«Вызов» при Барлетте: турнир между французскими и итальянскими рыцарями

Действительно, изрядное время при осаде города или замка уходило на праздное ничегонеделанье (конечно, это немного преувеличено, но тем не менее). Нередко скука, перемежаемая незначительными военными операциями, требовала внести разнообразие в течение осадной жизни и толкала людей на поиск приключений. Одним из самых ярких таких эпизодов эпохи Итальянских войн 1494–1559 годов стал Барлеттский вызов — поединок, состоявшийся между французскими и итальянскими солдатами у стен осаждённой Барлетты в 1503 году.

Вторая Итальянская война и осада Барлетты

После нелепой смерти Карла VIII — король слишком сильно ударился головой о дверной косяк — французский трон в 1498 году занял Людовик XII (1462–1515 годы). Новый монарх немедленно предъявил права не только на Неаполь, но и на Милан. Семейство Борджа вступило в союз с королём, и при поддержке Людовика сын папы Чезаре Борджа, получивший французский титул герцога Валентинуа, успешно проводил свою завоевательную политику. Вскоре французы предприняли новое вторжение на территорию Италии, развязав вторую из Итальянских войн. Она продолжалась с 1498 по 1504 год.

В результате двух походов французы захватили Милан и покорили Ломбардию. Лодовико «Моро» Сфорца угодил в плен и окончил свои дни в заточении. Присоединив Миланское герцогство, Франция создала удобный плацдарм для дальнейшего влияния на итальянские дела. Некоторые государства стали её сателлитами. К примеру, республика Генуя признала сюзеренитет французского короля и обязалась предоставлять ему в случае войны корабли и солдат. По условиям подписанного в 1501 году договора император Максимилиан признал за Людовиком XII новые территориальные приобретения.

После Милана и Генуи настал черёд Неаполя. Правда, на власть в городе претендовал также Фердинанд Арагонский. После долгих переговоров Людовик и Фердинанд в ноябре 1500 года заключили тайное соглашение о разделе Неаполитанского королевства, после чего французские и испанские войска вторглись на его территорию.

Когда король Неаполя Федериго обнаружил, что Фердинанд Арагонский не собирается помогать ему в борьбе против французов, он бежал из столицы, а затем сдался в плен. Людовик назначил в Неаполь вице-короля, канцлера и других чиновников из числа французской высшей знати. Территория Южной Италии оказалась разделённой между ним (Неаполь, Кампания, Абруцци) и испанским монархом (Апулия, Калабрия).

Впрочем, мир между победителями сохранялся недолго. Уже в следующем году герцог Немурский Луи д’Арманьяк и Гонсало де Кордова, французский и испанский правители в Южной Италии, вступили в спор по поводу контроля над областью Базиликата. Безрезультатные переговоры вылились в вооружённый конфликт. Гонсало было предписано избегать прямой конфронтации с французами, да и сил у него было меньше, поэтому он укрепился в апулийской крепости Барлетта. Подошедшая к городу французская армия под командованием самого вице-короля Немура осенью 1502 года начала осаду.

По словам Ф. Гвиччардини, вице-король «надеялся, что из-за распространившейся в Барлетте чумы и голода испанцы не смогут там оставаться». Тем не менее осада растянулась на несколько месяцев. Стороны не раз вступали в небольшие стычки и перестрелки.

Спор о воинской доблести

В ходе одной такой стычки испанцы захватили французского рыцаря Ги де Ламотта. На состоявшемся на следующий день банкете с участием пленника француз поспорил с испанцем Иньиго Лопесом де Айялой по поводу воинских качеств итальянцев. Ламотт утверждал, что итальянцы поголовно трусы, а Айяла заявлял, что они не уступают в доблести французам. Современник событий Антонио Галатео так передавал слова Айялы:

«Итальянцы стремятся к свободе, справедливости, равноправию и справедливому правлению больше всех прочих народов (…) Ни один народ так не любит, не понимает и по меньшей мере не желает свободы, как итальянцы. Ни один народ не проявит такого же героизма, если только ему достанутся достойные вожди».

Другую версию событий приводит Ф. Гвиччардини, который писал о том, как

«кое-кто из итальянских рыцарей высказал в адрес французов несколько нелицеприятных слов, переданных горнистом во французском лагере и вызвавших с их стороны ответ. Стороны так распалились в ходе этой перебранки, что для защиты чести условились сойтись в надёжном месте и сразиться до полной победы».

Так или иначе, заскучавшие французские и испанские солдаты решили организовать турнир между 13 французами и 13 итальянцами, чтобы определить, какая же нация более доблестная.

