Иван Грозный против Девлет-Гирея: последний аккорд

Осенью 1559 года Иван Грозный понял, что не найдёт союзников в борьбе с Крымом, и что рассчитывать в этом деле он может только на себя. Однако тут крымский «царь» Девлет-Гирей рассорился с ногайскими мурзами, один из них перешёл на сторону Москвы, а под конец года активизировался и Исмаил-бий — противник крымского хана из Большой Ногайской орды. Эти обстоятельства открыли перед русским правителем новые перспективы.

Исмаил-бий вступает в игру

Под занавес 1559 года в Москву с Днепра пришли новые вести. Атаман Гаврило Слепецкий, оставшийся на Монастырском острове наблюдать за действиями татар, сообщал, что летом и осенью неоднократно ходил со своими людьми на крымские и ногайские улусы, кочевавшие в степях северного Причерноморья, «имал» у татар «улусы» и «жен и з детьми». Спасаясь от набегов и разочаровавшись в способности Девлет-Гирея защитить их от русских, многие ногайские собственно крымские улусы поздней осенью начали откочёвывать на правую, «литовскую», сторону Днепра, рассчитывая здесь перезимовать в безопасности. Но не тут-то было! На сторону русских перешёл ногайский мирза Тягриберди, и казаки вместе с тягрибердеевыми ногаями теперь уже вместе напали на крымские улусы. «И бой им с крымцы был великий, — продолжал свой рассказ атаман, — а побили многых людей крымскых и нагайскых, убили семь мырз и поимали многие улусы». Иван пожаловал атамана и его людей, а также щедро наградил Тягриберди-мурзу и его брата, приехавших в Москву и присягнувших служить русскому государю со своим улусом. Ногайский мурза подтвердил известия о том, что крымский «царь» поссорился с ногайскими мурзами, откочевавшими ранее к нему из-за «заворошни» в Ногайской Орде.

Прознав про бедствия, обрушившиеся на крымский улус, и про ссору Девлет-Гирея с ногаями, оживился под конец года и Исмаил-бий. Положение в его орде было нестабильным. Как писал Ивану Е. Мальцев «из Нагаев»,

«нагаи, государь, все пропали, немного их с Смаилем осталось, да з детми, да и те в розни. Дети Исмаиля не слушают. А шесть братов, государь, Шихмамаевы дети на Яике, а с Смаилем не в миру (…) А улусы, государь, у Исмаиля мешаютца, грозят ему, хотят в Крым бежать».

Вести о слабости крымского «царя» были на руку бию: теперь он мог попытаться направить энергию своих врагов на «крымского», а заодно и «накормить» свой народ, дав ему возможность ополониться и разжиться крымскими «животами». Ещё в начале сентября 1559 года посол Исмаила Амангильдей передал Ивану грамоту от своего господина. Бий сообщал Ивану, что он ныне «ратен» с Девлет-Гиреем и «девети братов головами учинив, лехким делом войною в Крым послал есми, та моя ратная посылка без урыву учнет ходить».

Спустя месяц в Москву от бия приехал новый посол, Темир, который передал царю грамоту от своего господина. Бий сообщал, что «ныне крымской и тебе, и мне недруг (…) Ныне на Крым лехкою войною мамай мирзина сына Якшисат мирзу отпущаю з братьею его и с племянники. А даю ему полк свой. А наперед сего отпустил есми на Крым девети братов легкою ж войною и зиме и лете беспрестани на Крым войною учну ходити». И дальше, отвечая на намёк Ивана, сделанный в сентябре (тогда русский царь писал Исмаилу, что «о крымском хочю мыслити гораздо, как над ним промышляти. И что будет моя мысль как тому делу бытии, и яз тебе о том ведомо учиню»), бий сообщал: «Большой ход наш будет толды, коли мы меж себя срок учиним».

В том, что дело наконец сдвинулось с мёртвой точки, в Москве убедились в конце года. Тогда астраханский наместник И. Выродков — дьяк, сыгравший чрезвычайно важную роль при взятии Казани, — прислал весть о том, что Исмаил отпустил в набег на крымские улусы своего сына Тинбая-мурзу с племянниками. Вместе с ними Выродков отправил двух ногайских мурз, Кошумовых детей, и астраханских людей.

