Дипломатия великих держав и бурная деятельность Томаса Кокрейна у греческих берегов в 1827 году

Пока великие державы определялись со своими позициями по греческому вопросу и закрепляли их в Петербургском протоколе 1826 года, в самой Греции революция шла своим ходом. Важнейшим событием года стал захват Афин и турецкая осада Акрополя, где засели уцелевшие защитники города. Любопытно, что главным сторонником того, чтобы бросить все силы на их освобождение, стал знаменитый британец Томас Кокрейн, возглавивший греческий флот и присягнувший служить Греции.

Дипломатия революции

4 апреля 1826 года министр иностранных дел России Нессельроде и премьер-министр Великобритании герцог Веллингтон подписали Петербургский протокол, касавшийся судьбы Греции. Главным в этом документе был пятый пункт, согласно которому обе стороны — Российская и Британская империи — «отказывалась от территориальных, финансовых или коммерческих преимуществ, которые не будут общими для всех европейских государств после окончательного умиротворения Греции». В последнем пункте стороны пригласили другие государства подписать протокол. Одновременно с этим была усилена русская армия на Дунае, а британский премьер Джордж Каннинг отправил в Средиземное море дополнительные корабли.

Подписание Петербургского протокола сильно ударило по Австрии, поскольку она, пользуясь объявленными Александром I принципами несменяемости власти и нерушимости границ, в 1818–1825 годах накладывала «вето» на любые решения, угрожая покинуть Священный союз и шантажируя Россию тем, что этот альянс важнее Петербургу, нежели Вене. На самом деле, конечно же, для Вены Священный союз был не менее важен, так как защищал её от реваншизма Франции и консервировал ситуацию австрийского доминирования в Германии. Иными словами, всё это время Австрия, по сути, занималась обычным шантажом, продавливая выгодные ей решения в рамках Священного союза.

Вскоре к Петербургскому протоколу присоединилась Франция, и теперь эти три страны определяли будущее Греции. Однако — и в этом заключается парадокс последующих событий — все государства, в том числе и симпатизировавшие грекам, считали их мятежниками и не рассматривали вариант выхода Греции из-под турецкого сюзеренитета. Нет, они требовали вывода турецких и египетских войск, настаивали на автономии для эллинов — но не более того. В свою очередь, для Турции сама такая постановка вопроса была нонсенсом: когда правительство какой-либо страны наводит порядок в мятежной области всеми доступными ему способами, ни в каком «международном посредничестве» оно не нуждается. Скажем, приняло бы британское правительство турецкое посредничество во время очередного мятежа в Ирландии? Или взяло бы русское правительство султана в третейские судьи при очередном восстании в Польше? Ответ очевиден.

Когда эти соображения были озвучены Англии, Франции и России, союзники заявили: поскольку египетские войска Ибрагим-паши неоднократно божились уничтожить всех жителей Мореи и Пелопоннеса и заселить эти области египтянами, то великие державы просто вынуждены вмешаться в ход событий. Да, раньше это была исключительно турецкая проблема, однако методы турок и египтян вышли за рамки всех цивилизованных норм и привели к «варваризации» Греции. Иными словами, великие державы вмешивались не во внутренний конфликт между турками и греками, а в способы разрешения этого конфликта.

Такой ответ был обычным словоблудием. Турки заявили представителям России, Британии и Франции, что те выступают на стороне греков из религиозных соображений, то есть поддерживают христианство в пику исламу, и это предположение было гораздо более реальным, нежели объяснения союзников, по каким причинам они вмешиваются в греческий конфликт. И султан, и Мехмет Али отрицали геноцид в Греции и утверждали, что просто хотят навести порядок любыми способами. Каннинг, отдавая должное как минимум формальной справедливости турецкой позиции, понимал, что Россия во главе с новым императором (в конце 1825 года на престол взошёл Николай I) вполне могла решиться действовать самостоятельно. Именно Петербург настоял на том, что если турки не примут международного посредничества, то морские эскадры великих держав должны будут силой развести стороны. Задачей морских соединений союзников Николай видел предотвращение любых перебросок подкреплений в Грецию как со стороны Турции, так и со стороны Египта.

Собственно, именно это и было зафиксировано в Лондонской конвенции 1827 года.

Кризис духа

После падения Месолонгиона в апреле 1826 года ситуация для греческих повстанцев сильно ухудшилась. Бо́льшая часть Румелии (область к северу от Коринфского залива) покорилась туркам. Турецкая армия продвинулась в Аттику. Греки теперь были зажаты между турками с севера и египтянами с юга. В августе 1826 года пали Афины, а уцелевшие революционеры укрепились на холме Акрополя. Турки без проблем подавили бы их сопротивление, но тут на местности высадились британцы, которые получили специальное разрешение от Порты на защиту главного античного памятника Древней Греции. Ирония истории — ситуация 480 года до н.э. повторилась практически полностью: как и во время войны Афинского союза с персами, Афины были захвачены — кроме Акрополя, и точно так же большинство греков укрылось на острове Саламин.

