Вундерваффе бронзового века: появление боевой колесницы и артефакты синташтинской археологической культуры на Южном Урале

Немного в истории человечества можно насчитать изобретений, радикально изменивших его судьбу. Появление в конце IV тысячелетия до н.э. колеса стало одним из таких эпохальных технических нововведений, затронувших важнейшие сферы жизни человеческого общества, в том числе и военную сферу. Соединение вместе колеса, лука и коня породило боевую колесницу — уникальное «чудо-оружие» бронзового века, кардинально изменившее лицо войны. На протяжении многих веков колесница безраздельно господствовала на полях сражений древности, и даже появление конницы не сразу оттеснило её на второй план и превратило во вспомогательный род войск. В самом деле, мобильные, хорошо обученные и мотивированные отряды колесничных бойцов на своих быстроходных и манёвренных повозках стремительно перемещались на поле боя и вне его, совершали неожиданные нападения, смелые фланговые манёвры и глубокие рейды с охватом противника и выходом в его тылы, засыпали его боевые порядки ливнем стрел и метательных копий, оставаясь малоуязвимыми для ответного огня, и довершали разгром опрокинутого неприятеля, преследуя, безжалостно истребляя и беря в плен бегущих. Боевая колесница надолго стала символом военной мощи древних государств, а бойцы-колесничие — их элитой. В древнем Китае эпохи Чуньцю даже появился своего рода великодержавный «стандарт» «Вань чэн го» — «Государство, обладающее десятью тысячами боевых колесниц». Попробуем проследить, как появился этот род войск, как он распространялся, когда достиг расцвета и пришёл в упадок. Начнём с детства боевой колесницы, которое пришлось на III тысячелетие до н.э.

О происхождении

Спор о местонахождении прародины «чудо-оружия» продолжается уже не одно десятилетие. Прежде доминировала моноцентричная гипотеза. В частности, известный антрополог Г. Чайлд, автор концепции «неолитической революции», полагал, что повозка появилась в древнем Шумере. К нашему времени всё больше специалистов стали склоняться к полицентричной гипотезе, увязывая изобретение четырёхколёсной повозки с одомашниванием крупного рогатого скота и привлечением его к транспортировке грузов. Произошло это, скорее всего, во второй половине IV тысячелетия до н.э. Прошло ещё примерно полтысячелетия, прежде чем в повозку стали запрягать не только быков, но и эквидов (не то рослых сирийских ослов, не то кунгов — помесь осла и самки онагра).

Тогда же были сделаны — видимо, в Шумере — первые попытки приспособить транспортные повозки для боевых целей. Сохранившиеся свидетельства (например, знаменитый Штандарт из Ура, датируемый XXVI веком до н.э.) показывают нам запряжённые двумя или четырьмя эквидами двух- и четырёхколёсные повозки. Первые, похоже, служили средством передвижения для царей и военачальников, выполняли представительские и церемониальные функции и/или играли роль подвижных командных пунктов, а вторые, более вместительные, хотя и медлительные, использовались в качестве боевых платформ, с которых воины метали в неприятеля дротики, вынимая их из закреплённых на повозках колчанов.

Где и когда произошло одомашнивание лошади — вопрос, который остаётся не менее дискуссионным, чем вопрос об изобретении боевой колесницы. Впрочем, иного и не следует ожидать, поскольку два этих новшества тесно связаны. Не вдаваясь в подробности научных прений по этому вопросу, отметим, что, видимо, лошадь была одомашнена в степной зоне Евразии в IV тысячелетии до н.э. и к его концу определённо уже была известна на Ближнем Востоке в качестве домашнего животного.

Итак, во второй половине IV тысячелетия до н.э. налицо были важнейшие предпосылки для появления боевой колесницы: колесо и повозка (причём был уже получен и первый достаточно успешный опыт их боевого применения), лошадь и, само собой, композитный лук. Оставалось только «скрестить» эти компоненты и получить «чудо-оружие». Но вот где случилось это «скрещивание» и кто может считаться автором этого важнейшего технического изобретения, изменившего характер войны? Долгое время приоритет отдавался Ближнему Востоку и его ближней периферии — Северо-Западной Сирии и Юго-Восточной Анатолии. Однако сегодня набирает вес гипотеза, согласно которой боевая колесница была изобретена в другом регионе — в так называемом Евразийском степном поясе скотоводческих культур, складывание которого было связано с формированием так называемой Евразийской металлургической провинции в конце III тысячелетия до н.э.