Набег Тинбая-мурзы оказался весьма успешным. Приехавший из Крыма служилый татарин Тавкей Ятемиев сообщил Ивану:

«Приходил Тинбай-мырза, Смаилев сын с товарищи на Молочные воды и на Овечьи воды и на Конские и повоевал многие улусы, и нагаи к нему пристали многие. И Царевич колга Магмет-Кырей за ними гонял, и нагаи у царевича побили многих людей и отошли сами здорово, тысяч с сорок лошадей отогнали».

По проложенному Тинбаем-мурзой пути потянулись и другие ногайские мурзы. К ним присоединились донские казаки-пищальники, почуявшие запах добычи. Ногаи и казаки ходили за Днепр, «под Белгород и под Очаков, и по рекам по Бугу и по Ингулом, по Болшому и по Меншому, и все улусы и Заднепрье нагайские перешли с ними и крымских повоевали». Урон, понесённый крымцами, был таков, что когда ногаи с богатой добычей возвращались домой, «ис Перекопи на них выласка не была: сидели от них все крымцы в осаде во всю зиму».

Прошла зима, настала весна

Завладев инициативой «перед осадой Тулы.» в предыдущие годы, Москва отнюдь не собиралась выпускать её из своих рук и в 1560 году. Это было тем более важно в ситуации, когда Литва очевидно стремилась пойти на обострение отношений. Время, необходимое для того, чтобы «дожать» крымского «царя» и лишить его возможности вмешаться в назревавший русско-литовский конфликт хотя бы на первых его порах, неумолимо истекало. Вряд ли в Москве рассчитывали теперь посадить в Крыму «своего» «царя», но вот посеять рознь среди тамошней элиты, обрушить Крым в «заворошню», подвергнуть крымские улусы опустошению и буквально обезножить их, лишив конских табунов, — почему бы и нет? И раз большой выход русского войска в Поле стал бессмысленным из-за позиции Сигизмунда II, то, быть может, стоило продолжить прошлогодние действия в рамках «стратегии непрямых действий»? Тем более Исмаил-бий наконец-то начал проявлять давно обещанную активность.

Таким, во всяком случае, представляется ход мыслей в Москве зимой 1559–1560 годов, когда на заседаниях Боярской думы царь и его советники выстраивали стратегию на кампанию 1560 года. По итогам этих бурных, о чём намёками проговаривается князь Курбский в своей «Истории о великом князе московском», обсуждений и выстроился следующий план действий.

В феврале из Москвы был отпущен «в Черкасы» князь Вишневецкий вместе с черкесскими князьями Иваном Амашуком и Василием Сибоком «з братьею», «и попов с ними крестианскых отпустил, а велел их крестити по их обещанию и по челобитью и промышляти над крымъским царем». Примечательна оговорка в Никоновской летописи, сообщавшей об этой «посылке» князя-кондотьера: «Отпустил государь Вишневецкого на государьство (выделено автором) в Черкасы». Выходит, что Иван Грозный посылал Вишневецкого на Кавказ как своего наместника и, быть может, вассального удельного князя.

Не менее любопытен и составленный в Разрядном приказе «розряд от Поля и по украинным городом». В Москве, надо полагать, считали, что обессиленный хан не решится в этом году на выход к русским пределам. Поэтому полки на «берегу» было решено не развёртывать, но расписать воевод с немногими людьми по украинным городам. А чтобы хан не передумал и всё-таки не попытал счастья на государевой украине, его решено было снова, как и прежде, «забить» в Крым, за укрепления Ферах-Кермена (Перекопа). Эту задачу предстояло решить русским ратным людям, посланным на Дон и на Днепр, вместе с ногаями Исмаил-бия.

