Как воевала римская армия эпохи принципата: полевые сражения

Как правило, сражению предшествовала воодушевляющая речь полководца, после чего войска вступали в бой. Сражение начинали отряды, вооружённые луками, пилумами (дротиками) и пращами, а также катапульты и баллисты. Обстрел метательным оружием имел целью не столько нанести урон противнику, сколько расстроить его ряды и подготовить атаку тяжёлой пехоты. Во времена расцвета Римской империи легионная артиллерия была весьма многочисленной — на легион приходилось 55 карробаллист (по одной на центурию) и 10 онагров (по одному на когорту). Первыми открывали огонь метательные машины, стрелявшие на наибольшее расстояние, затем, по мере приближения врага, в бой постепенно вступали лучники, пращники и прочие застрельщики (в период ранней империи такие отряды могли состоять из специализированных подразделений).

Подразделения лучников представляли отдельные когорты, о чём сохранилось немало свидетельств. Вот названия некоторых из них: cohors I Tyriorum saggittariorum, cohors XX Palmyrenorum equitata sagittariorum и так далее. Существует ряд свидетельств того, что легионеры имели на вооружении пращи и при необходимости также могли выступать в роли застрельщиков, но в основной массе отряды застрельщиков набирались во вспомогательные подразделения. Известно, что две армии могли долго вести бой метательным оружием, не вступая в рукопашную схватку.

Если враг оказывался стойким и упорным, в бой вступала тяжёлая пехота — в первой линии могли находиться как легионеры, так и когорты ауксилариев. Битва представляла собой столкновение двух линий, непосредственно вовлечёнными в которое оказывались лишь бойцы, стоявшие в первых рядах. На то, что строй был един и дисциплинирован, указывают многочисленные источники. Есть несколько вариантов того, какое пространство занимал легионер во время битвы. Полибий пишет о том, что на одного бойца приходилось 6 футов по фронту его отряда, Вегеций утверждает, что каждый легионер занимал пространство лишь в 3 фута — судя по всему, речь идёт о характеристиках свёрнутого и развёрнутого построений.

Перед началом атаки воины выкрикивали боевой клич и бросали во врага пилумы, которыми были вооружены легионеры и многие когорты ауксилариев. Устройство римского пилума позволяло при попадании в щит противника оставить последнего без защиты. Застревая в щите, пилум делал невозможным его применение, и враг вынужден был бросать щит. Во время сражения не всегда происходило сближение, и у врага было достаточно времени, чтобы подобрать прилетевшие дротики и метнуть их обратно. Поэтому конструкция римских пилумов была рассчитана так, чтобы при попадании в щит они ломались пополам и не могли быть использованы повторно. С учётом того, что у большинства варваров хорошо вооружены были лишь первые ряды, такая атака приводила к замешательству, останавливала и нарушала строй перед столкновением. Иногда залп дротиков мог привести к бегству врага — потери от него были невелики, но существенно влияли на боевой дух варваров. В идеале после броска пилумов римляне должны были начинать энергичную рукопашную атаку, не позволяющую противнику сплотить ряды.

Продолжительность битвы, как правило, была небольшой — известны лишь исключительные случаи, когда она шла весь день. При этом стоит отметить, что целый день длилось не рукопашное сражение, а дистанционные бои. Вопреки расхожему мнению о том, что римляне в первую очередь стремились к рукопашной схватке, битвы зачастую сводились именно к бою на расстоянии с использованием разнообразного метательного оружия — стрел, дротиков и пращ.

Рукопашный бой

Если же враг выдерживал обстрел и сам атаковал, то римляне, упёршись щитами и подперев их плечами, напирали на него, наиболее сомкнув две первые шеренги. В это время третья и четвёртая шеренги продолжали метать дротики.

