к их позициям танков бойцы обратились в паническое бегство. Дивизия была сбита со своих позиций, и полную катастрофу предотвратила лишь наступившая темнота. Уже на следующий день, 24 ноября, как только на горизонте показались французские танки, бегство продолжилось. Если бы не стойкость соседних немецких соединений, то 30-я дивизия СС была бы смята и разгромлена. За два дня она откатилась на север к линии Шпехбах — Бернвайлер и практически потеряла боеспособность.

26 ноября в военном дневнике немецкой 19-й армии появилась следующая запись:

«Русские сразу же бегут при появлении танков, даже не пытаясь сопротивляться и стрелять. Некоторые из них обращают оружие против нас. Если не будет подкреплений, то мы не можем гарантировать удержание фронта».

В тот же день немецкий фронт был окончательно прорван на линии Бельфор — Эпиналь – Альткирхен. Части 63-го армейского корпуса были отброшены в сектор Доллер, а 30-я дивизия СС оказалась в районе деревень Бютвайлер, Бальшвайлер и Бернвайлер. В этой ситуации дивизия окончательно рассыпалась: солдаты не подчинялись приказам и разбегались, массово сдаваясь в плен. В некоторых случаях они даже открывали огонь по немецким военнослужащим, стремившимся задержать их бегство. В отчёте 19-й армии об этих событиях говорилось:

«Центральная часть фронта подвергается серьёзной опасности вследствие плохого состояния 30-й дивизии СС и потери Гальфинга <…> Русские из 30-й дивизии СС обращаются в бегство при одном только появлении танков противника. В последние несколько дней также много дезертиров. В Гальфинге группа русских с товарного поезда во время контратаки подняла оружие на немецкие части».

Кульминацией распада дивизии стал переход на сторону союзников «батальона Муравьёва» — подразделения, которое было на хорошем счету у немецкого командования. Муравьёв посчитал, что далее сражаться за Германию уже нецелесообразно, после чего организовал устранение немецкого персонала и сдачу батальона в плен почти в полном составе. В 1945 году он вернулся в СССР, смог легализоваться, жил в Киеве и работал преподавателем в строительном техникуме. В 1970 году Муравьёв был опознан как бывший немецкий пособник и военный преступник, арестован, приговорён к смерти и в 1971 году казнён.

Решение сдаться в плен союзникам для большинства белорусов и русских из 30-й дивизии СС было наилучшим выходом из положения. В этом плену им почти ничего не угрожало, поскольку всегда можно было выдать себя за насильно мобилизованного, а при знании польского языка — за поляка или бывшего польского подданного. В последнем случае пленных ждало зачисление в ряды польских войск, сражавшихся на стороне союзников. Один из бывших белорусских шуцманов, служивший в 30-й дивизии СС, вспоминал (его рассказ приводит в своей книге американский историк Мартин Дин):

«Я очень устал и поэтому залез в стог сена и уснул… Я проспал до полудня, а когда проснулся, увидел в деревне американцев. Я оставил в стогу оружие и ремень и вышел на улицу. Американский солдат, который меня встретил, спросил по-английски: «German?», на что я ответил: «Polish». Тогда второй американец подошёл ко мне и стал говорить со мной по-польськи. Говорил он очень хорошо… Он спросил, откуда я, и я ответил, что я из-под Барановичей и что я не поляк, а белорус. Этот американец сказал, что через два дня мы все будем в польской армии».

Потери дивизии за эти несколько дней исчислялись сотнями человек (главным образом пропавшими без вести) и точно не известны. Есть информация, что в этих боях погиб 38-летний унтерштурмфюрер СС Эрих Файстнер. Тем не менее немецкая бюрократическая машина работала даже в этот критический момент, и на каждого убитого или пропавшего без вести заполнялась особая карточка (дезертиры фиксировались как пропавшие без вести). Сегодня сотни таких карточек хранятся в одном из киевских архивов и доступны для исследователей.