Август 1826 года оказался кризисным моментом в истории революции. Возглавлявший греческие регулярные войска французский полковник Шарль Николя Фавье — он был участником Наполеоновских войн, воевал в Австрии, Испании и России, а при Бородино потерял правую ногу — пробился в Акрополь с 500 солдатами и занял круговую оборону. Он держался там до октября, когда Николаос Криезотис во главе 400 бойцов пошёл на прорыв блокады. Каждый из греков нёс на спине по 1,2 кг пороха и продовольствие для осаждённых. Прорыв оказался успешным, а 12 декабря была проведена ещё одна подобная операция.

Но тут на остров Порос, словно вихрь, ворвался Томас Кокрейн. 27 марта 1827 года британец получил от Александра Маврокордатоса патент командующего греческим флотом. Согласно этому документу сэр Томас мог действовать абсолютно самостоятельно и не должен был информировать никого о своих планах. 29 марта Кокрейн отказался присягнуть на Евангелии и вместо этого дал присягу:

«Клянусь служить Греции и пролить за неё кровь, если она сама будет верна себе».

Кокрейн заявил, что ему не терпится пообедать в Афинском Акрополе, и пообещал награду в 1000 долларов первому, кто поднимет греческий флаг над холмом. Продолжая бахвалиться, сэр Томас заявил, что такой же флаг греки скоро повесят и над собором святой Софии, намекая, что взять Константинополь — не такая уж большая проблема.

На пути к Афинам

С появлением Кокрейна греческий флот стал в значительной степени англо-американским. Британец прибыл с дюжиной военно-морских офицеров, которые были ему знакомы по Южной Америке: это были кэптен Сент-Джордж, лейтенант Хатчингс, лейтенант Томпсон, американцы Критчли и Кирквуд, а также многие другие. Эти отличные моряки — гораздо более умелые, нежели греки — быстро оценили местный колорит и вскоре начали превосходить греков в таких забавах как пьянство и насилие. Тот же Кирквуд с упоением самолично убивал пленных, причём иногда даже превосходя греков в жестокости. Неудивительно, что выдвиженцы Кокрейна вскоре заработали в Греции репутацию насильников и палачей.

Но вернёмся к боевым действиям. 13 апреля атака греческих войск привела к блокаде монастыря святого Спиридона и появлению прямого пути между Пиреем и Акрополем. Кокрейн настаивал, что нужно как можно быстрее вести войска в Акрополь. Ему противоречил греческий генерал Караискакис, твердивший, что нужно взять монастырь, причём сделать это путём переговоров, а не штурмом. Засевшие там албанцы сдаваться отказались, и поэтому монастырь обстрелял флагман Кокрейна, 44-пушечный фрегат «Эллас», который поддержали береговые батареи. Албанцы продолжали упорствовать, но всё же через несколько дней гарнизон капитулировал под честное слово Георгиоса Караискакиса отпустить албанцев с оружием и знамёнами. Греческие солдаты не преминули это слово нарушить: они напали на отступающих и перебили до 200 человек.

Именно ситуация у монастыря святого Спиридона рассорила греческих лидеров и Кокрейна. Сэр Томас всегда настаивал на быстрых решительных действиях — таких, какие он проворачивал в Роял Неви и на морской службе в Чили. Он предлагал захватить монастырь решительной ночной атакой и получить укреплённую позицию, которая станет связующим звеном в спасении Акрополя. Греческие же повстанцы чаще всего брали крепости и города измором и набеговой тактикой, поэтому не стоит удивляться, что Караискакис отказался от плана Кокрейна. В ответ сэр Томас обвинил греков в трусости и пригрозил отставкой, потому что «не хочет командовать стадом баранов». Кокрейн говорил, что готов поставить на кон свою репутацию, и, наконец, совершенно выведенный из себя, заявил:

«Там, где я приказываю, все другие полномочия прекращаются».

В конце концов Кокрейну удалось получить от 2500 до 3000 человек (из них 250 бойцов представляли регулярные войска), которые он перебросил из Пирея в залив Фалерон. Оставшиеся войска под началом Караискакиса прикрывали западный фланг колонны, которая должна была от места высадки двинуться на Афины. 3 мая в одной из стычек Караискакис был ранен турецкой пулей в живот и умер на следующий день. Вся полнота власти перешла Кокрейну и командиру десанта Ричарду Чёрчу.

Разгром при Фалероне

В ночь на 6 мая 1827 года посаженные на корабли войска пересекли залив Фалерон и высадились на побережье у мыса Колиас. Высадка прошла совершенно неудачно. Кокрейн и Чёрч остались на кораблях, что не лучшим образом сказалось на координации действий отрядов. Армия рассредоточилась на расстоянии примерно 6 км, причём если первые отряды уже находились на расстоянии пушечного выстрела от Афин, то вторые только высаживались на берег, не имея ни нужных материалов, ни достаточного количества припасов.

На рассвете кавалерия Мехмета Решад-паши обошла греческий авангард, в который как раз входили почти все регулярные солдаты, а затем атаковала их редут с фланга. Партизанские отряды побежали, а регуляры, отразив пару атак, сдались на милость победителя и были полностью уничтожены. Дело могла бы спасти атака из Акрополя, но отряд Цавелласа, который должен был наносить этот удар, не сдвинулся с места.