Римляне пришли к выводу, что более практично использовать несколько боевых линий, а не формировать одно глубокое построение, считавшееся нормой для других древних армий. Несколько линий можно было использовать по-разному, включая широкомасштабное тактическое маневрирование войсками из вспомогательных линий — именно это произошло в битвах на Метавре, на Великих равнинах, при Заме, при Киноскефалах, во втором сражении при Херонее и при Фарсале.

Впрочем, первостепенной целью системы с множеством линий было обеспечение механизма замены уставших и ввода в бой подкреплений. Ливий прямо описывает этот процесс в манипулярном легионе, хотя анахронически помещает его в более ранний контекст. Цезарь упоминает, как свежие когорты сменяли уставшие в битвах при Илерде и Фарсале. Древние авторы неоднократно утверждали, что возможность замены уставших бойцов свежими являлась преимуществом, дававшим римлянам возможность взять верх над врагом равной или даже превосходящей численности, однако выстроенным в одну линию.

Сражаясь против преимущественно пеших армий, римские военачальники старались взять инициативу в свои руки и атаковать первыми, выбрав слабое место во вражеских боевых порядках. Тяжёлая пехота наносила массированный удар, пользуясь глубиной построения и возможностью заменять уставших в первых рядах. В ходе рукопашной атаки задние ряды напирали на передние, пытаясь смять и нарушить строй противника. Во время передвижения тренированность римлян и деление строя на небольшие части не позволяли распадаться линии легиона.

Штандарты и знамёна

Сплочённость во время манёвров обеспечивали знамёна (орлы, signa, vexilla), за которыми воины должны были постоянно следить. Ещё со времён военных реформ Мария единство римской армии скрепляли именно хранители воинских святынь: знамён (signum) и орлов (aquila), а в дальнейшем — изображений императоров (imago). Находясь во время сражения в первых рядах, они поднимали дух воинов, заставляли их более мужественно сражаться, преодолевая самое отчаянное сопротивление варварских дружин. С воинскими знаками была связана и религиозная жизнь легионеров — святыни обожествляли, верили в их сверхъестественные силы. В I-III веках главное место в армейской религиозной жизни занимали культы императоров и верховных римских божеств. Наконец, как сообщает военный историк начала IV века Флавий Вегеций Ренат, боевые знамёна во время сражения служили ориентирами для рядового состава, являясь одной из разновидностей немых сигналов, подаваемых офицерами своим подчинённым.

Многие римские полководцы умело использовали веру солдат в символы военной мощи Рима для достижения победы. Аппиан сообщает, как в сражении под Орхоменом конные орды Митридата VI стали теснить легионеров, которые оробели перед сильным противником. Тогда командующий войсками Сулла, схватив легионного орла, увлёк воинов в атаку и разгромил врага. Известно, что подобным образом не раз поступал и Цезарь.

По свидетельству Вегеция, главным знаком всего легиона являлся орёл, которого нёс орлоносец (аквилифер). В случае потери святыни воинская часть расформировывалась. На нижнем Дунае так произошло во время дакийских войн императора Домициана (86-87 годы н. э.), когда префект претория Корнелий Фуск во главе V легиона Жаворонков попал в засаду в Карпатских горах, лишившись и головы, и армии. Лишь через двадцать лет победоносные воины Траяна смогли вернуть гордый символ римского могущества. Можно предполагать, что все знаменосцы были хорошо проверенными, мужественными людьми с большой выслугой лет. Цезарь в «Записках о гражданской войне» рассказывает о подвиге одного из своих орлоносцев в битве при Диррахии. Уже лишившийся помощи офицеров (которые погибли), тяжелораненый и теряющий силы, он до конца не отпускал своего орла, протянув его лишь приближающимся знакомым кавалеристам со словами:

«Я много лет, пока был жив, добросовестно охранял его; с той же верностью теперь, перед смертью, возвращаю его Цезарю. Заклинаю вас, не допустите воинского бесславия, которого до сих пор не случалось в войске Цезаря! Доставьте Цезарю его целым!»

