В 1893 году Бёрдслей прочел опубликованную Уайльдом «Саломею», что издавалась на французском, и был предельно ею вдохновлен. Эта трагическая пьеса воскресила на тот момент заржавевший жанр французской драмы. Это произведение Оскар писал, уже будучи известным и знаменитым. Незадолго до этого он уже удосужился опубликовать свой гениальный «Портрет Дориана Грея», а также отметился сразу несколькими комедиями, среди которых – «Веер леди Уиндермир» и «Женщина, не стоящая внимания».
Трудясь над созданием «Саломеи», Оскар по сути не создавал новую историю. Он взял за основу уже существующую легенду, несколько её основных версий и приступил к их переработке. Особое внимание он уделил работе над героями. Так, саму девушку Оскар изображает с двойственностью натуры, представляя её одновременно злой и невинной, жертвой и обидчиком в одночасье. Девушка в его видении стала не просто объектом страсти, но и бесконечной, извращенной похоти.
Во время кульминации, когда Саломея настаивает на том, что Иоанн должен быть казнен, она говорит о том, что это – наказание за то, что он отверг её, страстно любящую его.
Бёрдслей весьма заинтересовался этой пьесой, а также создал несколько иллюстраций для первого выпуска «The Savoy», где изображает девушку с отрубленной головой её возлюбленного.
В тот момент казалось, что Уайльд, наконец, нашел себе верного друга и соратника. Он даже отправил ему персональную копию пьесы со своим автографом, подписав её следующими словами: «Для Бёрдслея, единственного человека и творца, который точно понимает, что означает танец семи вуалей и может видеть его. От Оскара».
Этот союз, который первоначально представлял собой творческий тандем и единство мыслей, вскоре превратился в глубокую, личную вражду, а также множество оскорблений в адрес друг друга.
Не осталось никаких четких доказательств того, что Уайльд пытался отказаться от рисунков Обри, а также хотел подвернуть их цензуре, чтобы они были опубликованы в другом виде. Однако критик по имени Теодор Вратислав отмечает, что первоначально Оскар хотел, чтобы Саломея, которую изображал художник, была нарисована с другим лицом на каждой картинке. Предполагается также, что, вероятно, эти замечания не были высказаны лично Бёрдслею. Возможно, Уайльд высказывал это всё Рикеттсу, ещё одному иллюстратору, который занимался оформлением всех его книг до момента выпуска пьесы.
В своих заметках автор напишет: «Мой Ирод – почти что одноименный персонаж Гюстава Моро, что также же, как и он, имеет свою ценность и глубоко печален. А моя Саломея – ближайшая родственница Терезы и Саламбо, вышедших из-под пера Флобера, мистическая и простая одновременно. Работы же Бёрдслея похожи на каракули, которые зачастую юные школьники, не по годам развитые, рисуют от скуки на полях своих тетрадей».
Нет четкого понимания причин, по которым Уайльд так отзывался о работах Обри. Рикеттс считал, что такое отношение появилось от того, что Оскар одинаково не переносит и нещадно редактирует все изображения, поскольку ему не нравится их смысл. А вот художник по имени Джон Ротенштейн отметил, что Уайльду попросту не была симпатична их стилистика. Так, рисунки Обри обладают некоторым налётом японского стиля в рисовании, в то время как сама пьеса, по мнению писателя, была византийской.
А ещё считалось, что Уайльд очень кропотливо относится к балансу языка и смыслового наполнения текста. В изображениях Обри же было так много таланта и «силы», что они, даже будучи вне текста, привлекали внимание. А потому писатель справедливо опасался, что они могут подчинить себе его текст или даже превалировать над ним.
И, конечно же, Обри не мог не узнать о том, как Уайльд относится к его работе. Благодаря этому на страницах печатного издания появилась известная карикатура, которая изображала драматурга за работой. Бёрдслей прекрасно помнил, как Оскар хвастался писательскому миру о том, что для написания пьесы на французском языке он никогда не пользовался для этого сторонними источниками, намекая на безупречные познания в языке. Именно поэтому на картинке автор был изображён за письменным столом, который завален различными французскими изданиями, среди которых присутствовала «Семейная Библия», французские словари и курсы языка, сказки на французском, обучающие материалы по теме, и, конечно же, непосредственный экземпляр главного романа писателя.