Замысел кампании Иван Грозный раскрыл в общих чертах в послании бию, которое доставил в Орду царский посол сын боярский П. Совин. Царь сообщал, что, продолжая делать «недружбу» крымскому «царю» и памятуя о своём обещании держать «Смаиль-князя» в курсе своих планов, он намерен отправить, как прежде, «по сеи весне на Днепр наместника своего черниговского диака Ржевского со многими людми да Тягрибердеи мирзу кипчака, которои к нам приехал служити из Крыму. А велели есмя им с Днепра крымскому царю недружбу делати, сколко им Бог поможет». На Дон же, продолжал царь, с особым заданием отправится сын боярский И. Извольский «со многими людми». Перед ним будет поставлена задача оказывать самому Исмаилу или его людям — кто из них отправится на войну с крымским — всемерную поддержку и, самое главное, «перевозы держать». Кроме того, по словам Ивана, князь Вишневецкий с черкесскими князьями убыл в «Черкасы Пятигорские» «делать недружбу» Девлет-Гирею «с Черкасской стороны». Одним словом, продолжал Грозный, «наша мысль, что тебе (Исмаилу — В.П.) самому пригоже ити за Волгу на крымскую сторону и стати тебе на усть Медведицы и с усть Медведицы (имеется в виду место впадения реки Медведица в Дон на территории нынешней Волгоградской области — видимо, именно здесь поставил в предыдущем году городок И.М. Вешняков — В.П.) дети своих и племянников на Крым отпустити тово для: которые ваши люди ещо в Крыме остались, и те люди, послышев тебя, что ты сам стоишь на Медведице, все у тебя будут». Одним словом, хан, ещё больше ослабевший после того, как от него ушли ногайские мурзы со своими улусами, «послышев тебя (Исмаила — В.П.), что ты сам идешь, а Вишневецкой с Черкасские стороны с черкасы идет, а з Днепра рать же идет, и он против детей твоих и племянников и наших людей не станет же». И на сладкое Иван пообещал Исмаилу, что его государевы стрельцы «ждут готовы» бия и его родичей и встанут под его знамёна, как только тот выступит в поход.

Итак, царский замысел был ясен. Крымский улус предполагалось атаковать с трёх сторон одновременно. Со стороны Днепра удар должен был нанести дьяк Ржевский, со стороны Кубани — Вишневецкий с черкесскими князьями, а со стороны Приазовья — исмаиловы ногаи вместе с посланными на Дон государевыми ратными людьми и тамошними казаками. При этом Иван настаивал на том, чтобы ногайский бий «однолично безо всякого переводу сево лета над Крымом промышлял безотступно по тому, как есми к тебе свою мысль приказал», пока на дворе «пригожее» время для такой операции и «чтоб Вишневетцкого и Дьяково стоянье не безлеп было».

Одним словом, памятуя об успешных действиях ногаев против крымцев зимой 1559–1560 годов, в Москве решили продолжить стратегию истощения Крыма непрерывными набегами. Основная роль в них отводилась ногаям. Это и немудрено. Судя по всему, внимание Ивана и Боярской думы всё больше и больше переключалось на западное направление — туда, где никак не заканчивалась злосчастная Ливонская война, и где назревал новый масштабный военный конфликт: очередная, уже шестая, если вести отсчёт от «Пограничной войны» конца XV века, русско-литовская война. Однако именно Исмаил и его ногаи были самым слабым звеном этого плана, и, как показали дальнейшие события, кратковременная вспышка их активности не получила продолжения.

От замыслов к делу

Начнём с того, что происходило в Поле и на его северной окраине. Пока государевы служилые люди шли в намеченные по первоначальному плану места, готовясь к совместным с Исмаилом и его ногаями действиям против крымского, в Москве по ходу дела вносили коррективы в расстановку сил на крымской украине. Похоже, в русскую столицу пришли какие-то вести с Поля о том, что там объявились татарские загоны, и на всякий случай на реку Сосну (вероятно, в район нынешних Ливен) из украинных городов выдвинулась небольшая (надо полагать, «лехкая», без громоздкого обоза и наряда) трёхполковая рать во главе с дедиловским воеводой князем А.И. Воротынским. Правда, постояв некоторое время на Сосне и приев взятые с собой припасы, рать вернулась обратно — неприятель не явился.

