Отрочество «чудо-оружия»: становление колесничной культуры на Ближнем Востоке и в Передней Азии в начале II тысячелетия до н.э.

На рубеже III и II тысячелетий до н.э. или же в самом начале II тысячелетия до н.э. где-то в северокавказских степях родился колесничный комплекс и соответствующая ему колесничная культура. Отсюда она начала шествие по Евразии — но шествие отнюдь не триумфальное. Говорить о некоем взрывном эффекте, вызванном появлением боевых колесниц и перевернувшем тогдашний мир, похоже, не стоит. Распространение колесничной культуры, её адаптация на новом месте оказались долгим, сложным и неоднозначным процессом. Был здесь и чисто технический аспект: требовалось создать соответствующую материально-техническую базу, способную производить и ремонтировать колесницы и упряжь, научиться разводить и дрессировать коней, причём в больших количествах, так как хороший конь — штука дорогая и нежная, легко выходит из строя в случае неправильного ухода и чрезмерных нагрузок. Само собой, нужно было отработать и новую тактику применения колесниц: выявить их ударный потенциал и всемерно развить его. Для этого надо было пересмотреть отношение к колеснице как к транспортному средству, задача которого заключалась в доставке элитного бойца к месту сражения, и превратить её в универсальную боевую платформу — ни в коем случае не в танк бронзового века, как считают некоторые учёные. И, естественно, нужно было вырастить поколение воинов, способных управлять колесницей и сражаться на ней лучным и копейным боем. Можно ли было решить эти задачи одномоментно? Попробуем ответить на этот вопрос, обратив внимание на «ближневосточный период» в истории боевых колесниц.

Революция или эволюция?

Был ли процесс внедрения боевой колесницы в систему военного дела Ближнего Востока и Передней Азии скоротечным, свершилась ли здесь с её появлением подлинная революция в военном деле Ближнего Востока или же скорее стоит вести речь об эволюции — медленной, растянувшейся на несколько поколений? Какова была роль индоевропейцев в том, что боевая колесница более чем на тысячелетие стала королевой на полях сражений в регионе? Попробуем ответить на эти вопросы, понимая, конечно же, что это не более чем гипотеза — как было на самом деле, мы за пеленой веков уже вряд ли узнаем достоверно.

Прежде всего отметим, что боевая колесница могла произвести переворот в военном деле на Ближнем Востоке бронзового века только в том случае, если бы было выполнено несколько важных условий. Массированное применение боевых колесниц было залогом их успеха на поле боя, полагал исследователь П.М. Кожин, ибо

«лишь массой колесниц, правильными шеренгами обрушивающихся на врага, можно было сокрушить его, нагнать на него страх».

Однако

«массовое применение колесниц подразумевает и резкие преобразования в организации их производства (…) возникает необходимость в централизованном изготовлении огромной массы стандартных деталей и в высоком профессиональном мастерстве при соединении этих частей».

Как результат, делает вывод учёный,

«только централизованная система хозяйства ближневосточных рабовладельческих государств могла обеспечить необходимый уровень производства такой стандартной массовой продукции».

Кроме того,

«решающей задачей в конструировании боевых экипажей становится (помимо неизменной задачи, связанной с обеспечением возможно большей прочности и устойчивости, а тем самым и безопасности для лиц, сражающихся на колесницах) увеличение скорости передвижения и манёвренности».

А здесь встает в полный рост один чрезвычайно важный вопрос, без разрешения которого нет смысла говорить о полноценном колесничном войске: без хороших коней боевые колесницы были бесполезны. Между тем ни Междуречье, ни Сиро-Палестинский регион, ни тем более Египет никак нельзя было назвать областью, благоприятствовавшей развитию коневодства. Разведение и обучение коней, содержание многочисленных табунов для обеспечения тягловой силой сотен и тысяч колесниц и для замены убывших лошадей новыми, создание соответствующей инфраструктуры — всё это стоило очень и очень дорого, ибо конь был по тем временам весьма недёшев. В частности, в хеттских законах XVI века до н.э. отмечалось, что если пахотный бык стоит 12 сиклей серебра (1 сикль серебра равен примерно 8,4 г), племенной — 10, взрослая корова — 7, а годовалая корова или бычок — 5 сиклей, то годовалый жеребец стоит уже 10 сиклей серебра, годовалая кобыла — 15 сиклей, упряжная лошадь — 10 сиклей. Одним словом, нужны были действительно серьёзные потрясения, чтобы ближневосточные династы всерьёз задумались над тем, что в самом деле необходимо пойти на столь значимые затраты.