28 ноября 30-я дивизия СС была переподчинена 90-му армейскому корпусу генерала авиации Эриха Петерсена. При этом в строю оставались только дивизионный штаб, разведывательный батальон, некоторые тыловые подразделения и службы, а также несколько сот солдат из разрозненных боевых подразделений. Зиглинг сразу же сообщил в штаб Петерсена, что «дивизия больше не готова к участию в боях, и её использование может быть опасным».

Фактически 30-я дивизия СС перестала существовать. Итог её деятельности был подведён 29 ноября 1944 года записью в военном дневнике 19-й армии:

«Офицеры и кадровый персонал проявили себя с наилучшей стороны <…> 30-я дивизия СС проявила себя хорошо, но показала мало стойкости во время боёв».

Деятельный Зиглинг без дела не сидел: из оставшегося немецкого кадрового персонала и восточных добровольцев он создал боевую группу, во главе которой и прибыл в подчинение 90-го корпуса.

Усилия Зиглинга сохранить хоть что-то и хоть как-то продолжить участвовать в боях на Западе уже никому не были нужны. Остаткам дивизии (около 4000 человек) приказали сдать вооружение и экипировку и пешим маршем двигаться в направлении Нюрнберга. 2 декабря подразделения дивизии собрались на армейском военном полигоне в Мюнзингене (южнее Нюрнберга). 7 декабря остававшиеся на службе русские добровольцы общей численностью около 1000 человек были официально переданы в состав формирующейся 600-й (русской) пехотной дивизии вермахта (будущая 1-я дивизия РОА). Оставшихся бойцов 30-й дивизии СС (немцев и белорусов) отправили на полигон Графенвер в Баварии.

1 января 1945 года 30-ю гренадерскую дивизию войск СС (русскую №2) официально расформировали (приказ был отдан 11 января со старшинством от 1 января). Её остатки распределили по другим частям СС. В частности, 30-й хозяйственный полк СС, находившийся в сравнительно неплохом состоянии и имевший около сотни повозок, был включён в состав 25-й гренадерской дивизии войск СС «Хуньяди» (венгерская №1), которая в тот момент формировалась на эсэсовском полигоне в Нойгаммере. 30-й разведывательный батальон СС включили в 26-ю гренадерскую дивизию войск СС (венгерская №2), формировавшуюся на полигоне в Ширатце, куда батальон прибыл 7 января.

Часть офицеров дивизии была направлена на службу в 31-ю гренадерскую дивизию войск СС. Так, гауптштурмфюрер СС Вернер Циммерманн стал командиром 3-го батальона 79-го гренадерского полка СС, а штурмбаннфюрер СС Гельмут Гантц — командиром 1-го батальона 80-го гренадерского полка СС.

30-я дивизия СС: перезагрузка

В начале января 1945 года оставшийся от 30-й дивизии СС личный состав был сосредоточен на полигоне Графенвер, где дожидался решения своей судьбы. То, что о них не забыли, стало ясно 15 января 1945 года, когда рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер подписал приказ о создании гренадерской бригады войск СС (белорусской №1).

Инициатива создания бригады принадлежала Белорусской Центральной Раде (БЦР) в Германии, одной из приоритетных задач которой было создание белорусских военных формирований для участия в войне против коммунизма. В БЦР появился специальный военный отдел во главе с Константином Езовитовым, который 5 октября 1944 года был реорганизован в Главное управление военных дел (ГУВД). Управление должно было стать своеобразным штабом будущих белорусских военных формирований.

Одним из направлений деятельности ГУВД стало создание белорусского соединения в составе войск СС. Это намерение объяснялось элитным статусом и репутацией войск СС, в составе которых белорусы могли получить наилучшую военную подготовку и в сравнительно короткие сроки создать профессиональное воинское формирование.