Однако положение на пограничье оставалось напряжённым. Какие-то слухи о бродивших то тут, то там татарских отрядах периодически поступали к окраинным воеводам, а оттуда в Москву. По возвращении князя А.И. Воротынского с Поля на всякий случай была переписана заново роспись воевод в «полских» городах и перераспределены силы в них. В мае сын боярский Ф. Чулков со «многыми» казаками и с Тягрибердеем мурзой отправился на Дон «от Смаиля вести ждати и заодин промышляти над Крымскми улусы». Затем в июле месяце из Рыльска тамошний воевода князь В.И. Елецкий прислал весть, что «приходили на рыльские места крымские люди, а от тех крымских тотар приехал тотарин Илиман на государево имя. А сказал тот татарин в роспросе, что царевич крымской стоит на Удах, а с ним дватцать тысечь людей».

Сторожи, похоже, как обычно, сильно преувеличили численность татар: на взгляд автора, речь стоит вести о 5 000–7 000 татар с заводными конями. И всё же двадцать не двадцать, но несколько тысяч крымских джигитов, обретавшихся рядом с государевой украиной, — повод для беспокойства более чем серьёзный. Отдельные татарские «станицы» большой угрозы не представляли: набегут на украину, разорят деревеньку-другую, схватят нескольких пленников, угонят пару табунов коней — и всё, комариный укус. А вот приход большой рати — это проблема, и проблема тем бо́льшая, чем больше рать. Тут несколькими десятками пленников и сожжённым хутором или заимкой не отделаешься. Не случайно рать, которую спешно послали в Тулу, возглавил не кто-нибудь, а сам князь И.Д. Бельский, под началом которого «ходили» пять полков и одиннадцать воевод. Войско, судя по всему, было немаленьким. В разрядных записях перечислены 46 сотенных голов, а это позволяет предположить, что всего в войске было около 6 000–8 000 «сабель» и, возможно, некоторое количество посаженных на конь стрельцов и казаков — до 1 000.

Предпринятые меры предосторожности оказались совсем не лишними. Сам Дивей-мурза, «дума царская» и «всему промышленник», со своими ногаями и крымскими мурзами и их людьми — всего, по сообщению «языков», у Дивея было около 3 000 воинов — пришёл на государеву украину. Сперва он атаковал Рыльский уезд, а 2 августа объявился в районе Потежского леса на реке Осётр, между Тулой и Зарайском. Понятно, почему татарам была оказана такая «честь»: сам И.Д. Бельский выступил им навстречу, ведь Дивей-мурза считался первым крымским военачальником.

Увы, предотвратить худшее не удалось. Пока русские воеводы собирались, пока они «ходили» за татарином, Дивей-мурза успел нахватать полону и пошёл назад. Преследуя его, рано утром 6 августа передовые отряды русского войска дошли до татарского лагеря на Верхнем Дону, однако неприятельские сторожи успели их заметить. По приказу Дивея татары «полон посекли и иной пометали, а сами бегом отошли». Воеводы не стали рисковать и повернули назад.

На этом волнения на границе не закончились. «Полские» сторожи регулярно доставляли вести о том, что в степи бродят татарские отряды — и порой немалые. На границу были посланы дополнительные силы. Возникает закономерный вопрос: с чего бы это вдруг крымцы стали проявлять такую активность, ежели они должны были сидеть в Крыму тихо, аки мыши под веником, имея с одного боку Матвея Ржевского, с другого — ногаев, а с третьего — Вишневецкого с черкесскими князьями?

