Гогландское сражение в июле 1788 года стало первым крупным морским эпизодом русско-шведской войны 1788–1790 годов. В нём русский флот одержал стратегическую победу над противником. Однако противостояние кипело не только на водной глади, но и в кабинетах европейских правителей и дипломатов, заключавших союзные договоры и разворачивавших свои войска в соответствии с условиями этих соглашений. В русско-шведский конфликт были втянуты и другие государства — например, Дания.
Датская помощь
После сражения у острова Гогланд сложилась следующая ситуация. Дания, русская союзница на Балтике, в конце августа 1788 года по условиям союзного договора вступила в войну со Швецией. Когда об этом узнал шведский король Густав III, он воскликнул: «Я спасён!» — и было от чего. Дело в том, что войну он начал без согласия парламента и без поддержки большинства населения. Тот факт, что в конфликт вступила Дания, пробудил в сердцах шведов старинную враждебность по отношению к соседям, и вопрос о легитимности войны отступил на второй план.
24 сентября 1788 года датский 8-тысячный корпус под командованием принца Карла Гессен-Кассельского вторгся на территорию Швеции из Норвегии — Дания и Норвегия состояли в то время в унии. К северу от Уддеваллы датчане окружили шведский отряд в 700 человек, и тот капитулировал, открыв дорогу на Гётеборг. 6 октября 1788 года датчане добрались до города. Чтобы подготовить оборону, в Гётеборг прибыл сам шведский король. Был увеличен тамошний гарнизон и пополнены запасы.
Карл Гессен-Кассельский потребовал сдать город, дав защитникам на размышление 11 часов. На исходе срока в датский лагерь нагрянул британский дипломат Хью Эллиот, заявивший, что датчанам следует заключить со шведами перемирие, иначе британский флот из 27 кораблей, по счастливой случайности как раз проводивший учения в районе Доггер-банки, войдёт в Зунды и начнёт обстрел Копенгагена. Карл Гессен-Кассельский попытался отговориться: мол, вопросы войны и мира решает король. Однако Эллиот пригрозил ещё раз, и 9 октября перемирие всё же было подписано — пока что сроком на восемь дней.
Вскоре в резиденцию датского короля в Копенгагене прибыл прусский посланник Адриан фон Борк. Он заявил, что в случае, если Дания возобновит боевые действия против Швеции, прусская армия займёт датский Шлезвиг-Гольштейн. Напуганные датчане продлили перемирие — теперь уже до 1 мая 1789 года. 12 ноября датский корпус покинул территорию Швеции и удалился в Норвегию.
Русские в Копенгагене
Зимой 1788–1789 годов шведы попытались забросить диверсионную группу на рейд Копенгагена и взорвать там русские корабли из эскадры Вилима Фондезина: 100-пушечные «Иоанн Креститель», «Три Иерарха» и «Саратов», 74-пушечные «Александр Невский», «Максим Исповедник», «Пантелеймон» и «Мечеслав», 66-пушечные «Северный Орёл» и «Прохор» а также 32-пушечный фрегат «Надежда» и 44–38-пушечные фрегаты «Архангел Гавриил» и «Помощный». С началом военных действий русские срочно перекинули эти корабли из Архангельска через Нордкап и побережье Норвегии к датской столице. Изначально целью русской эскадры было соединение с флотом датчан и проведение диверсий против шведского побережья. Однако после фактического выхода Дании из войны был принят новый план: отремонтироваться в Копенгагене и проскользнуть в русские балтийские порты, чтобы в кампанию 1789 года усилить русский Балтийский флот.
Шведскую попытку взорвать русские корабли в Копенгагене пресекли датчане. На южном входе они поставили четыре старых корабля, непригодных к плаванию в открытом море, и расположили там свои дозоры. Они и заметили шведские брандеры и захватили их до того, как шведы смогли сблизиться и поджечь русские линкоры. Этот инцидент вызвал в Дании резонанс, и война со Швецией чуть не вспыхнула с новой силой. Спас шведов только ультиматум Пруссии, которая предупредила, что с возобновлением военных действий тотчас же вторгнется в Шлезвиг-Гольштейн. Под жесточайшим давлением Пруссии и Англии Дания 9 июля 1789 года подписала Декларацию о нейтралитете, то есть обязалась не вмешиваться в войну Швеции и России ни на какой стороне.
Весь 1788 год Вилим Фондезин занимался натуральной показухой. Его передвижения по западной части Балтики не имели практического смысла. В ноябре он по собственной инициативе едва не угробил часть своей эскадры: промедлив целый месяц с постановкой судов на безопасную зимовку, Фондезин оставил их в Зунде, где они всю зиму, подвергаясь большой опасности, вместе с плавающим льдом носились между берегами Дании и Швеции. Ни одно судно не погибло, но лишь благодаря заботе командиров и их опыту, к которому следует добавить везение.
Екатерина II не обольщалась насчёт способностей командующего эскадрой («Фондезин проспит и потеряет корабли»), но в дела Адмиралтейства не вмешивалась. По поводу обоих братьев Фондезиных — Мартына, чей арьергард не подошёл на помощь «Владиславу» в Гогландском сражении, и Вилима, который командовал Копенгагенской эскадрой, — она позже высказалась вполне определённо: «Тот бесконечно виноват перед Отечеством, кто двух Фондезиных в адмиралы вывел!».