Руководство СС формально поддержало эту инициативу, однако в целом отреагировало вяло. О том, что для СС создание белорусской бригады было второстепенным вопросом, свидетельствует совместное немецко-белорусское совещание, состоявшееся в Берлине 24 января 1945 года. Главной темой совещания стало формирование бригады. Если с белорусской стороны в нём участвовали президент БЦР и шеф ГУВД, то немецкую сторону представлял всё тот же оберштурмбаннфюрер СС Ганс Зиглинг, а не какой-либо высокопоставленный эсэсовец.

Впрочем, совещание всё равно имело важное значение, поскольку на нём стороны обсудили все аспекты создания бригады и пришли к соглашению по следующим пунктам:

• в двух батальонах бригады командные должности займут немецкие офицеры, а в одном — белорусские;
• одновременно с формированием бригады должно происходить создание отдельного полка, в котором командный состав будет полностью белорусским. В случае наплыва новых добровольцев начнётся создание следующих белорусских полков;
• командование всеми белорусскими формированиями войск СС будет осуществлять Ганс Зиглинг;
• в белорусском батальоне должен находиться немецкий офицер связи, тогда как батальоны с немецкими офицерскими кадрами должны иметь по три офицера-белоруса;
• при бригаде должна быть создана офицерская и унтер-офицерская школы;
• белорусских офицеров распределили следующим образом: 4 — в штабе бригады; 17 — в составе белорусского батальона; 6 — офицеры связи при двух батальонах, где командирами были немцы; 1 — офицер связи с командиром бригады;
• командным языком в белорусском батальоне и отдельных белорусских полках должен стать белорусский язык, а в немецких батальонах от военнослужащих-белорусов требуется лишь знание основных немецких команд;
• военный суд должен быть совместным;
• члены семей военнослужащих-белорусов получат то же социальное обеспечение, что и члены семей немецких солдат;
• в бригаде должен быть военный капеллан-белорус;
• еженедельно один офицер (белорус) и два солдата (белорусы) должны рапортовать в ГУВД о текущей ситуации в бригаде.

Согласовав с Зиглингом все вопросы, 25 января ГУВД издало приказ №28 о формировании белорусской бригады СС. Этот шаг был сугубо формальным, и больше имел политическое значение, поскольку подчёркивал активное участие БЦР в создании бригады. 28 января президент БЦР Радослав Островский издал приказ о начале приёма добровольцев: офицеров в возрасте до 45 лет, унтер-офицеров и рядовых — до 40 лет. Желающие вступить в бригаду должны были обратиться в любой немецкий полицейский участок или комендатуру войск СС. Вербовку предполагалось проводить среди белорусских остарбайтеров, бывших полицейских, белорусских эмигрантов в Германии и подобного контингента.

Добровольцев было немного, поскольку многие из белорусов, желающих служить и воевать против коммунистов, не хотели вступать в войска СС, предпочитая сугубо белорусские воинские соединения, которые БЦР формировала параллельно с бригадой. Националистически настроенные белорусы справедливо считали бригаду частью немецкой армии, а служить хотели в белорусской. Например, один из бывших солдат 30-й дивизии СС Николай Бобка писал в БЦР:

«Этим вежливо прошу перевести меня из 30-й СС-Ваффен-Гренадир-Дивизии в ряды белорусских войск, так как я по национальности являюсь белорусом и хочу бороться за своё Отечество».

Тем не менее белорусские организации приняли активное участие в создании бригады. 25 января руководитель ГУВД приказал перевести в бригаду из 1-го кадрового батальона Белорусской краевой обороны (БКА):

• 19 офицеров;
• личный состав офицерской школы в количестве 77 курсантов (52 со старшего и 25 с младшего курсов);
• унтер-офицерскую школу в количестве 101 курсанта (58 со старшего и 43 с младшего курсов);
• стрелковый взвод (2 унтер-офицера и 20 рядовых).

Всего было передано 19 офицеров и 200 солдат.

Большинство белорусов, зачисленных в бригаду, являлись ветеранами 30-й дивизии СС. Бригада состояла из следующих частей:

• 75-го гренадерского полка войск СС (белорусский №1) трёхбатальонного состава;
• 1-го разведывательного эскадрона;
• 1-й противотанковой роты;
• 1-й учебно-полевой роты.