Тацит в одном из своих произведений даёт подробное описание хода сражения у Граупийских гор. В нём затрагиваются все аспекты боя:

«Сначала, пока противники не сошлись вплотную, бой вёлся ими на расстоянии, и бритты при помощи своих огромных мечей и небольших щитов упорно и вместе с тем ловко или перехватывали пущенные нашими дротики, или отбивали их на лету, одновременно осыпая нас градом стрел, пока Агрикола не обратился, наконец, к четырём когортом батавов и двум тунгров, призвав их пустить в ход мечи и вступить в рукопашную схватку, в чём благодаря длительной службе в войске они были опытны и искусны, и что давало им перевес над врагами, ибо лишённый острия меч бриттов непригоден для боя, в котором враги, столкнувшись грудь с грудью, вступают в единоборство. И вот батавы стали обрушивать удары своих мечей на бриттов, разить их выпуклостями щитов, колоть в ничем не прикрытые лица и, сокрушив тех, кто стоял на равнине, подниматься, сражаясь, по склону холма, а остальные когорты, соревнуясь с ними и поддержанные их натиском — рубить всех попадавшихся им на встречу; и, торопясь довершить победу, наши оставляли за собой легкораненых и даже невредимых врагов. Между тем, и отряды конницы, после того, как колесницы бриттов были обращены в бегство, ринулись на неприятеля, с которым дрались наши пешие. И хотя они своим появлением вселили в него ещё больший страх, всё же из-за плотных скопищ врага и неровности местности их порыв вскоре выдохся; и всё происходившее здесь меньше всего походило на боевые действия конницы, ибо с трудом удерживавшихся на склоне всадников теснили, к тому же, тела сбившихся в беспорядочную кучу коней. И нередко неведомо как затесавшиеся в эту суматоху колесницы, а также перепуганные, оставшиеся без всадников кони наскакивали на них, как кого заносил страх, и сбоку, и спереди. Тогда те из бриттов, которые, не участвуя в битве, всё ещё занимали вершины холмов и, стоя в бездействии, насмехались над малочисленностью римского войска, стали понемногу спускаться с возвышенностей и обходить побеждающих с тыла, в чём они и успели бы, если б Агрикола, именно этого и опасавшийся, не бросил на наступающего противника четыре конных отряда, прибережённые им на случай возможных в сражении неожиданностей; и чем яростнее враги набегали на них, с тем большим ожесточением были отбиваемы и обращаемы в бегство».

Можно предположить, что это сражение шло по строго продуманному плану римского полководца. Удар пехоты, как обычно, начался с правого фланга и был скоординирован с атакой конницы во фланг вражеской армии. Конница римлян нанесла поражение вражеской пехоте и стала основным творцом победы. В этом сражении наблюдается несоразмерное количество пехоты и конницы по сравнению с другими сражениями римской армии — на 8000 пехотинцев, принявших участие в сражении, приходилось 5000 кавалеристов. Судя по ходу боя, практически вся конница состояла из контариев (легко одоспешенных копьеносцев). Этот факт косвенно подтверждается тем, что конница вступила в рукопашную схватку, а не вела бой на расстоянии.

Горе побеждённым

После того, как противник прекращал сопротивление и пускался в бегство, начиналось его преследование, в ходе которого проигравший нёс намного бо́льшие потери, чем во время битвы. Обычно преследование велось с привлечение пехоты и конницы, очень осторожно в связи с опасностью засад. Затем на более дальние дистанции, когда враг рассеивался, преследовать бегущих отправлялась одна конница. Уничтожение врага продолжалось до наступления темноты.

Убедившись в поражении вражеской армии, римские солдаты приступали к разграблению её обоза — этим занималась одна часть войска, в то время как другая стояла на страже. После этого происходил организованный раздел добычи.

Главными факторами успеха римской армии были отличное качество подготовки командиров и рядовых, широкое использование различных знамён и воинских реликвий, высокий боевой дух, умелое тактическое построение и маневрирование в бою, а также инициатива во время боевых действий — стремление навязать прямой бой и атаковать первыми.