Этторе Фьерамоска и его команда

Командиром итальянской команды был избран Этторе Фьерамоска (1476–1515 годы), известный капитан родом из Капуи. Сын барона Рокка д’Эвандро, ставший солдатом и военачальником, он много лет сражался против французов и славился своей храбростью. Из сотни желающих Фьерамоске назначили компаньонов — 12 рыцарей, отобранных за превосходные боевые качества. Напутствуя их, командующий Кордова напомнил об общих с испанцами древнеримских корнях. По его словам,

«им выпала честь либо вернуть итальянскому имени славу, которой оно пользовалось не только во времена предков, но и при жизни, либо, не стяжав чести собственными силами, навсегда отказаться от мысли вывести страну из позорного рабства».

Завершая рассказ о турнире, Гвиччардини отметил его участников:

«Всякий итальянец должен, насколько это зависит от него, донести их имена до потомства в своих писаниях».

Историк привёл имена 12 соратников Фьерамоски — опытных солдат, в основном выходцев с юга Апеннинского полуострова. Как писал тот же автор,

«все они приобрели военный опыт при арагонских королях (представителях Арагонской династии, правившей в Неаполе — прим. авт.) или под командой капитанов Колонна (кондотьер Просперо Колонна, один из приближённых Гонсало де Кордовы — прим. авт.)».

Этим людям, тщательно отобранным из значительного контингента, пребывавшего в Барлетте, следовало отстоять честь своей армии и итальянского солдата перед французами.

Что касается турнирной команды противника, то её возглавил пленник — де Ламотт. У него в подчинении оказалось 12 человек, треть из которых служила в савойском отряде, присланном герцогом Филибером.

Подготовка к турниру

Обстоятельства подготовки к состязанию и сам турнир дошли до нас благодаря анонимному Автору Ведуты и врачу Антонио Галатео, а также другим современникам и историкам того времени. Почти все они излагали версию, что турнир был инициирован испанской стороной, желавшей таким образом продемонстрировать собственную бодрость духа, готовность сражаться, а также поднять боевой настрой своих солдат. По мнению современного российского итальяниста М. Юсима, эти мотивы выглядят правдоподобными только постфактум, то есть с позиции знания о том, что итальянская сторона в турнире одержала победу.

Не исключено, что определённые основания для подобной уверенности действительно были. Так или иначе, испано-итальянская сторона сделала всё возможное для победы «своей» команды. Снаряжением товарищей Фьерамоски занимались лично прославленные военачальники — двоюродные братья Просперо и Фабрицио Колонна, которые посоветовали взять удлинённые, на пол-локтя, копья и избрать в качестве второго оружия секиры. Кроме того, в вооружение каждого участника входили по два меча — длинный и широкий, колющий и рубящий. Вдова герцога Миланского Изабелла прислала дуэлянтам лошадей. Они были защищены налобниками и нашейными панцирями из полированного железа.

Поединок стороны назначили на 13 февраля. Местом была избрана равнина Сант’Элиа, расположенная на нейтральной территории. Судьями выступили по четыре представителя от каждой стороны. Среди них были Просперо Колонна и прославленный рыцарь без страха и упрёка Пьер де Байяр.

Состязание

Именно судьям Жан д’Отон, единственный французский источник сведений о турнире, вменяет победу итальянской команды. Согласно его рассказу, когда был дан сигнал к началу поединка, французы яростно бросились вперёд, тогда как все итальянцы остались недвижны. В результате пятеро французских рыцарей оказались за пределами поля и были с него удалены, а итальянцы получили весомое преимущество.

В какой-то степени этот рассказ соответствует описаниям состязания у других авторов — в части, касающейся активной роли французов, начавших атаку. По описанию А. Скордо,

«итальянцы двинулись вперёд решительно, но не пришпоривая коней; то же сперва сделали и французы, которые затем, однако, перешли в галоп и за 20 шагов от противника разделились на две группы. Этторе приказал своим повторить этот манёвр, так что 5 итальянцев столкнулись с 6 французами, и остальные 8 — с 7 французами».

После первого столкновения все участники состязания остались в сёдлах. Несколько копий оказалось сломано, поэтому бой продолжился на мечах и секирах. Восстановив строй, французы вновь атаковали противников, однако после столкновения несколько нападающих оказались на земле. Они получили тяжёлые ранения и выбыли из турнира. Один из них, савойец Жан д’Аст (по-итальянски Грайано д’Асти), через несколько дней скончался от ран, став единственной жертвой поединка.

Между тем двое итальянцев, также спешенные, но не получившие серьёзных ранений, продолжили сражаться. Римлянин Джованни Капоччо, а следом за ним и его товарищи «взялись за принесённые для этого пики и стали убивать вражеских коней». По совету Просперо Колонна эти пики были заранее воткнуты в землю за позицией итальянцев. В результате ещё двое французов оказались на земле и сдались, вытесненные за пределы арены. Возможно, именно эти обстоятельства побудили французского автора писать о нечестности судей. Впрочем, двое итальянцев выбыли из боя по той же причине.