Древнейшие остатки лёгких повозок-одноколок, которые можно интерпретировать как пусть пока ещё достаточно архаичные в техническом плане, но вместе с тем имеющие все основные признаки классической боевой колесницы, были обнаружены в ходе раскопок на Южном Урале и в прилегающих к нему районах в конце прошлого — начале нынешнего столетия. Эти находки принадлежат памятникам синташтинской археологической культуры, существование которой датируется XXI–XVIII веками до н.э.

«Колесницы появляются как составная часть целой системы технологических и культурных достижений, возникших в начале новой эпохи на территории Волго-Уралья. Колесничество активно развивается параллельно с новой металлургией, новыми типами вооружений и новыми системами хозяйства», —

говорится в заключении к коллективной монографии «Кони, колесницы и колесничие степей Евразии». Впрочем, нельзя исключить, что изобретение боевых колесниц синташтинцами стало не только и не столько результатом их собственного творчества, сколько синтезом опыта доместикации лошадей в степной зоне и контактов степняков с оседлым населением Ближнего Востока, в результате чего первые переняли опыт вторых в постройке колёсных повозок.

Любопытным в этой связи представляется наблюдение, сделанное П.А. Косинцевым, который полагал, что в конце эпохи средней бронзы в степях Северного Кавказа и нижнего Дона

«в результате контактов северных «коневодов» и населения Закавказья (Ближнего Востока?), были объединены лошадь, лёгкие повозки и упряжь для них, системы тренинга ослов и лошадей (…) Результатом такой «гибридизации» стало «чудо» появления колесничества на «пустом» месте, иначе невозможно объяснить появление одновременно колесниц, упряжи к ним, технологии использования в колесницах лошадей и системы их тренинга».

Вывод, который делает исследователь, звучит следующим образом:

«Только «синтез» лёгких повозок, упряжи и технологии использования в них эквид населения к югу от Кавказа, и домашних лошадей и технологии их разведения населения к северу от Кавказа мог «внезапно» дать такое новообразование как колесничный комплекс».

Нетрудно прийти к выводу, что этот колесничный комплекс с распадом Циркумпонтийской металлургической провинции в конце III тысячелетия до н.э. и миграцией его носителей с запада на восток был занесён на Южный Урал, где и обрела свою окончательную форму упомянутая выше синташтинская археологическая культура.

Первые боевые колесницы и их экипажи

Что представлял собой «колесничный комплекс» в самой ранней синташтинской вариации? И.В. Чечушков, один из специализирующихся на изучении ранних колесниц исследователей, определяет его как «запряжённую лошадьми колесницу и набор вооружения воина-колесничего», представленные в погребениях

«остатками колесниц, жертвами — упряжными лошадьми, псалиями, а также дистанционным оружием и средствами ведения ближнего боя».

Раскопки погребений синташтинской культуры, которые проводились с 1970-х годов, позволили обнаружить 18 захоронений с характерными признаками «колесничного комплекса». Ещё восемь находок относятся к родственным синташтинской культуре петровской, абашевской и алакульской археологическим культурам. Характерный обряд погребения, когда в могилу помещалась колесница и для устойчивости её колёса вкапывались в грунт, позволяет составить довольно чёткое представление о том, как была устроена сама колесница, а характер погребального инвентаря и останки животных в погребении дают информацию о способе запряжки и вооружении воина-колесничего.

Анализируя находки, сделанные в ходе раскопок памятников синташтинской и родственных ей культур, И.В. Чечушков пришёл к выводу, что синташтинцы методом проб и ошибок выработали своего рода технический «стандарт», определивший внешний вид и свойства колесницы. Это был лёгкий кузов, сплетённый из веток или сколоченный из тонких досок, который, возможно, обтягивался кожей. Размеры его по полу колебались в пределах 110–130 см в ширину и 80–100 в длину. В высоту кузов мог достигать примерно 1 м или несколько меньше.