Всё-таки эволюция?

Да, похоже, что именно она. Первые более или менее чётко фиксируемые упоминания о боевых колесницах в ближневосточных текстах и первые графические изображения колесниц и колесничных бойцов, бьющихся с них лучным боем, а не торжественно выступающих во главе войска и/или религиозной процессии, датируются XVIII веком до н.э. Наступление же эпохи, как образно выразился немецкий исследователь В. Нагель, «колесничного койне» (от греческого слова «общий»), охватившего весь Ближний Восток, относится к XVI столетию до н.э. Два столетия ушло на то, чтобы боевая колесница, колесничный комплекс и соответствующая культура ведения войны завоевали прочные позиции. Согласитесь, это совсем не похоже на революцию. Конечно, первоначальный импульс, который в конечном итоге привёл к созданию этого «койне», был, но где и когда? И почему, чтобы эффект от этого импульса стал заметен, потребовалось два столетия? Не ответив на эти вопросы, нельзя будет сформулировать ответы и на вопросы предыдущие. Отсюда мы и продолжим идти дальше, разматывая запутанный клубок колесничной истории.

Любопытное замечание сделал П.М. Кожин, касаясь проблем зарождения и распространения боевых колесниц. Учёный предположил, что впервые они были применены в ходе

«войн на пограничных землях между крупными рабовладельческим государственными образованиями и консолидирующимися союзами племён, противостоящих им».

Вот здесь, похоже, и надо искать ответ на вопрос, почему потребовалось два столетия для того, чтобы боевая колесница стала «чудо-оружием» бронзового века.

Для начала вспомним, как, скорее всего, использовали боевые колесницы индоевропейцы в начале II тысячелетия до н.э. По наиболее вероятному сценарию, колесницы выступали в качестве средства доставки знатных воинов к месту боя и лишь потом — как боевая платформа, с которой колесничий боец мог поражать неприятеля стрелами или дротиками. Учитывая, что таких воинов было немного (впрочем, и сами отряды индоевропейских мигрантов были немногочисленны), ясно, что поначалу они не могли произвести сокрушительного эффекта. Одиночные боевые колесницы никак не могли сделать погоды там, где сталкивались армии, насчитывавшие тысячи воинов. Да и сама по себе малая война, её опыт и уроки мало что могли дать ближневосточным царям и их воеводам, которые привыкли вести «правильную» войну. Поэтому, к примеру, сыну знаменитого вавилонского царя Хаммураппи Самсуилуне в конце 40-х годов XVIII века до н.э. удалось, хотя и не без труда, отразить вторгшихся с востока кочевых скотоводов-касситов, которые, похоже, не только умели разводить коней, но и пользовались колесницами. Касситский «царь» Гандаш увёл свой народ в обход вавилонских владений и обосновался в среднем течении Евфрата, где он и его преемники поступили на службу к местным царям и, похоже, тем самым положили начало освоению колесничного комплекса и культуры в тамошних краях. Отныне касситская угроза для царей Вавилонии, потомков Хаммураппи, останется предметом постоянной головной боли, пока, наконец, в 1595 году до н.э. хеттский царь Мурсилис I при поддержке касситов-потомков Гандаша не взял и не разорил Вавилон. Касситы, похоже, сыграли в этом едва ли ни первостепенную роль.

От наёмника-«кондотьера» до царя

Судя по всему, начало II тысячелетия до н.э. было бурным временем, и масштабные подвижки племён и народов затронули не только Европу и Южную Сибирь, но и Ближний Восток и Переднюю Азию. Нельзя исключить, что сами касситы сдвинулись с места и пошли на запад под давлением появившихся здесь индоевропейских племён. Однако более важные для нашего рассказа события происходили в другом месте: далеко к западу от местообитания касситов, в Малой Азии и прилегающих к ней с юга и юго-востока регионах.