Ключевое место в состязании занял поединок капитанов. Фьерамоске удалось победить де Ламотта, который также был удалён с арены. В конце концов на ней остался всего один француз, Пьер де Шаль (или де Лиэ), который упорно сопротивлялся до тех пор, пока судьи, не желавшие ему смерти, не побудили его сдаться. В результате победа осталась за итальянской стороной. Осаждавшие Барлетту французы, по словам Гвиччардини, умерили свой пыл, «поскольку они не могли приписать то, что было заслугой доблести, коварству судьбы».

После боя

Побеждённые французы оставались в городе в ожидании выкупа. Победители же «вместе с пленными триумфально вступили в Барлетту под звуки труб и барабанов, гром пушек, аплодисменты и воинские кличи». Жители города вышли на улицы, чтобы чествовать героев, в соборе Санта-Мария-Маджоре отслужили торжественную мессу. Конечно же, участники турнира с итальянской стороны были должным образом отмечены — ведь они продемонстрировали превосходство итальянских солдат над французами. Фьерамоска стал графом Миньяно, а его соратники получили другие награды, среди которых было право включать изображение ожерелья из 13 золотых колец в свои гербы.

В дальнейшем практически все участники Барлеттского вызова продолжили участие в войнах, терзавших Апеннинский полуостров. Сам Фьерамоска действовал под началом Гонсало де Кордовы при Чериньоле. Французский капитан де Ламотт перешёл на службу к коннетаблю Бурбону и стал сражаться за императора Карла V Габсбурга. Именно де Ламотту принадлежит честь пленения короля Франциска I в битве при Павии в 1525 году.

Что касается Барлетты, то вскоре осада с города была снята. Военная Фортуна повернулась лицом к испанцам. Великий капитан Гонсало де Кордова вскоре после Барлеттского вызова одержал победы над французами при Чериньоле (28 апреля 1503 года) и Гарильяно (29 декабря 1503 года). После этого французский король Людовик XII был вынужден отказаться от притязаний на неаполитанский трон и уступить спорные территории на юге Фердинанду Арагонскому. Милан и Генуя остались за французами. Кроме того, Венеция, в период войны поддерживавшая Францию, удержала за собой территорию Ломбардии к востоку от реки Адда, а также апулийские порты Бриндизи, Отранто и Трани. Так завершилась Вторая Итальянская война.

Национальные стереотипы и национальное самосознание

По мнению М. Юсима, поединок под Барлеттой «свидетельствует о наличии и известной распространённости общенациональной идеи в Италии начала XVI в.». Как уже было сказано, причиной поединка стал спор о военных качествах двух народов, французов и итальянцев, который можно интерпретировать гораздо шире — как конфликт между наследниками Древнего Рима (представленных итальянцами и испанцами) и варварами-французами. Если с точки зрения современного человека вести дискуссию на эту тему бессмысленно, то в условиях Ренессанса это было вполне привычно.

Барлеттский вызов. Художник Массимо д’Адзельо, 1831 год.

Национальные стереотипы лежали в основе спора, но они же порождали и то, что позднее стали называть национальной гордостью или патриотизмом. Наверное, не случайно незначительный для хода военной истории эпизод с поединком тринадцати против тринадцати вошёл в «Историю Италии» Ф. Гвиччардини и другие сочинения современников. С самого начала, как свидетельствуют приведённые выше слова напутствия Кордовы, поединок воспринимался как одно из средств доказать величие итальянской нации и её способность к самостоятельному управлению.

Не случайно врач Галатео, повествуя о событиях при Барлетте, воспринимает их в качестве переломного момента в истории Второй Итальянской войны, а победу при Чериньоле — лишь как следствие триумфа под Барлеттой. При этом Фьерамоска сравнивался с ветхозаветным Давидом, освободившим израильский народ от иноземного ига. Это понимание нашло развитие в эпоху романтизма, когда Барлеттский вызов превратился в одно из «мест памяти» итальянцев. Поединок и победа Фьерамоски сотоварищи над французскими рыцарями стали предметом гордости для их соотечественников эпохи Рисорджименто — борьбы за объединение Италии.

К этой эпохе относится начало закрепления Барлеттского вызова в художественных произведениях. Первым из них стал воздвигнутый в городе монумент, разрушенный в 1805 году и восстановленный через 41 год. В начале XIX века юный пьемонтский аристократ Массимо д’Адзельо посвятил событиям в Барлетте свою картину, а в 1833 году он же написал об этом роман «Этторе Фьерамоска, или Турнир в Барлетте». В XX веке по роману было снято по меньшей мере четыре киноленты.

Являясь небольшим эпизодом в долгой истории конфликтов на итальянской земле, или будучи поводом для национальной гордости разобщённого народа, или же выступая орудием пропагандистского воздействия, события зимы 1503 года по-прежнему заслуживают внимания и являются примером доблести и военного искусства.