Гора родила мышь

Как ни странно, ни официальная летопись, ни разрядные записи ничего не сообщают о действиях посланных на юг ратных людей — что на Днепре, что в Приазовье. Это молчание выглядит более чем странным, особенно если учесть, что, к примеру, в летописи есть сведения об успешном рейде головы Ивана Черемисинова со стрельцами из Астрахани на Кавказ, на Тарки и учинённый там погром. А о значительно более масштабных походах Ржевского, Чулкова и Вишневецкого — ни гу-гу, хотя в предыдущие годы летописец исправно фиксировал одоления и победы над супостатами. Если сопоставить оживление крымцев и их выходы из Крыма в Поле с этим молчанием, то сам собой напрашивается вывод, что в этом году похвалиться Москве было нечем. Хитрый план, задуманный Иваном и его боярами, сорвался.

Косвенно этот тезис подтверждают турецкие источники и переписка Ивана Грозного с Исмаил-бием. Французский посол в Стамбуле доносил своему королю в начале 1561 года, что «капитан Дмитрашка» возглавил черкесов, а из Каффы писали, что «Дмитрашка» с черкесским князем Кансуком подступал к Азову, но потерпел неудачу. При этом Кансук и один из его братьи был убит, равно как и несколько начальных людей «Дмитрашки», а их головы комендант Азова в знак одержанной победы отослал султану в Стамбул. Обеспокоенный очередным нападением казаков на Азов султан весной 1561 года послал на Азовское море эскадру с десантом, которая оставалась там до конца лета, препятствуя новым попыткам «капитана Дмитрашки» напасть на османские владения в Приазовье. Иван же не стал далее испытывать судьбу, раздражая султана, отозвал князя с Кавказа и отправил его снова в низовья Днепра «делать недружбу» Девлет-Гирею.

Исмаил тоже подвёл Ивана. Ногайское посольство, прибывшее в Москву в мае 1560 года, доставило русскому царю биеву грамоту. В ней Исмаил сообщал, что он бы и рад совершить поход на «крымского», но…. А дальше следовал целый ряд условий, выполнением которых обуславливал бий свою готовность «недружбу делати» Девлет-Гирею. Прежде всего, ежели хан сидит за Перекопом и носа оттуда не показывает, то как, вопрошал бий, его воевать в таких условиях? Потом, нельзя оставить ногайские улусы и отправиться воевать «крымского», доколе в степи «казакует» «меж Черкас и Азова» мурза Гази Урак, который, по словам Исмаила, «которые улусы к нам идут, а он их воюет. А которые гости шли из Азова в Астарахань, и он их повоевал же. И тем кунам, которым было в твоей казне быти, много убытку учинил». Другим своим врагом бий называл кумыкского шамхала, у которого укрывались враждебные Исмаилу мурзы и их люди под началом одного из племянников Исмаила, детей его брата Юсуфа. Наконец, бий жаловался на действия русского наместника в Астрахани Ивана Выродкова, который притеснял его людей: «хто ко мне едет и от меня едет, тех воюет, коней и аргамаков и доспехов не оставливает». Более того, Выродков, по словам бия, «перевозов на Волге гораздо не бережет, з другой стороны приходят воинством да войну чинят» и сквозь пальцы смотрит на то, что «астраханские люди» «воюют» его улусных людей. А ещё, писал бий, в Астрахани сидят под покровительством Выродкова враги исмаиловы и строят ему козни. И как в таких условиях можно воевать «крымского»?

Иван Грозный, чрезвычайно заинтересованный в том, чтобы Исмаил принял самое что ни на есть активное участие в войне с Девлет-Гиреем, пошёл бию навстречу. Выродков был взят под стражу, закован в цепи и доставлен в Москву. И как же ответил на это Исмаил?

В сентябре и в октябре 1560 года в Москву прибыли сперва гонец от П. Совина, а затем и ногайское посольство с грамотой от Исмаила. Сведения, доставленные ими, прояснили картину. Оказывается, Исмаил послал против «крымского» своих детей Урус-мурзу и Канбай-мурзу с 2 000 отборных всадников, к которым присоединился и Ф. Чулков с почти двумя с половиною сотнями казаков. Соединённая рать вышла к Молочным водам и разбила лагерь, из которого вперёд были высланы сторожи к Перекопу — разведать о намерениях хана и взять языков. Пока посланные отряды совершали поиск, к Урус-мурзе доставили четверых языков, схваченных в степи к востоку от лагеря ногаев и казаков. Один из пленников сумел бежать из лагеря. «И как тот беглец там (в Крым — В.П.) прибежал, — отписывал Урус Ивану, — и там рать собралася. Царь и царевич пришли к Перекопу. И нас мало было, полку было нашему быть побиту. Потому есмя не смели идти и воротилися».