Здесь, в верховьях Тигра и Евфрата, ещё в III тысячелетии до н.э. расселились пришедшие из Закавказья и с Армянского нагорья хурриты. Восточные хурриты в начале II тысячелетия до н.э. — примерно в то же время, что и касситы — столкнулись с первыми индоевропейскими переселенцами на границе Иранского нагорья, в районе озера Урмия. Результатом этих контактов стало, с одной стороны, освоение хурритами колесничного комплекса, а с другой — проникновение в среду хурритской знати индоевропейского элемента. При этом, судя по именам митаннийских царей, одно из хурритских племен, маиттан, возглавили правители индоевропейского происхождения. Впрочем, они очень быстро ассимилировались и растворились в хурритской среде, сохранив свои имена и своих богов — что неудивительно, если предположить, что это были небольшие группы молодых мужчин-воинов, отправившиеся искать лучшей доли в другие края.

Вслед за касситами маиттане, двигаясь чуть севернее, оказались в Верхней Месопотамии и там, похоже, сумели сплотить воедино разрозненные местные политии, среди которых главенствующие позиции занимали хурриты — родственники маиттан. К исходу XVIII — началу XVII века до н.э. здесь, на Верхнем Евфрате, в бассейне его левого притока — реки Хабур, по соседству с касситским Ханейским «царством», возникло хурритское царство Ханигальбат, более известное как Митанни. Митаннийцам доведётся сыграть в истории боевых колесниц важную роль.

Любопытная деталь. Исследователи сходятся на том, что и касситы, и хурриты, как прежде их предшественники амореи, расселяясь на новых землях, долгое время придерживались традиционного социального кланово-родового устройства. Сохраняя свою этническую особость, они нанимались на военную службу к местным династам. Представляется, что туземные «царьки» с радостью принимали на службу дружины суровых воинов-горцев, к тому же обладавших невиданным ранее оружием — боевыми колесницами — и искусно с ним обращавшихся. Имея в руках такой козырь, они рассчитывали решить свои проблемы за счёт соседей, но не учли того факта, что у касситских и хурритских вождей и их бойцов-колесничих, «жадною толпою стоящих у трона», имелись свои планы на будущее. В очень скором времени наёмники-«кондотьеры» стали силой брать в свои руки власть в этих городах-государствах, закладывая основы новых династий и новых государств, а их воины-колесничие образовывали новую аристократию.

Однако есть один нюанс, который необходимо учесть на будущее. Тот же Ханигальбат на первых порах представлял собой довольно рыхлую «конфедерацию» отдельных городов под номинальной властью верховного правителя, резиденция которого находилась в городе Вашшукканне в верховьях Хабура. Небольшие размеры этих политий и значительная степень автономии составлявших их отдельных «княжеств» не позволяли в полной мере реализовать преимущества колесничного войска — для этого требовалось действительно массовое войско, насчитывавшее не десятки, а сотни и тысячи колесниц. Позволить себе такую армию первые касситские и хурритские царьки пока не могли.

Появление «народа Хатти»

Историк П.М. Кожин отмечал, что

«вряд ли такое мощное боевое средство, как конная колесница, возникшая буквально в пылу сражений, могла долго оставаться достоянием лишь какой-либо одной этнической группировки».

О том, что события развивались примерно по этому сценарию, говорит история хеттов.

Древнейшая история хеттов таит немало загадок, однако сегодня ясно одно: индоевропейцы хетты-неситы перебрались в Центральную Анатолию в начале II тысячелетия до н.э. Смешавшись с местным населением — хаттами, хетты-неситы создали несколько небольших государств, которые немедля вступили в борьбу друг с другом за первенство в регионе. Наибольшего успеха в этой борьбе достиг некто Аниттас, сын Питханаса, царь города Куссара, правивший около 1790–1750 годов до н.э. — то есть Аниттас был современником Хаммураппи.

Желая, чтобы потомки не забыли его подвиги, Аниттас распорядился оставить записи о них. Из этих анналов, заботливо переписанных позднейшими хеттскими писцами, мы узнаём любопытные подробности о первом боевом применении колесниц на Ближнем Востоке.

«К городу Салативаре я повернул лицо своё. Навстречу к городу Салативаре царь послал свои боевые упряжки и воинов, и пленного врага в город Несу я привёл», —

сообщал Аниттас, после чего добавил описание нового похода против «царя» соседнего города Салативары. Этот «царь», по словам Аниттаса,

«вместе с сыновьями своими восстал. И навстречу мне он вышел. Он оставил свою страну и свой город и занял область реки Хуланна. Воины города Несы в тыл ему зашли, и они его укрепления подожгли. И по всей окружности укреплений тысяча четыреста пеших воинов и колесничих города Куссара расположились, и там было сорок боевых упряжек».