Однако не кузов составлял главную отличительную черту синташтинской боевой колесницы, а её колёса. Благодаря тому, что в отдельных случаях они в погребении закапывались на треть, их конструкцию можно восстановить довольно точно. Диаметр колеса составлял порядка 80–100 см, число спиц прямоугольного (4–5 см) сечения колебалось от девяти до двенадцати. По ободу колеса шла кожаная «шина», которая крепилась к нему изнутри костяными (так, во всяком случае, следует из материалов раскопок казахстанского могильника Сатан 1) гвоздями. По центру кузова крепилась деревянная ось, на которую насаживались ступицы колёс. Общая ширина колеи колесницы составляла около 1,5 м, а максимальная ширина (с учётом выступающих далеко в стороны ступиц и краёв оси) могла достигать 2 м.

В движение колесницу синташтинцев приводила пара коней. Возможно, некоторые запряжки имели четвёрку или даже шестёрку лошадей. Тягловое усилие от них колеснице передавалось посредством дышла длиной примерно 2 м или несколько менее. Отсюда можно прикинуть и общую длину колесницы вместе с дышлом — около 3 м. На конце дышло крепилось к ярму, от него шли рогатки, а к этим рогаткам приделывался широкий кожаный ремень, посредством которого тяговое усилие от лошади и передавалось колеснице. Сам ремень фиксировался на лошади посредством подпруги, которая предотвращала его соскальзывание.

Несколько слов стоит сказать и о колесничных конях. Исследовавший происхождение синташтинских коней П.А. Косинцев пришёл к выводу, что синташтинцы привели их с собой: экстерьер лошадей этой культуры отличается от того, которыми обладали кони эпохи энеолита и ранней бронзы на этой территории. Происходившие с запада (по мнению исследователя, возможно, из Предкавказья), синташтинские кони отнюдь не обладали богатырской статью и силой. По оценкам учёного, бо́льшая их часть имела рост в холке 128–144 см и относилась к тонконогим и полутонконогим разновидностям. Изучение скелетов лошадей из захоронений позволяет сделать вывод о том, что синташтинцы занимались селекцией «колесничных» коней:

«Отбирались преимущественно полувзрослые и взрослые самцы несколько меньших размеров, чем бо́льшая часть особей в табуне».

И последний элемент колесничного комплекса — вооружение экипажа колесницы, который, судя по размерам платформы, состоял из двух человек — возницы и бойца. Более половины захоронений с колесницами сопровождаются оружием: копьями и дротиками, клинковым оружием, колчанными наборами, включая наконечники стрел, составными луками и булавами, причём оружие дистанционного боя (лук) явно преобладает. Вероятно, воины-колесничие могли иметь и доспехи — мягкие или же составленные из костяных пластин.

Синташтинские боевые колесницы: от расцвета до заката

Историческая судьба синташтинских боевых колесниц была яркой, но короткой, подобно вспышке молнии. Возникнув едва ли не из ниоткуда, они очень быстро сошли со сцены, однако дали хорошее жизнеспособное потомство. Кстати, есть мнение, что эти колесницы играли церемониальную и ритуальную роль в жизни синташтинского общества, но, судя по последним публикациям, сторонники их военного предназначения всё же преобладают.

Анализируя процессы, связанные с формированием колесничного комплекса, И.В. Чечушков, один из ведущих отечественных специалистов, занимающихся этой проблемой, писал, что

«в финале эпохи средней бронзы пришлое западное (катакомбное?) население начинает активное освоение богатой медными рудниками территории Урало-Казахстанских степей».

Успешная экспансия и закрепление за собой этих чрезвычайно богатых и важных территорий, по мнению учёного, сопровождалось столь же стремительным освоением комплекса перемещённых сюда с запада технологий: металлургии, поселенческой архитектуры и, само собой, колесничного комплекса. Обладание этими технологиями давало синташтинцам безусловное преимущество перед редким местным населением и волной переселенцев с востока — представителями сейминско-турбинской культуры.