Русский флот на зимовке
После Гогландского сражения эскадра адмирала Самуила Грейга заперла шведов в Свеаборге. Находившийся восточнее шведский галерный флот не мог покинуть на зиму воды Финского залива, поскольку ему пришлось бы пройти мимо русских кораблей, а противостояние галер и линкоров обычно бывает ярким, но недолгим и заканчивается уничтожением гребных судов. Грейг, верный британской тактике, держал флот в море и не позволял шведам выйти в родные порты из сотрясаемого эпидемией тифа Свеаборга. Флот Густава III выбыл из борьбы.
15 октября 1788 года Грейг умер, и временно исполняющий обязанности командующего контр-адмирал Тимофей Козлянинов тотчас же снял со Свеаборга блокаду и увёл русские корабли на зимние квартиры в Кронштадт. Шведы же, ломая первый лёд корпусами своих линкоров, 9 ноября 1788 года поспешили на родную базу — в Карлскруну, где смогли привести себя в порядок, починить корабли и пополнить экипажи.
Сняв блокаду со Свеаборга, русские допустили большую ошибку. Козлянинов разделил Балтийский флот на время зимовки, часть отведя в Ревель, а часть отправив в Кронштадт. Это была явная глупость. Западная часть Балтики вскрывается ото льда в конце февраля — начале марта, в конце марта чистая вода появляется в Ревеле и Гельсингфорсе, и лишь в середине апреля ледоход начинается в Кронштадте и Санкт-Петербурге. Таким образом, шведы вполне могли после зимовки спокойно снарядить корабли, выйти в Финский залив и попытаться разбить сначала Ревельскую эскадру, а потом и Кронштадскую. В этом случае русские не смогли бы объединить корабли. Всё-таки не всегда хороший боевой адмирал — а поведение Козлянинова в Гогландском сражении было выше всяких похвал — является эффективным администратором, и Козлянинов подтвердил эту истину.
31 марта 1789 года место главкома русского флота на Балтике занял Василий Яковлевич Чичагов, человек робкий и нерешительный. Перед ним стояла сложная задача: каким-то образом объединить действия Ревельской и Кронштадтской эскадр, при этом защитить от нападения Петербург и перевести войну на море в активную фазу. Выбор кандидатуры Чичагова логичен с точки зрения чинопроизводства, но непонятен с точки зрения войны. Весь флот открыто требовал в главкомы храброго и способного вице-адмирала Александра Ивановича Круза, но Екатерина утвердила именно Чичагова.
Высокая политика и расклад сил
На суше события развивались своим чередом. Густав совершенно неожиданно для себя всерьёз и надолго застрял в Финляндии. Перед войной завоевание русской Карелии и части Финляндии представлялось ему лёгкой прогулкой: главные русские армии воюют с Турцией, значительная часть сил прикована к границам с Польшей, поскольку там угрожает войной Пруссия, и для защиты Прибалтики и Карелии сил у России вроде бы и не оставалось.
Густав не учёл дин фактор — русский народ. Возмущение вероломным нападением шведов оказалось столь сильным в русском обществе, что почти весь Петербург встал под ружьё. Если летом 1788 года армия в Финляндии насчитывала 6000 человек, то осенью она достигла отметки в 14 000. На защиту столицы поднялись петербургские ямщики, причетники и церковные служки, цыгане и даже заключённые тюрем, желавшие искупить вину кровью. В 1789 году численность войска составляла 20 000 человек, а ещё через год — 32 000. То есть Россия, не снимая войск с главных направлений, сумела на пустом месте создать армию и сдерживать превосходящие шведские силы. Видя такой поворот событий, Пруссия отказалась от первоначального плана нападения.
Однако Екатерина не собиралась почивать на лаврах и довольствоваться достигнутым. Зимой 1789 года были заключены два очень важных договора: с Францией и Испанией. В случае нападения на какую-либо из четырёх стран — Россию, Францию, Испанию или Австрию — три другие обязывались в течение месяца вступить в войну с агрессором и выставить в поле по 60 000 человек, а в море вывести по дюжине линкоров и восемь фрегатов. Отдельно оговаривался вклад Австрии, которая не имела значимого флота, не считая небольших крейсерских соединений в Остенде и Триесте — она должна была выделить деньги одной из воюющих держав на вооружение, снабжение и комплектование оговорённого количества кораблей и фрегатов. Этот договор не касался уже идущих войн с Турцией и Швецией, а ненавязчиво указывал на возможную агрессию со стороны Англии и Пруссии.
Таким образом, Пруссия, реши она всё-таки напасть на Россию, оказывалась перед перспективой войны на два фронта, причём франко-испано-австрийские войска составили бы 180-тысячный контингент — неплохая прибавка к русским 80 000 на польской границе! Аналогично и Англии, вздумай она поддержать своим флотом Швецию, пришлось бы воевать не только с Балтийским флотом из 26 линкоров, но и с флотом союзников в 36 кораблей, а это очень значительная сила, особенно учитывая тот факт, что французы, австрийцы и испанцы не стали бы в этом случае лезть в Северную Атлантику или Северное море, а устроили бы небольшой Армагеддон Гибралтарской эскадре и британской торговле в Средиземноморье.
Екатерина — конечно же, совершенно случайно — допустила утечку информации о договоре. Прознавший о новом союзе премьер-министр Великобритании Уильям Питт хватал Фридриха-Вильгельма II за фалды, упрашивая отказаться от замыслов вторжения в русскую Польшу и Прибалтику. В свою очередь, прусский король, также по своим каналам извещённый об альянсе, умолял Англию не вводить в Балтийское море свои корабли.
С помощью договоров императрица добилась того, что со Швецией Россия разбиралась один на один, без вмешательства иностранных держав.
Продолжить: Странные решения Карла Сёдерманландского