Из этой короткой записи можно сделать несколько важных выводов. Во-первых, соотношение числа пеших воинов и колесничных упряжек и вообще упоминание о десятках колесниц, единовременно собранных в одном месте, с достаточной степенью уверенности позволяет утверждать, что в этой надписи речь идёт именно о боевых колесницах, а не о парадных повозках царя или воевод или же о передвижных командных пунктах военачальников, как это было принято в Передней Азии и на Ближнем Востоке. Во-вторых, число боевых упряжек было всё-таки ещё слишком невелико, чтобы можно было вести речь о каком-то серьёзном воздействии на ход боевых действий в регионе. Тем не менее, можно утверждать, что в начале XVIII века до н.э. на Ближнем Востоке, в Сиро-Палестинском регионе, появляется ещё один, наряду с касситским и хурритским, очаг колесничной культуры. И он не был последним.

«Цари-пастухи» и их колесницы

«И вот, не знаю почему, бог был к нам неблагосклонен, и неожиданно из восточных краёв люди неизвестного племени предприняли дерзкий поход на страну и легко, без боя, взяли её штурмом. И, победив её правителей, они безжалостно сожгли города и разрушили до основания храмы богов, а с населением обращались самым враждебным образом, одних убивая, у других уводя в рабство детей и жён (…) Они постоянно и всё больше жаждали искоренить египетский род. А всё их племя называлось гиксос, то есть «цари-пастухи», ибо «гик» на священном языке означает «царь», а «сос» на общем наречии — «пастух» и «пастухи», и так получается «гиксос».

Так описывал египетский жрец Манефон в своей «Египтике» для царей Птолемея I или Птолемея II историю падения Среднего царства в Египте в конце XVIII — начале XVII века до н.э.. Кто такие гиксосы и каково их происхождение, как они покорили (или всё же не покорили?) Египет — об этом учёные спорят уже не одно десятилетие. Практически все сходятся на том, что боевые колесницы стали тем инструментом, при помощи которого «цари-пастухи» опрокинули вбитые прежними египетскими фараонами пограничные столбы от Хебену до дороги Гора и разрушили Стену Повелителя — пограничные укрепления на северо-восточной границе Египта. Однако неизбежно встаёт вопрос: как получилось, что «подлый азиат» смог захватить власть в Верхнем Египте, если он «сражается со времён Гора, но не побеждает, и сам не бывает побеждён», ибо

«не объявляет он дня битвы, подобно грабителю, страшатся они вооружённых отрядов (…) нападает он на одинокое селение, не нападает он на округа со множеством городов»?

Откуда у этих «дикарей» взялось столь высокотехнологичное и дорогостоящее оружие, позволившее им сокрушить мощь Среднего царства, ранее наводившего ужас на азиатов? Ответить на этот вопрос тем более важно, если принять во внимание, что ещё в ХХ — начале XIX века до н.э. «подлые азиаты», которые пастушествовали и вели кочевой и полукочевой образ жизни, не знали ни лошади, ни колесниц. Спустя же полтора столетия они уже имели и то, и другое и успешно использовали против египтян. Что же произошло в эти десятилетия?

Согласно и письменным, и изобразительным, и археологическим памятникам, в эпоху Среднего царства семитские кочевые и полукочевые кланы во всё возрастающих масштабах проникают в Верхний Египет и заселяют восточную окраину страны. Наёмники-семиты присутствуют и в египетском войске времён XII династии, служа фараонам и номархам. Это проникновение было тем более лёгким, если принять во внимание тесные политические и торговые контакты Египта с городами Ханаана — исторической области, охватывающей бо́льшую часть Сиро-Палестинского региона. После бурных событий конца III тысячелетия до н.э., когда кочевые племена семитов-амореев, обитавшие в степях и полупустынях Сирии и Заиорданья, пришли в движение и подвергли опустошению и разорению немалую часть Месопотамии и Ближнего Востока, ситуация в Ханаане постепенно стабилизировалась.