Конец — делу венец?

Итак, все усилия Ивана Грозного прочнее пристегнуть ногаев к своей боевой колеснице не увенчались успехом. Исмаил был не прочь поучаствовать в этом мероприятии, но таскать каштаны из огня для «московского» он явно не стремился. Вот если бы наоборот… И Исмаил, и Урус клятвенно обещали осенью 1560 года, что как только их люди отдохнут, да ещё Москва пришлёт «в Нагаи» денег, «запасу» и подарков бию, мурзам и их людям, то они обязательно выступят в поход, если… Было ещё одно условие: надо бы, чтобы Иван угомонил Гази Урака, который, мол, собрался присоединиться к Девлет-Гирею и воевать вместе с ним ногайские улусы, пока ногайское воинство ходило бы на Крым. А вот после того…

Увы, время, отпущенное для решения крымского вопроса, неумолимо истекало. В январе 1561 года в Москву прибыло очередное литовское посольство. Переговоры закончились полным провалом: «царь и вели­кий князь перемирья с ними утвержать не велел от лета 7070-го году, от благовещеньева дни…», то есть с 25 марта 1562 года. Теперь война с Литвой стала неизбежной. А это означало, что Крым придётся оставить в покое, ограничившись обороной на крымской украине. Понимая, что за год, оставшийся до начала полномасштабной войны с Литвой, добиться поставленной цели невозможно, Иван и Боярская дума начали сворачивать наступление на Крым. И хотя русские отряды и в 1561 году продолжали действовать в низовьях Днепра и в Приазовье, они решали уже иную задачу. Они должны были беспокоить своими набегами крымские и ногайские, подчинявшиеся Гази Ураку, улусы, не давая им оправиться от бедствий прежних лет. Эта «малая» война в низовьях Днепра и Дона, совершавшаяся к тому же небольшими отрядами ратных людей под водительством атаманов и не отличавшихся «дородством» для попадания на страницы разрядных книг голов, не оставила следов в сохранившихся до наших дней русских документах.

Не пошёл Иван Грозный навстречу и очередным предложениям Исмаил-бия относительно совместных действий против Гази Урака прежде, чем вместе делать «недружбу» Девлет-Гирею. Для Исмаила «казакующий» мурза и его люди, «Казыев улус», были бельмом на глазу. Через всю переписку Москвы с Ордой в 1561–1562 годах красной нитью проходит одна и та же мысль, неустанно повторяемая бием: надо разбить казыевых ногаев, угрожавших Орде. В январе 1562 года Исмаил даже предложил Ивану организовать совместную экспедицию против Гази-мурзы с тем, чтобы согнать мурзу и его улусы с «промежка» «меж Черкас и Азова». Для этого «Смаиль князь» предложил Ивану послать летом 2 000–3 000 своей конницы и 600 стрельцов по правому берегу Волги и, соединившись с ногайской ратью, идти на «Казыя мирзу». И «как с того промежка Казый сойдет, — продолжал дальше Исмаил, — и ож даст Бог Крым взятии, тот минят (обязательство — В.П.) на мне будет по тому, что по два года с ряду которая животина за Перекопью будет, то поемлю, и хлеб потравлю. И по том будут голодни (крымцы — В.П.), сами ж рознью порушатца…».

Но это предложение было сделано слишком поздно. Ещё летом 1561 года в Ливонии начались столкновения между русскими и литовским войсками, и «долгожданная» русско-литовская война де-факто началась. В декабре 1561 года Иван отправил в Крым гонца с грамотой, в которой русский государь «писал ко царю (Девлет-Гирею — В.П.) о дружбе». Точка в истории о русском наступлении на Крым была поставлена.