Командиром бригады был всё тот же оберштурмбаннфюрер СС Ганс Зиглинг, а офицером связи между ним и белорусским личным составом — майор БКА Борис Рогуля. Командиром полка стал штурмбаннфюрер СС Франц Хеннингфельд, а командирами батальонов — белорусские офицеры: 1-й батальон — ваффен-штурмбаннфюрер Антон Сокол-Кутыловский; 2-й — ваффен-гауптштурмфюрер Дмитрий Чайковский; 3-й — ваффен-гауптштурмфюрер Тамила. Общая численность бригады составляла около 2000 человек, из них 1094 — в 75-м полку СС.

В отличие от 30-й дивизии СС, для белорусской бригады разработали специальную символику. Эмблемой дивизии стал повёрнутый двойной шестиконечный «крест Ягеллонов».

Согласно приказу рейхсфюрера СС от 29 января 1945 года, солдатам предписывалось носить нашивку — бело-красно-белый нарукавный щиток, в верхней части которого на сером фоне была надпись Weissruthenien. Нашивка должна была носиться на правом рукаве выше локтя под нарукавным орлом СС. Также предусматривалась петлица в виде шестиконечного белого креста на чёрном фоне, которую личный состав бригады должен был носить вместо петлиц с рунами СС. Неизвестно, продвинулось ли дело дальше директив и носились ли эти нашивки и петлицы на практике.

Для БЦР создание бригады стало одним из приоритетных направлений деятельности. Ещё 24 января президент БЦР приказал к 1 февраля перевести свою канцелярию к месту дислокации формирования. 25-27 марта Островский посетил бригаду и принял участие в торжествах в честь годовщины Белорусской Народной Республики, в рамках празднования которых состоялся парад подразделений бригады. С целью пропагандистской и воспитательной работы в бригаде издавался еженедельный газетный листок «За независимость», всего вышло не менее четырёх номеров.

9 марта в целях дезинформации разведки союзников Гиммлер решил переименовать бригаду в дивизию. Так появилась 30-я гренадерская дивизия войск СС (белорусская №1). По плану закончить формирование этой дивизии следовало к 30 июня, однако к процессу создания нового соединения немцы приступили лишь формально: ни ресурсов, ни кадров для этого уже не было. Дивизия существовала только на бумаге и никогда не была развёрнута. Белорусы к вопросу расширения своего воинского формирования подошли более ответственно, составив списки белорусского командного состава дивизии.

В начале апреля 1945 года дивизию официально расформировали в связи с отказом немецкого командования формировать в рамках немецких вооружённых сил инонациональные дивизии. После этого Зиглинг сформировал из немецкого кадрового персонала батальон, именовавшийся полицейским батальоном «Зиглинг» и формально включённый в состав 38-й гренадерской дивизии СС «Нибелунген». В то же время некоторые офицеры были напрямую переведены в 38-ю дивизию СС — например, унтерштурмфюрер СС Георг Девальд, попавший в 38-й артиллерийский полк СС. 21-26 апреля батальон Зиглинга дислоцировался в Кельхайме на Дунае, на правом фланге 2-го батальона 95-го гренадерского полка СС из дивизии СС «Нибелунген». Затем батальон пешим маршем через Ландсхут и Вассербург достиг района Химзее, где в мае 1945 года сложил оружие перед американскими войсками.

Что касается солдат-белорусов, то они формально считались уволенными со службы и остались в казармах в Графенвере, ожидая, пока руководство СС решит их судьбу. Однако Гиммлеру уже было не до белорусов. В сложившейся ситуации командование над остатками дивизии неофициально принял Франц Кушель, который видел свою цель в капитуляции перед западными союзниками. 30 апреля белорусские эсэсовцы сдались 5-й армии США. Во время сдачи в плен белорусское формирование насчитывало 50 офицеров, 132 унтер-офицера и 912 рядовых. Большинство из них не имело оружия, зато имелось 50 лошадей, 16 повозок и 6 полевых кухонь. На этом история белорусских формирований войск СС официально завершилась.