В начале II тысячелетия до н.э. Ханаан представлял собой причудливую смесь народов, языков и обычаев. Основу местного населении составляли различные семитоязычные народы и племена, часть из которых (в особенности на восточных засушливых и полупустынных окраинах) вела полуоседлый или кочевой образ жизни. Главной ячейкой этих пастушеских сообществ был клан-гайу. Несколько кланов образовывали более крупные объединения. Всеми делами в них заправляли совет старейшин-патриархов и военный вождь-маликум, которого выбирали на собрании взрослые мужчины-воины. Этот вождь-маликум (или мальку) руководил воинами клана в набегах на соседей, отстаивал вместе с ними пастбища и в особенности водопои, принадлежащие клану.

Другая часть семитоязычных народов (прежде всего ханаанеи) жили в городах. Палестину и Южную Сирию в это время вообще можно назвать страной городов — так много их там было, причём эти города представляли собой небольшие враждующие друг с другом политии. Эти раннегосударственные образования, судя по всему, являлись небольшими «царствами», состоявшими из главного хорошо укреплённого города-резиденции «царя» в окружении нескольких малых городов, городков и множества деревень. В Северной Палестине одним из важнейших городов был Хацор, в Центральной — Сихем, а в Южной — Шарухен.

Любопытной чертой, по мнению ряда историков, этих «царств» было выделение воинов в отдельное «сословие» профессионалов, состоявших на службе у местных династов. По аналогии с другими большими и малыми государствами Ближнего Востока и Передней Азии можно с уверенностью предположить, что по большей части наёмниками этим «царям» служили воинственные кочевники — те же амореи. Их маликумы со своими дружинами охотно нанимались на службу к местным династам. Другие же уходили в Египет в поисках лучшей доли и поступали на службу к могущественным фараонам и номархам Среднего царства.

Не исключено, что среди этих наёмников на службе ханаанейских царьков могли оказаться и хурриты, а они к этому времени уже знали колесничное дело. Рядом обосновались и касситы, также явно владевшие колесничной культурой. Можно предположить, что здесь, в Ханаане, местные династы начали, пусть и в небольших масштабах, использовать боевые колесницы. Похоже, что здесь колесничный комплекс был дополнен важным новшеством: экипажи колесниц обзавелись металлическими доспехами. Произошло это, видимо, во второй половине XVIII века до н.э.

Между тем в начале столетия, когда в Египте пресеклась XII династия, Среднее царство начало погружаться во внутреннюю смуту. Ожесточённая борьба за власть привела к калейдоскопу фараонов, сменявших друг друга на троне, причём нельзя исключить, что к исходу столетия в разных местах Египта могли одновременно править разные династии. В этих условиях спрос на профессиональных воинов неизбежно должен был возрасти. Враждующие претенденты на верховную власть и номархи, которые сами были не прочь взойти на престол, с распростёртыми объятиями встречали маликумов с их «дружинами».

Однако у маликумов, похоже, были свои планы, не входившие в расчёты их нанимателей. По сценарию, который уже имел место в это время во многих других ближневосточных политиях, один из таких честолюбивых и предприимчивых военных вождей, состоявший на службе у «фараонов» XIV династии, которая претендовала на власть в Дельте, или у местных номархов, опираясь на верные ему отряды, совершил переворот и сам воссел на трон. Не исключено, что какую-то роль в этих событиях сыграли и царьки Шарухена, которые могли вмешаться в эту борьбу, послав сюда свои войска.

Так или иначе, в середине XVII века до н.э. в северо-восточной части Египта утвердилась новая, иноземная по происхождению, XV династия, которую и принято именовать гиксосской. Её столицей стал Аварис, откуда фараоны совершали походы на запад и на юг, пытаясь распространить свою власть в другие районы Египта. Отряды колесничих играли в этих походах явно не последнюю роль. Правда, судя по тому, что гиксосским фараонам так и не удалось довести дело до конца, их войско, в том числе колесничное, было относительно малочисленным. Во всяком случае, о молниеносном разгроме египтян речи быть не может. С другой стороны, это противостояние имело важные последствия: египтяне познакомились с колесничной культурой и начали постепенно усваивать её. Так был сделан ещё один чрезвычайно важный, как оказалось, шаг к превращению колесниц в «чудо-оружие» бронзового века.