Кроме Уайльда, к иллюстрациям Бёрдслея возникали вопросы и у издателя книги, который не был доволен количеством наготы и достаточно провокационных изображений на рисунках. Впрочем, именно на критике Оскара художник сосредоточился больше всего, а потому даже на весьма откровенных рисунках можно было отыскать скрытые зарисовки и карикатуры на самого писателя.
К примеру, на одном из рисунков, что носил название «Женщина на Луне», Оскар был изображен непосредственно как сама Луна, которая держала в руках одну маленькую гвоздику. Искусствоведы утверждают, что это очень явная отсылка к так называемой «зелёной гвоздике», эмблеме, что была весьма популярна в то время и использовалась сообществом гомосексуалистов из Парижа. Луна с интересом наблюдает за своими персонажами, будучи в образе писателя, в то время как они, представленные Пажем и Нарработом, смотрят вверх с легкой ноткой недоверия, готовясь к тому, что для них приготовил писатель.
Ещё одно изображение под названием «Появление Иродиады» также содержит в себе изображение писателя, что в этот раз размещается в нижнем правом углу. В данном случае он нарисован в качестве персонажа, облаченного в шутовскую форму и в шапку в виде совы. В его руках можно заметить книгу с одноименной пьесой, а другая его рука как бы зазывает зрителей посмотреть это творение вживую. Изображение одновременно в качестве шута, гения и суфлера – отсылка на личные предпочтения Оскара, такие как желание носить длинные волосы, одеваться ярко и необычно, а также присутствовать на всех своих появлениях на публике с цветами. Примечательно, что цветок гвоздики здесь тоже присутствует, и её можно заметить на одном из рукавов шута.
Вражда между художником и писателем переросла в личностные оскорбления в том числе. Так, Уайльд публично сомневался в гетеросексуальной ориентации самого Бёрдслея, говоря о том, что не стоит садиться на тот стул, на котором только что сидел художник. Кроме того, самому Обри он посоветовал переселиться с известного отеля Sandwich в маленький рыбацкий городишко на берегу Нормандии, отмечая, что это идеальное место для него, поскольку туда приезжают исключительно странные и неприятные личности.
Несмотря на это, Обри сам никогда не переступал черту и не изображал на своих иллюстрациях Оскара как порочного человека, в отличие от персонажей его пьесы. В большинстве своём персонажи, призванные стать отображением писателя, были грустны, страдали и имели печальные выражения лиц.
Многие поздние работы Оскара были направлены на изучение человеческого греха, а также своей центральной темой он делал тайные желания людей. В одной из своих работ, в тексте под названием «Упадок искусства лжи», что был выпущен в 1889 году, он пишет о том, что жизнь лишь имитирует настоящее искусство. Поэтому он стремился приблизиться к этой теме, наслаждаясь грешными и безрассудными удовольствиями.
Вскоре жизнь Уайльда превратилась в настоящий кошмар. А всё из-за обвинения в гомосексуальности, которые прозвучали в его адрес от маркиза Квинсбери, что был отцом любовника Оскара, небезызвестного Альфреда Дугласа, который занимался переводом пьесы на английский язык.
После этого начался длительный и тяжелый судебный процесс, в ходе которого писателя осудили за мужеложство и непристойное поведение. Его приговором стали два года каторги. Пьеса «Саломея» ни в коем образе не участвовала в этом процессе, с её помощью не пытались доказать извращенность автора. Кроме того, имя художника, Обри Бёрдслея, не упоминалось в зале суда, несмотря на то, что многие связывали их воедино, а значит самого художника вполне могли обвинить в тех же преступлениях.
Тюремное заключение Уайльда закончилось в 1897 году, когда он, разбитый, сломленный, с испорченным здоровьем и обанкротившийся, покинул её пределы. После этого он переехал в Париж, где стал жить и творить под псевдонимом Себастьяна Мельмота.
С того времени сохранилось письмо Бёрдслея, которое он отправил Оскару. В нём значилось: «Бедный, дорогой старина Оскар, это всё чрезвычайно ужасно. Я опечален всем этим даже больше, чем ты можешь себе представить».
Оба этих гения вскоре умерли после того, как встали на тропинку христианской веры. Обри в 1896 году решил обратить своё внимание на католицизм, однако спустя два года умер от туберкулеза в городе Ментон, во Франции. А в начале 1900-х годов захворал и сам Оскар, который тяжело переносил менингит. Спустя несколько дней после выявления болезни, автора обратили в католическую веру, проведя обряд крещения. Великий автор скончался в столице Франции, Париже, через день после посвящения в веру.