«В результате в период экспансии начинается формирование управленческих структур и выделение социальной элиты», —

отмечал И.В. Чечушков и, развивая свой тезис далее, продолжал:

«Под её управлением в короткие сроки были освоены территории степей Южного Урала, где была сформирована эффективная скотоводческая экономика, которая давала достаточное количество прибавочного продукта. На этой экономической базе возникла сеть укреплённых поселений и сложилась яркая материальная культура, проявившаяся в пышной погребальной обрядности».

Часть представителей этой элиты, судя по всему, и образовала «сословие» воинов-колесничих синташтинской и родственных ей культур. Вряд ли оно было многочисленным: содержание боевых колесниц, их изготовление и ремонт, а также разведение «колесничных» коней требовало серьёзных материальных расходов и формирования групп ремесленников, которые бы специализировались на обслуживании колесничной элиты (мастеров по обработке дерева, кости и рога, шорников, кузнецов, оружейников, конюхов и «берейторов»).

Обусловленная объективными факторами малочисленность колесниц вкупе с характером местности, не слишком благоприятствовавшей их применению, накладывала ограничения на их тактическое использование. Синташтинские боевые колесницы, скорее всего, выступали, с одной стороны, в роли транспортного средства, доставлявшего элитного бойца к месту битвы, а с другой — в качестве одного из важнейших элементов ритуализированного поединка, своего рода Божьего суда. Впрочем, есть и иные мнения относительно сферы использования этих транспортных средств. В.А. Шнирельман, говоря о войне как социокультурном феномене на ранних этапах развития человеческого общества, отмечал:

«Первобытную войну характеризовали следующие особенности: мелкомасштабность, скоротечность, совпадение боевой организации с родственной, почти полное отсутствие какой-либо строгой военной организации, иерархической соподчинённости и централизованной системы командования, решение только сугубо тактических задач, преобладание социальных и ритуально-психологических целей над экономическими и политическими».

В таком случае колесничные бойцы, сражаясь как единоборцы по аналогии с поединками ахейских и троянских героев в «Илиаде» перед строем своих соплеменников, выясняли с оружием в руках, на чьей стороне правда, и решали исход битвы без массового кровопролития и убийства.

Предварительные итоги

Итак, что мы имеем? Казалось бы, ответ на вопрос, где и когда появились первые боевые колесницы, найден: Южный Урал, синташтинская культура, конец III — начало II тысячелетия до н.э. Однако такой вывод представляется несколько преждевременным. Синташтинская и родственные ей археологические культуры действительно связаны с колесницами, и именно они дали импульс развитию этого «чудо-оружия» бронзового века у других степных культур эпохи поздней бронзы, а затем в Древнем Китае и Древней Индии. Однако очевидным представляется и то, что синташтинский колесничный комплекс вряд ли мог оказать решающее влияние на формирование ближневосточного колесничного комплекса — слишком малое время разделяет их (если вообще разделяет, поскольку к хронологии синташтинской культуры есть вопросы) и слишком большое расстояние.

Каков же выход из этой ситуации? Ответ, как нам представляется, надо искать в предыстории синташтинской и родственной ей культур. И если характерный для неё колесничный комплекс появляется чуть ли не моментально и в довольно совершенном, законченном виде, то естественным образом можно предположить, что синташтинцы принесли его на Южный Урал уже в более или менее готовом виде со своей прародины. Когда И.В. Чечушков пишет, что

«системность и большая степень сложности колесничного комплекса степей и лесостепей Евразии, данные о прототипах для которого фактически отсутствуют, заставляет обратиться к другим центрам колесничества»,

то стоит согласиться с этим тезисом и поискать прародину колесничного комплекса в другом месте. Выбирая же из существующих версий, мы склоняемся к тому, чтобы признать в качестве его прародины северокавказские степи и, возможно, прилегающие к ним районы. Именно отсюда, вероятно всего, колесничный комплекс, возникнув в конце III тысячелетия до н.э., с распадом Циркумпонтийской металлургической провинции начал своё триумфальное шествие по Евразии.

Продолжение следует: Отрочество «чудо-оружия»: становление колесничной культуры на Ближнем Востоке и в Передней Азии в начале II тысячелетия до н.э.