Когда у мыса Колиас появились сначала греческие беглецы, а вслед за ними и турецкая кавалерия, поднялась паника. Греки в беспорядке, под шквальным ружейным огнём османов начали грузиться в шлюпки. Филэллинов от полного разгрома спасло только то, что у турок не было артиллерии. К счастью, османы вскоре прекратили атаку, посчитав свою миссию выполненной, и ушли в Афины праздновать победу.

Вечером 6 мая на оставленные греками позиции выдвинулись турки, заняли их, а затем вошли в монастырь святого Спиридона и попытались атаковать прикрывавший десант с запада греческий лагерь на холме Кастелла, однако были отбиты.

Потери греков в этом сражении составили до 1500 человек убитыми и ранеными. Потери турок неизвестны, но они были, скорее всего, незначительными.

В чём же заключалась причина провала? Понятно, что с Кокрейна и Чёрча вины никто не снимает. Но нельзя не упомянуть и о поведении самих греков. Перед десантом им было приказано высаживаться и двигаться в полной тишине, «чтобы ни одно колесо не скрипнуло». Первые высадившиеся греческие отряды полностью проигнорировали это требование и начали давать в воздух залп за залпом, сообщая о своём появлении товарищам в Акрополе. Далее началась великая пьянка, поэтому турки легко определили место высадки и смогли выслать к Колиасу свои отряды. Кокрейн и Чёрч видели, какой контингент им достался, и должны были учесть его особенности в своём плане.

Что делать?

Разгром у Фалерона ввёл греков в совершеннейшее уныние. Революционерам оставалось надеяться только на чудо. И тут пришли вести, что Грецию решила поддержать своими войсками Бавария. Большой отряд выдвинулся из Мюнхена под началом Карла-Вильгельма фон Гайдека — очередного героя Наполеоновских войн, участвовавшего в них на стороне Франции. Каково же было разочарование, когда фон Гайдек прибыл в Грецию не с армией или отрядом, а с 12 баварцами, сочувствовавшими делу Греческой революции!

В стане революционеров начались распри. По сути, теперь в каждой деревне сидел свой атаман. Кокрейн с горечью отмечал:

«Чем меньше становилась территория свободной Греции, тем большее количество правительств и каудильо там возникало».

Военно-морские операции против турок фактически прекратились. Каждый из греческих лидеров пытался выторговать у турок гарантии, что если дело революции провалится, то его пощадят.

В этой ситуации Кокрейн обратился к командующим союзных эскадр, находившихся в Средиземном море. Он сообщил, что после провала при Фалероне Акрополь, без сомнения, падёт, а поскольку греческий флот слаб, он просит их — командующих британскими, французскими и русскими кораблями — предотвратить грядущую резню.

Французский командующий Анри де Риньи начал переговоры с турецким командованием. Он просил, чтобы турки выпустили гарнизон Акрополя, который на тот момент большей частью состоял из французов, итальянцев, швейцарцев, немцев, бельгийцев и т.д., но не из греков, к Фалерону, где они бы сели на французские корабли и выехали на Саламин. Турки согласились, однако Фавье с отрядом из 42 человек отказался покидать Акрополь. Большинство этих людей были убиты при захвате главного храма Древней Греции.

Кокрейн же, пытаясь предпринять хоть что-нибудь, отправил «Эллас» и «Картерию» (так греки переименовали пароход «Персеверанс») на северо-запад Мореи, чтобы перехватить там египетского Ибрагим-пашу, взять его в плен и использовать как заложника на переговорах о независимости Греции. Небольшому отряду удалось-таки перехватить корабль паши. На его борту обнаружили гарем египетского соправителя, нашли драгоценности, но вот самого Ибрагим-паши на судне не было. Как с горечью отметил Кокрейн,

«гарем — превосходная вещь, но совершенно не подходит для политического торга».

16 июня 1827 года сэр Томас появился у Александрии, где стоял на якоре египетский флот. Он решил нанести решающий удар и одним махом выиграть войну на море, атаковав брандерами египетскую эскадру в собственной гавани. В ночь на 17 июня на стоявший на якорях флот отправились пять брандеров, однако греки, составлявшие большинство команд, отказались рисковать и покинули брандеры прежде, чем они подошли на достаточно близкое расстояние к египтянам. Кораблики сгорели безо всякой пользы.

Египтяне, наконец-таки обнаружив отряд Кокрейна, стали его преследовать, и теперь сэру Томасу пришлось уходить от линейных кораблей противника. Спасла Кокрейна его репутация. Мехмет Али постоянно подозревал, что сэр Томас может устроить очередную ловушку, на которые он был такой мастак, поэтому следовал за греческим соединением нерешительно. Благодаря этому Кокрейн смог оторваться.

2 сентября 1827 года греческое правительство согласилось заключить перемирие на условиях турок, хотя и Кокрейн, и Чёрч выступали против. Казалось, Греческая революция потерпела полное поражение.

Продолжение следует:  Сражение в Наваринской бухте: первый выстрел