Выводы

Решение командования СС сформировать летом 1944 года 30-ю дивизию СС следует признать ошибочным. Выделенные для неё людские и материальные ресурсы оказались растраченными впустую. Дивизия оказалась ненадёжной, небоеспособной и неэффективной. Кроме того, она не имела никакого политического значения, поскольку по непонятной прихоти была названа русской. Это отворачивало от дивизии белорусские политические организации и лишало её какой-либо национальной составляющей.

Всю вторую половину 1944 года руководство СС упорно игнорировало частые призывы армейского командования расформировать дивизию, не имевшую ни политической, ни военной ценности. Наоборот, дивизию сохраняли как боевую единицу, выделяя для неё человеческий и материальный ресурс, хотя она была бесполезна для немецкого командования, будучи созданной из разных инонациональных контингентов и являясь дивизией по названию, а не по сути. Использовать её на Востоке было нельзя, так как солдаты начали дезертировать уже в августе 1944 года. Отправка дивизии на Западный фронт также оказалась ошибкой.

Вместо того, чтобы создавать новую дивизию из явно ненадёжного и не соответствующего критериям войск СС контингента, выделенный для неё немецкий кадровый персонал, вооружение и оснащение следовало направить в уже имевшиеся или формировавшиеся немецкие части СС. Что же касается бывших белорусских, русских и украинских шуцманов, то основную их массу можно было использовать как рабочую силу на строительстве укреплений (например, передать в распоряжение «Организации Тодта»). Лишь самых мотивированных добровольцев имело смысл направлять на формирование национальных воинских частей из русских, белорусов и украинцев.

Если же без создания новых частей эсэсовскому командованию было никак не обойтись, можно было формировать национальные части бригадного типа путём объединения соответствующих национальных батальонов вспомогательной полиции. Украинцев логично было бы направлять в украинскую бригаду, белорусов — в белорусскую и так далее. Так, возможно, удалось бы получить формирования хоть с какой-то боевой ценностью.

30-я гренадерская дивизия войск СС (русская №2) очень сильно отличалась от 14-й украинской дивизиии войск СС «Галичина». Принципы их формирования были абсолютно разными: украинская дивизия формировалась с нуля и на добровольной основе, с чётко обозначенной политической целью. 30-я дивизия СС появилась в кризисных условиях лета 1944 года путём слияния нескольких охранных батальонов, без какой-либо политической или национальной составляющей. Самое главное, что бывшие шуцманы, вынужденно ставшие солдатами войск СС, совершенно не стремились к этому, тяготились новой службой и не проявляли к ней никакого желания.

В то же время созданная в начале 1945 года белорусская бригада войск СС имела хотя бы политическое значение. Впрочем, время уже было упущено: создавать соединение такого формата имело смысл в 1943-1944 годах, а в последние месяцы войны оно уже не могло дать ничего, кроме пропагандистского эффекта.

Отдельно стоит сказать пару слов о Гансе Зиглинге. Этому способному и амбициозному офицеру не удалось полноценно реализовать себя в 30-й дивизии СС. Да, он показал себя деятельным командиром: постоянно занимался организацией боевой подготовки и обучением личного состава, делал всё возможное для того, чтобы дивизия представляла хоть какую-то боевую ценность. Даже когда дивизия фактически распалась, Зиглинг не опустил руки и сколотил боевую группу из оставшихся солдат. Командуй Зиглинг немецким полицейским полком или бригадой, ему, несомненно, удалось бы создать действительно боеспособную часть. В реальности же этот человек встал во главе соединения, укомплектованного немотивированными и случайными людьми. После войны Зиглинг не подвергался судебным преследованиям и в 1975 году ещё был жив, хотя его окончательная судьба сегодня неизвестна.